— Максимум две тысячи человек из десяти миллионов восстановленного населения. Он речист, но не влиятелен.
— А религиозные движения?
— Как всегда сильны.
— Гм. — Фаррен Сайлиом покачивал головой с таким видом, будто подбрасывал плохие новости в тлеющий костер своего раздражения. — А как вы охарактеризуете Новых Предпринимателей?
— Не опасны.
— Не опасны? — Президент выглядел чуть ли не разочарованным.
— Нет. Их благоговение перед Гекзамоном подлинное, какими бы ни были остальные верования. Кроме того, три недели назад их лидер скончалась на территории бывшей Невады.
— Естественная смерть, господин президент, — вставил Тикк. — Это существенный нюанс. Она отказалась от омоложения и записи в импланты…
— Отказалась, — кивнул Ольми, — так как ее последователям ничего подобного не предложили.
— Наши ресурсы не позволяют одарить бессмертием всех граждан Земного Гекзамона, — сказал Фаррен Сайлиом. — Если на то пошло, их общество к нему еще не готово… Еще что-нибудь существенное, господин Ольми?
Существенное имелось, но Ольми понимал, что его не стоит обсуждать в присутствии дублей.
— Нет, господин президент. Все подробности — в записи.
— Господа, — Фаррен Сайлиом протянул к собеседникам руки ладонями наружу, — о чем еще вы хотели бы спросить господина Ольми?
— У меня только один вопрос, — сказал дубль Тикка. — Как вы относитесь к открытию Пути?
Ольми улыбнулся.
— Едва ли это может иметь какое-либо значение, господин Тикк.
— Моего оригинала весьма интересует мнение людей, хорошо помнящих Путь. — Тикк родился после Разлучения; на Оси Евклида он был одним из самых молодых неогешелей.
— Господин Ольми вправе держать свое мнение при себе, — напомнил Фаррен Сайлиом.
Дубль извинился без особого смущения.
— Благодарю, господин президент, — сказал Мишини. — С нетерпением жду возможности изучить ваш полный доклад, господин Ольми.
Призраки растворились в воздухе, оставив людей над темной бездонной пустотой, из которой уже выбрались и Земля, и Луна.
— Последний вопрос, господин Ольми, и на этом мы закончим разговор. Если неогешели добьются… если им удастся склонить Гекзамон к открытию Пути, появятся ли у нас ресурсы, чтобы поддерживать Землю на нынешнем экономическом уровне?
— Нет, господин президент. Успешное открытие Пути надолго заморозит реабилитационные проекты, по крайней мере, самые крупные.
— Мы уже ощущаем нехватку ресурсов, не правда ли? Хоть и боимся это признать. Кроме того, среди землян есть люди — Мишини, например, — которые верят, что открытие принесет выгоду всем. — Президент покачал головой, а затем изобразил пикт сокрушенности и символ крайней глупости — человека, оттачивающего чересчур длинный меч.
— Я глубоко убежден, что мы должны приспособиться к нынешним обстоятельствам и жить спокойно, — сказал Фаррен Сайлиом. — Но, увы, моя власть небезгранична. Очень многие из наших граждан испытывают острую тоску по родине. Представляете себе? Даже я. А ведь я — один из тех смутьянов, что поддерживали Розен Гарднер и добивались возвращения на Землю. Тогда нам казалось, что Земля — наш истинный дом, хотя никто из выживших в Пути не бывал на ней ни разу. Подумать только, до чего же сложное у нас общество, но как при этом иррациональны и бесформенны его глубинные эмоции и мотивации! Может быть, все дело в плохом качестве тальзита[20]?
Ответом ему была уклончивая улыбка. Президентские плечи поникли. Он с видимым усилием вновь сделал их квадратными.
— Да, нам не мешает отвыкнуть от этих роскошеств. Раньше люди не пользовались тальзитом. — Он двинулся к краю платформы так осторожно, будто хотел обойти по нему пропасть, в которой снова появилась Земля. — Скажите, на планете заметна деятельность неогешелей? Я не имею в виду старотуземцев вроде Мишини.
— Нет, господин президент. Похоже, они твердо настроились не замечать Землю.
— Вот уж чего не ожидал от наших визионеров… Они еще пожалеют, что проглядели этот источник политических выгод. Неужели они возомнили, что такое дело, как открытие Пути, можно провернуть без согласия землян? Между прочим, что творится на Пухе Чертополоха?
— Борьба пока ведется в открытую. Я не заметил признаков подрывной деятельности.
— М-да, как сложно в моем положении поддерживать равновесие, сколько фракций приходится сталкивать лбами… Я знаю: мне не век сидеть в президентском кресле. Я не мастак скрывать свои убеждения, и вообще, в наше время такие убеждения скрыть непросто. С идеей открытия Пути я борюсь вот уже три года. Она не умрет, но и до добра не доведет, уж поверьте. К дому возврата нет. Особенно когда не знаешь, где твой дом. Тяжелые времена… Дефицит, усталость общества. Знаю, когда-нибудь мы откроем Путь. Но не сейчас! Прежде доделаем начатое на Земле. — Фаррен Сайлиом чуть ли не с мольбой посмотрел на Ольми. — Боюсь, любопытства у меня не меньше, чем у сенатора Тикка. Что вы думаете насчет Пути?
Ольми едва заметно покачал головой.
— Я настроился прожить без него, господин президент.
— Но ведь рано или поздно вы не сможете обновлять части тела… Или дефицит уже ощущается?
— Уже, — подтвердил Ольми.
— И что же, добровольно уйдете в городскую память?
— Или умру, — улыбнулся Ольми. — Но до этого еще не один год.
— Вы очень много лет прослужили Гекзамону, господин Ольми, и всегда оставались загадкой. К такому выводу я пришел, изучив ваш послужной список. Что ж, отставка так отставка, не буду отговаривать… Но скажите в двух словах: что может произойти, если мы откроем Путь? Ведь вы занимаетесь этой проблемой, не правда ли?
Секунду-другую Ольми молчал. Судя по всему, президент знал больше о его новом поприще, чем хотелось бы.
— Господин президент, нельзя исключить, что Путь снова оккупировали ярты[21].
— Вы совершенно правы. Наши горячие неогешели склонны недооценивать эту возможность. В отличие от меня. — Фаррен Сайлиом устремил на Ольми пристальный взгляд, затем обернулся и легонько постучал кулаком по перилам. — Официально я освобождаю вас от служебных обязанностей. Неофициально — рекомендую продолжать ваши исследования.
Ольми выразил пиктом согласие.
— Благодарю за работу на Земле. Если у вас появятся новые соображения, поставьте меня в известность любым способом. Мы высоко ценим ваше мнение, хотя вы, похоже, считаете иначе.
Ольми покинул платформу, когда в поле зрения опять появилась Земля — вечное бремя на душе, дом, от которого он отвык и который отвык от него: символ боли и торжества, крушения и новых надежд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});