– Очень сыро. Девочка покашливает. Хорошо бы где-то обсушиться, сварить горячего.
Робер кивнул.
– Осталось недолго.
– А как твоя рука?
– Спасибо, получше.
– В самом деле?
Робер улыбнулся, медленно сжал и разжал правый кулак.
– Не понимаю, – сказала Леонарда. – Как же так? Аква пампаника…
– Ты знаешь, обратья настоятельница, я начинаю подозревать, что добрые дела иногда вознаграждаются самым замысловатым образом. Ну, чего грустим?
– По-моему, тебе просто отчаянно везет, Роби. И такое везение пугает. Следует ждать чего-то нехорошего…
– Ты думаешь?
Леонарда покачала головой.
– Нет. Я не думаю. Я это чувствую.
– Что ж, нам нужно быть более бдительными, – серьезно сказал Робер.
Но от страшной усталости как раз бдительность-то они и потеряли. И в самый неподходящий момент.
Это случилось уже на подъеме к Тиртану. Выше по склону над тропой нависала небольшая скала. Никто не заметил, как и откуда на камне оказался человек. Его скуластое лицо со сросшимися бровями и тонкими усиками было бесстрастным. Он сидел положив ногу на ногу и спокойно похлопывал по сапогу стволом пистолета. Рукоятка другого торчала у него из-за пояса. А на поясе висела сабля. А за спиной – арбалет.
Первым его увидел Глувилл. Он вздрогнул и попятился. Из-под его ног вниз покатились камушки.
– Тихо, Гастон, – сказал Робер. – Не дергайся. А ты, Зейрат, подумай.
Зейрат хмыкнул.
– Я? О чем?
– Не о чем, а о ком. О себе подумай.
– Вот как? Поясни.
– Пожалуйста. Допустим, ты со своим отрядом приведешь меня к Керсису. Он тебя, конечно, чем-нибудь наградит. А что будет потом?
– А что будет потом?
– Нужны ли новому эпикифору свидетели, которые точно знают, что избрание произошло при жизни старого? Это же незаконно! Будет ли Керсис уверен в твоей вечной верности, в том, что тайну эту ты унесешь в могилу?
Зейрат усмехнулся.
– Вряд ли.
– Тогда намного разумнее просто меня не найти.
– Смелое предложение.
– Разумное.
– Смотря для кого.
– А чем ты рискуешь? Ну, вызовешь некоторое недовольство патрона, которое придется потом заглаживать. Да, это и неприятно, и хлопотно. Однако никакого прямого повода желать твоей смерти у Керсиса еще не будет. Подумай, Зейрат.
– Уже подумал. Есть и другой выход.
– Убить меня?
Зейрат ухмыльнулся. Робер с сожалением покачал головой.
– Ты плохо подумал.
Зейрат поднял брови.
– Знаешь, де Умбрин, ты мужик неплохой. Без нужды никому пакостей не делал. И я помню некоторые вещи, за которые следует быть благодарным. Если найдешь причину, по которой тебя следует оставить в живых, я с удовольствием забуду вот эти грибантонские отметины, – Зейрат расстегнул плащ и показал две пулевые вмятины на своей кирасе. – Но пока такой причины я не вижу.
– Могу назвать.
– Говори. Только пусть твоя дочь не тянется к арбалету, я стреляю лучше.
Робер обернулся и еще раз покачал головой.
– Зоя, это правда. Я не знаю человека, который стрелял бы лучше проконшесса Зейрата. К тому же у него очень выгодная позиция.
Зоя с досадой опустила руки. Зейрат усмехнулся.
– Не расстраивайся, девочка. Нет человека умнее твоего отца. Хитрее есть. Умнее – нет. Я бы ни за что вас не нашел, если б не помог случай. Зря вы не убили того рыбака. Твоего отца подвела доброта. Запомни: в нашем мире доброта губительна.
– Но разве не его доброта мешает вам сейчас э-э… отправить нас к Пресветлому? – вдруг возразила аббатиса.
Зейрат прикусил тонкий кончик уса.
– Этого мало. Так в чем же причина, де Умбрин?
– Видишь ли, в нашем ордене судьба страшно переменчива. За примером далеко ходить не надо: если даже великий сострадарий может легко потерять и пост, и голову, то, уж извини, что говорить о проконшессе…
Зейрат кивнул.
– Продолжай. Только покороче.
