Сквайр молча выслушал рассказ до конца: он сидел в кресле, глубоко задумавшись, глядя в наполовину опустевшую тарелку и мрачно пережевывая гренку.
Мистер Смидерз, что до сих пор стоял в некотором отдалении, ожидая, не понадобятся ли за завтраком его услуги, приблизился к столу. И сообщил джентльменам о том, что некие его родственники в деревне недавно упоминали — в сходных словах и крайне неохотно — о навязчивых ночных кошмарах и что он сам, Смидерз, тоже им подвержен. Дворецкого изрядно поразило, сколь похожи жуткие видения друг на друга и на те, что одолевают мистера Лэнгли; ощущение такое (говорил он), словно одни и те же образы запечатлевают в сознании многих обитателей Шильстон-Апкота, причем всех сразу. И результат тоже неизменно один и тот же: спящие резко просыпаются, все в поту, себя не помня от страха, и тут же забывают, что именно выгнало их из теплых постелей.
— Бог ты мой, Марк, да это просто эпидемия какая-то! — промолвил Оливер.
— Причем чертовски неприятная, — проворчал сквайр, отвлекаясь разом и от мрачных мыслей, и от завтрака. — Досадно, когда тебя так вот дурачат каждую ночь; но когда ты еще и не в состоянии вспомнить наваждения, когда тебя одолевает смутная, неотвязная тревога — это вам не трын-трава! Говорю тебе, Нолл, беспамятство — оно похуже самых жутких воспоминаний.
— Может, в воде что-нибудь такое содержится, — предположил Оливер. — Какая-нибудь вредоносная примесь. Что еще способно вызывать галлюцинации? Да еще сразу у столь многих?
— У нас — лучшие колодцы во всей долине, сэр, лучшие во всем Талботшире, скажу, не солгав, с чистейшей, прозрачнейшей водой, — ответствовал мистер Смидерз. — Мне очень не хочется верить, что в них наличествует хоть что-нибудь пагубное для здоровья. Весь Шильстон-Апкот использует колодезную воду; озерная для питья не годится.
При слове «колодцы» Марк и Оливер переглянулись, однако в присутствии дворецкого не проронили ни слова.
Сменив тему, Оливер поведал сквайру о том, как сражается не на жизнь, а на смерть с новой, самой длинной эпиграммой занудного Гая Помпония Силлы. Молодой человек постепенно приходил к мысли, что некоторые латинские выражения просто невозможно перевести на английский, сохранив при этом всю их выразительность и силу воздействия, поскольку в современном языке нужных эквивалентов нет; кроме того, рифмы тоже никак не подбираются; словом, работа застопорилась. На сетования друга праздный сквайр ответил кривой улыбкой и самыми искренними соболезнованиями.
Покончив с завтраком, джентльмены провели остаток утра порознь, за своими занятиями: Марк в обществе Забавника разбирал счета в кабинете, Оливер корпел над сочинениями древнего римского испанца. Ближе к вечеру они закончили все, что запланировали на тот день, и воссоединились в библиотеке — их любимом прибежище, если не считать бильярдной. Вскорости появился мистер Смидерз и возвестил о прибытии обломка древности, к Силле никоим образом не причастного.
— Заходите, сторож, заходите! — учтиво приветствовал гостя сквайр.
Это и впрямь был мистер Боттом, в черном платье, порыжевшем от времени, латаном-перелатаном; голову его венчала взлохмаченная накладка из волос. Те же обтрепанные усы, та же назойливая щетина, утыкавшая двойной подбородок, те же серые разводы на щеках, те же близко посаженные, подозрительные глазки… Грязной, заплесневевшей личностью был старик Боттом, да в придачу еще и упитанной; двигался он тяжеловесно и неуклюже, как если бы грязь забила ему сухожилия, а плесень просочилась в кости.
— Спасибочки, сэр, — ответствовал гость, переступая порог. Сквайр указал ему на пустое кресло между собою и Оливером, куда церковный сторож и плюхнулся, хотя и не без опаски. За долгую свою жизнь он побывал в Далройде не раз и не два, это верно, так что обстановка была ему вполне знакома; вот только нынешнего сквайра звали Марком, а вовсе не Ральфом; и казалось мистеру Боттому, что сей мрачноватый, скептически настроенный молодой джентльмен весьма себе на уме, чего о прежнем сквайре не сказал бы никто.
Словно из ниоткуда появились графин с вином и бокал, каковые гость с благодарностью принял, а также и табакерка — набить трубочку, и церковный сторож почувствовал себя куда уютнее, хотя по-прежнему переводил взгляд с одного джентльмена на другого, словно не вполне доверяя их мотивам.
Поскольку на данный момент ничего больше не требовалось, незаменимый Смидерз откланялся и исчез за дверью.
— Ну, как поживаете, мистер Боттом? — осведомился Марк. Нынче вечером он был непривычно сердечен; даже кривая улыбка сменилась вполне радушной. — Надеюсь, ни в чем недостатка не испытываете?
— Право же, мистер Тренч, сэр, жаловаться мне не на что, — отвечал церковный сторож, набив трубочку и прикуривая. — Хотя в толк не возьму, сэр, с какой стати меня нынче сюда позвали.
Сквайр и Оливер, каждый с сигарой в руке, обменялись многозначительными взглядами через голову упитанного мистера Боттома.
— В ваших силах помочь нам, то есть мне и мистеру Лэнгли, в одном весьма занимательном и важном вопросе, — пояснил Марк.
— Мне — помочь вам? — отвечал мистер Боттом. В топорном лице его отразилось немалое изумление. — Неужто такое возможно, сэр?
— Еще как возможно. Но не выпьете ли винца? Недурной сорт, верно? Хотя, держу пари, вашему собственному нектару в забористости уступает.
— Вино отменное, сэр.
— Должен признаться, мистер Боттом, — промолвил Оливер, наклоняясь в кресле, — что мы с мистером Тренчем сделали одно необычное открытие.
— Открытие, сэр? Оливер кивнул.
— Вы ведь хорошо знаете пещеры? Пещеры на южной стороне Скайлингденского мыса?
Лицо мистера Боттома мгновенно омрачилось — и с южной, и с северной, и с восточной, и с западной стороны. Рука с бокалом застыла в воздухе на полпути к губам; близко посаженные, подозрительные глазки так и впились в добродушного гостя из Вороньего Края.
— Пещеры, сэр?
— Да. В частности, одну из них; ее, по всему судя, облюбовал старина Косолап. Мы даже думаем, что это — его любимая берлога; у ее входа мы с мистером Тренчем, собственно говоря, и обнаружили тушу.
Церковный сторож облегченно перевел дух; бокал пропутешествовал-таки к губам, и отменное вино хлынуло в глотку.
— Так это и есть ваше необычное открытие, сэр? Честное слово, про тупорылого уже вся деревня знает. Что до необычности, так здесь уж вы мне, сэры, поверьте: все, что хоть сколько-то отдает материей, подвержено распаду.
— Наше открытие, мистер Боттом, касается не столько находки за пределами пещеры, сколько того, что отыскалось внутри.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});