мечом назгула и выглядит, как назгул?
— Не стоит судить о вещах по тому, как они выглядят, Келеборн. Форма, знаешь ли, не всегда соответствует содержанию. — Саруман наконец вышел из темного угла, подсел к столу: как всегда непроницаемый, собранный, прямой и строгий, точно хлыст. Если бы не след от ошейника на его горле, и не серое, изношенное, подпоясанное пеньковым шнурком простецкое одеяние, можно было бы подумать, что он явился сюда прямиком из Ортханка, а не из тёмных неведомых закоулков враждебной Крепости. — И, право, неужто ты действительно созрел для того, чтобы наконец попытаться меня «высвободить»? Собственно говоря, я уже и не ждал от тебя никаких поползновений в этом направлении.
Эльф положил меч на стол и тщательно вытер пальцы льняным платком.
— Не обессудь. Смею заметить, — пояснил он, — до недавнего времени нам вообще не было известно, что ты находишься в столь бедственном и отчаянном положении. Мы узнали об этом буквально несколько дней назад.
Саруман устало улыбался.
— Ну, отчего же сразу в «бедственном и отчаянном»? Ты опять судишь о вещах по тому, как они выглядят?
— В данном случае мне кажется затруднительным судить как-то по-иному, — заметил эльф. — Или истинное положение дел вновь вовсе не таково, каким настойчиво представляется?
— Почему бы тебе не предположить, что я мог побывать в Дол Гулдуре с теми же целями, что и Митрандир? Только, скажем прямо, достиг их с куда меньшими потерями и большим успехом.
Келеборн изумленно пошевелил бровями.
— Эге. Нам, видимо, ныне следует полагать, что вся эта история… плен, ошейники, прозябание в застенках Замка… была всего лишь частью твоего дерзкого и досконально продуманного плана?
— У каждого свои методы собирать сведения о Враге.
— Вон оно что. А твой орк был уверен, что твоё существование в Дол Гулдуре сродни постылому рабству, и потому невыносимо тяжко, скорбно, мрачно и беспросветно.
Белый маг все ещё улыбался — но тусклая, серовато-прозрачная бледность неумолимо проступала на его лице поверх чуть застывшей невозмутимости, как рисунок сквозь промасленную бумагу. Лишь на скулах играл слабый румянец, что придавало волшебнику вид нездоровый и лихорадочный, словно пораженному тяжёлой горячкой.
— Келеборн, друг мой, я тебя не узнаю. Ты позволил себе поверить словам какого-то орка?
— Он показался мне весьма искренним в своих убеждениях, — серьёзно сказал эльф. — Кстати, почему он сейчас не с тобой? Он так из кожи вон лез, пытаясь заполучить для тебя «эстель», что мы были уверены — удирая из Крепости, ты потрудишься прихватить его с собой хотя бы в знак благодарности.
— Я… поспешил. Мне не удалось с ним встретиться, — помолчав, сказал Саруман. — В последний раз я видел его несколько недель назад. — Его рука, до сих пор расслабленно лежавшая на столе, вдруг сжалась в кулак — с такой силой, что ногти с отчетливым звуком скребнули по дереву. — Какого лешего вы позволили ему уйти? — в холодном бешенстве спросил он. — Почему не задержали, не посадили под замок? Я надеялся, что уж на подобное усилие, Келеборн, я могу от тебя рассчитывать!
Келеборн окаменел лицом.
— Мы сделали все, что могли, полагаю, Радагаст тебе это уже объяснил. Может быть, мы вообще должны были твоего орка пристрелить?
— Ты бы перед этим не остановился, Владыка!
— Ну, будет вам, будет, друзья мои, — поспешно вмешался Гэндальф, тем временем тоже с интересом разглядывавший сарумановы трофеи. — Давайте не будем обсуждать то, что могло бы случиться… или нам не достаточно того, что уже произошло? Раз уж в Крепости Гэдж так и не появился, следует полагать…
— Следует полагать все, что угодно, — яростно оборвал Саруман. — Я даже не знаю, жив ли он сейчас!
Гэндальф и Келеборн быстро переглянулись.
— Значит, есть надежда… — эльф запнулся.
— На что? — с вызовом спросил Белый маг. — На то, что он сгинул где-то на болотах?
— В сложившихся обстоятельствах это было бы для него лучшим выходом, я думаю, ты сам это осознаешь, — чуть помедлив, отозвался Келеборн. — Да и для нас — тоже… И я, конечно, понимаю, Саруман, что длительное пребывание среди орков ни для кого не проходит бесследно, но ты нас весьма обяжешь, если впредь все же будешь сохранять хладнокровие и держать себя в руках. Мне жаль, что с твоим мальчишкой… так получилось, но вряд ли мы сейчас можем что-то с этим поделать. Нам теперь стоило бы подумать не о том, что с ним стряслось, а о том, что́ предпринять в случае, если развитие событий пойдёт по худшему варианту.
Саруман молчал. Сидел, поставив локти на стол и уперевшись лбом в сцепленные «замочком» пальцы, подпирая голову руками, словно боясь вот-вот уронить её на столешницу.
— Ладно, ты прав. Мне нужно прийти в себя. Мне слишком долго пришлось… чувствовать себя водой. — Он рывком поднялся и отступил, отвернулся к окну, то ли наблюдая за тем, что происходит во дворе, где Смоки с невинным видом гонял по загону испуганных кур, то ли просто не желая встречаться с собеседниками взглядом. — Ты отправил гонцов в Ривенделл и Серые Гавани? — спросил он через плечо.
— Да, — сказал Келеборн, — Элронд будет здесь на следующей неделе. Нам нужно собраться в Лориэне и обсудить… все произошедшее.
— Хорошо. К этому времени, полагаю, удастся выяснить, что там все-таки случилось на болотах и чего нам ждать в ближайшее время.
— Ты что, беднягу Гарха вновь отправил на разведку? Туда, в Замок? — негромко спросил Гэндальф. — Чтобы, гм, узнать ответы на насущные вопросы?
Белый маг быстро обернулся:
— А ты склонен полагать это очередным безрассудством?
— Н-нет… Я склонен верить, что твой ворон во всяком случае будет достаточно осторожен.
Саруман по-прежнему стоял возле окна, и в луче света, падающем со двора, не видно было его лица.
— Я уже не знаю, на что надеяться, Гэндальф, и во что верить… и существуют ли ответы на те вопросы, которые я себе задаю. А Гарх… будет осторожен, да. Этот старый валенок — кажется, единственный из тех, на кого я сейчас действительно могу полностью положиться.
***
Обыск оставил на внутренностях лекарской каморки явственный след. Дверцы шкафчиков были распахнуты, занавеси сорваны, лавки опрокинуты и брошены как попало, даже вода из чана оказалась вылита — искали, что ли, улики на дне посудины? — только рядом на полу темнела одинокая лужица. В столешницу был воткнут зубчатый хирургический крючок — так глубоко и основательно, что Гэдж с трудом сумел его выдернуть.
Эорлим смотрел недоверчиво. Ничего хорошего он уже давно и ни от кого не ждал.
Гэдж нашёл на полке остатки мази из цикуты —