– Постараюсь. Ты уже догадался, куда мы идем. Кто знает, не придется ли в один прекрасный день этим же путем воспользоваться и тебе? Моя помощь в таком случае будет нелишней, а слово свое я держу. В отличие от Керсиса… Что скажешь?
– Откуда такая уверенность, что небесники вас примут?
– Вовсе я не уверен. Но если не примут, ты-то от этого что теряешь?
Зейрат задумчиво почесал нос стволом пистолета.
– Как так получается, де Умбрин? Мы оба прошли очень неласковую школу, оба успели натворить много чего. А ты все же не захотел убить никчемного старикашку. Теперь вот и мне не хочется убивать тебя, хотя я имею, – Зейрат усмехнулся и постучал по своему панцирю, – все основания. А этот, – Зейрат кивнул на Глувилла, – он же пытался тебя отравить! Но сейчас верой и правдой тебе служит… Скажи, люминесценций, ты что – пророк? Новый мессия? Или распространяешь невидимую заразу?
Робер затряс головой.
– Э, э, не надо придумывать нового святого. От Корзина еще не скоро поправимся… Думаю, дело совсем не во мне. Или не совсем во мне.
– А в ком тогда?
– А во всех нас. Наверное, стремление к добру заложено изначально. В каждого.
– Вот как? Вместе с жадностью, властолюбием, эгоизмом, похотью?
– Да, как ни трудно поверить.
– И в Керсиса заложено?
– Безусловно. Как и в любого другого. Кому-то досталось побольше, кому-то меньше, но – заложено в каждого.
– Почему же мы друг другу тогда не братья, – тут Зейрат сморщился, – а совсем наоборот, обратья?
– Увы, стремление к добру не относится к числу самых сильных. Оно уступает и голоду, и жажде, да много чему еще уступает. Но оно может развиваться. Иногда просто оттого, что надоедает зло. А чаще это случается в ответ на внешнее добро. Словно свеча загорается от другой свечи. Это, кстати, прекрасно видно по тебе, Зейрат.
– Ну-ну, – проворчал Зейрат. – Не слишком-то обобщай. Я, так и быть, оставлю вас в покое. А вот остальная наша обратия… Небесники к власти в Покаяне пока не пришли. Так что, если не съем я – съедят меня.
– Зейрат! – окликнула аббатиса.
– Да?
– Я хотела сказать… Словом, дорогу вы теперь знаете.
Зейрат неожиданно вздохнул.
– Словом – да. Вот только не знаю, куда она заведет эта ваша дорога.
Робер взглянул на небо.
– Куда-нибудь, откуда получше видно.
– С эшафота хорошо видно, – буркнул Зейрат. – Здесь, – он махнул пистолетом за спину, – вы на плато не пройдете, наверху засада, там стоит мой отряд. Ищите другой путь! Я буду ловить вас на востоке.
– Учтем, – сказал Робер.
– Учти еще, что поисковых отрядов много. Оба берега Огаханга усердно прочесывают с собаками. Дня через два какой-нибудь из этих отрядов непременно наткнется на ваш след. Не думаю, что вам следует попадаться им живыми.
Не оборачиваясь, этот добрый убийца стал подниматься по опасной осыпи. Он как-то странно сутулился. Словно стыдился чего. Или боялся передумать. Или не хотел о чем-то думать. Однако ступал и ловко, и неслышно. Никакие камни из-под его ног не вываливались.
– Этот не пропадет, – с уверенностью сказал Глувилл.
* * *
Путь у них оставался только один – на юг, вдоль скалистой стены Тиртана. Несколько раз они пытались подняться по узким руслам речек, но каждый раз натыкались на непреодолимые препятствия и были вынуждены возвращаться вниз.
Мучал гнус. Заканчивалась еда. В одной из покинутых деревень удалось разжиться картошкой и даже помыться в бане. Зоя стала кашлять меньше. Но к исходу второй ночи Леонарда увидела позади далекие отблески костра. Как и предсказывал Зейрат, их след обнаружили. А справа к скалам Тиртана все ближе подбиралась граница непролазных огахангских болот.
– Ничего, ничего, – успокаивал Робер. – Выпутаемся.
Рано утром они начали подниматься по руслу очередного горного ручья. Глувилл с тоской оглядел отвесные стены ущелья и вздохнул:
– Толку не будет.
Действительно, щель в скалах постепенно сужалась и меньше, чем через километр эта трещина в гранитном теле Тиртана сошла на нет. Ручей начинался источником, бившим прямо из-под скалы.