штатов.
Итак, Махеш Капур проиграл по личным причинам и из-за чрезвычайных обстоятельств в семье и в избирательном округе, где кандидатура его соперника была выдвинута человеком, пользующимся всеобщим уважением. Все это вряд ли будет способствовать популярности Махеша Капура после выборов, думал профессор Мишра. Он будет выделяться в партии Конгресс как неудачник на фоне победителей. А в политике сочувствие проигравшим ничего не стоит. Так что профессор от всей души надеялся, что с Махешем Капуром как влиятельной фигурой будет покончено, а его сын, выскочка и поклонник Джойса, не дающий Мишре покоя, поймет наконец, что на факультете у него не больше перспектив, чем у его братца в приличном обществе.
И все же профессор Мишра немного побаивался, как бы что-нибудь не нарушило его планов. В классификационную комиссию входили пять человек: он сам (как заведующий кафедрой), проректор университета (возглавлявший комиссию), выбранный проректором ученый (на этот раз заслуженный, но кроткий профессор истории, ушедший на пенсию) и два специалиста со стороны из списка, утвержденного ученым советом. Мишра сам выбрал два имени после тщательного изучения списка, и проректор одобрил их, не глядя. «Вы знаете, что делаете», – сказал он профессору. Их интересы совпадали.
Двумя приглашенными специалистами, прибывавшими в Брахмпур с разных сторон, были профессор Джайкумар и доктор Ила Чаттопадхьяй. Профессор жил в Мадрасе, специализировался по Шелли и, в отличие от страстного и беспокойного поэта-бунтаря, обладал мягкими манерами и твердо верил в незыблемость мироздания, а также не видел каких-либо внутрикорпоративных разногласий. В тот день, когда у Прана случился приступ во время лекции, Мишра как раз знакомил профессора Джайкумара со своей кафедрой.
С доктором Илой Чаттопадхьяй не должно было возникнуть никаких проблем, в свое время она была обязана профессору Мишре должностью доцента. Он был членом комиссии, когда этот вопрос решался несколько лет назад, и затем при всяком удобном случае напоминал ей, что сыграл в ее избрании большую роль. Он усердно превозносил ее работу о Донне елейным тоном и был уверен, что она не будет ставить ему палки в колеса. Когда она прибыла в Брахмпур, Мишра встретил ее на вокзале и сопроводил в университетскую гостиницу.
По пути он старался направить разговор на работу завтрашней комиссии, но Ила Чаттопадхьяй разочаровала его, отказавшись обсуждать кандидатуры заранее.
– Давайте сперва все-таки с ними побеседуем, – сказала она.
– Конечно, конечно, дорогая леди, я целиком «за». Но я полагал, вы захотите узнать кое-какие детали заранее, ознакомиться, так сказать, с контекстом… Ага, вот мы и прибыли.
– Я ужасно устала, – сказала доктор Ила Чаттопадхьяй. – Какая кошмарная дыра! – добавила она, озираясь.
Казалось бы, человеку, привыкшему бывать в подобных местах, номер не должен был показаться таким уж кошмарным, но профессор Мишра был вынужден согласиться – да, мол, выглядит действительно удручающе. Университетская гостиница представляла собой ряд полутемных комнат, выходящих в общий коридор. Пол вместо ковров устилали циновки из волокон кокосовой пальмы; столики были такими низкими, что на них невозможно было писать. В номере стояли кровать и два стула, имелось несколько неисправных ламп и умывальник с краном, щедро изливавшим воду, когда его закрывали, и подававшим ее гораздо более скупо при открытии. Зато – очевидно, в виде компенсации за неудобства – вся комната была в пыльных кружевах: они занавешивали окна, накрывали абажуры и свисали со спинок стульев.
– Мы с госпожой Мишрой были бы счастливы, если бы вы пришли к нам на обед, – пробормотал профессор. – Здешние обеды можно назвать в лучшем случае более или менее приемлемыми.
– Я уже ела, – ответила Ила Чаттопадхьяй, энергично мотая головой. – А сейчас я действительно слишком измочалена для этого. Я немедленно приму аспирин и завалюсь в постель. А на эту вашу несчастную комиссию я завтра приду, не беспокойтесь.
Профессор Мишра ретировался, слегка встревоженный странным поведением доктора Илы Чаттопадхьяй.
Если бы он не боялся, что его жест неправильно поймут, он пригласил бы ее остановиться у него дома. В отношении профессора Джайкумара у Мишры подобных опасений не возникало, и его он пригласил.
– Йето йисключительно любезно с вашей стороны, – отвечал профессор Джайкумар.
Профессор Мишра слегка вздрогнул, как с ним обычно случалось при разговоре с Джайкумаром, так как последний зачастую вставлял в слова звук «й». Признак йисключительной бессистемности мышления, полагал Мишра.
– Ничего особенного, ничего особенного, – отвечал Мишра слащавым тоном. – Вы – гарантия стабильности нашей кафедры в будущем, и самое меньшее, что мы можем для вас сделать, – это оказать вам гостеприимство.
– Да-да, добро пожаловать, – поспешно и робко присоединилась к мужу госпожа Мишра, сложив руки в намасте.
– Вы, я уверен, уже ознакомились с заявлениями кандидатов и тому подобным, – оживленно произнес профессор Мишра.
– Ну да, йестественно, – ответил профессор Джайкумар чуть удивленно.
– Я хотел бы, если только вы не против, изложить пару соображений, которые облегчат всем нам завтрашнюю задачу… – произнес Мишра. – Чтобы дать вам, так сказать, общее представление и избавить от сомнений и лишних затрат времени. Вы ведь, как я понимаю, завтра же уезжаете семичасовым поездом.
Профессор Джайкумар промолчал. Стремление ответить учтивостью на учтивость боролось в нем с нежеланием поступаться принципами. Мишра решил, что молчание – знак согласия, и продолжил свою речь. Профессор Джайкумар кивал время от времени, но по-прежнему ничего не говорил.
– Итак?.. – произнес профессор Мишра в заключение.
– Большое спасибо. Благодарю вас. Все это действительно облегчает задачу. Теперь йя просвещен и предупрежден. Да, йето было очень полезно, – ответил Джайкумар уклончиво и добавил: – А теперь йя должен исполнить обряд.
– Конечно, конечно, – согласился Мишра, удивляясь внезапно нахлынувшему на профессора Джайкумара приступу набожности и надеясь, что имеется в виду не обряд очищения.
18.9
Незадолго до одиннадцати часов на следующее утро члены квалификационной комиссии собрались в кабинете проректора, облицованном темными панелями и оборудованном всем необходимым. Заведующий канцелярией университета тоже присутствовал, хотя и не входил в состав комиссии. Кандидаты на звание доцента ожидали своей очереди в приемной.
Когда все выпили чая с печеньем и орешками кешью и поболтали на посторонние темы, проректор взглянул на часы и кивнул заведующему канцелярией. Был вызван первый кандидат.
Профессор Мишра был не вполне удовлетворен развитием событий. Доктор Ила Чаттопадхьяй пребывала в том же некоммуникабельном настроении, что и накануне, но еще больше его беспокоило то, что он до сих пор не знал точно, как решился вопрос с кандидатурой Махеша Капура. По какой-то причине подсчет голосов не был закончен накануне к вечерней радиопередаче новостей, и имя победителя названо не было. Больше ничего профессор Мишра об этом не знал и не смог связаться со