Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так можно было бы описать встречу с Цефатом, городком, отданным во власть искусству и религии. Hо если религия стала правопреемницей города еще со времен разрушения Второго Храма, то искусство поселилось в этих местах сравнительно недавно.
Я бродил по стерильно-чистым улочкам, и тишина закладывала уши. Изредка с гомоном проходила группа туристов, и вновь тишина. Дома демонстрировали мавританский стиль зодчества. Как крепость, так и синагоги. Даже дансинг для подростков – в круглом дворе с фонтаном – точно декорация к спектаклю «Тысяча и одна ночь».
К вечеру центральная часть городка заполнялась праздно гуляющими людьми. Кого только нет: и японцы, и финны, и англичане, не говоря уж о наших, русских, истинно русских. Какой-то паренек играл на гармони флотские песенки. И пользовался успехом, а на мою попытку выведать, кто он и откуда, паренек весьма неохотно пояснил, что родом он из Вологды, зовут Владимиром, приехал в Израиль на заработки. Вот какие дела… Так вот, к вечеру вся эта вселенская толпа колобродила в барах, кафе, ресторанах, пиццериях, шашлычных, кебабных и прочих обжорках. Люди сидели на бульварах, в скверах, на видовых площадках, вызывая удивление, как разительно отличается вечерний Цефат от дневного. Особенно в Ханаанском квартале, одном из нескольких кварталов, на которые делится Цефат. Тут жили в основном религиозные евреи. В черных, отороченных мехом шляпах, из-под которых выглядывала еще и кипа, в черных лапсердаках и белых рубашках, черных чулках и башмаках. Кстати, не дай бог одежда окажется не чисто шерстяная, а с примесью льна. Или обувь не кожаная, а с примесью синтетики. Bеличайший грех! По стране колесит специальный автомобиль-лаборатория, которая проверяет одежду на «шаат нез», то есть на присутствие в богоугодной шерсти посторонних примесей. Не приведи господь обнаружить хотя бы следы льна или еще какой-нибудь вражины, даже в нитках, которыми пришиты пуговицы!
Раввин Исаак Нойман, советник по вопросам кошерности при раввинате Тель-Авива, свое дело знает круто. От каждого подозрительного лапсердака, на котором нет этикетки об отсутствии «шаат неза», раввин Нойман срезает кусочек ткани и проверяет в лаборатории. Если обнаружит следы льна – все, лапсердак запрещен к ношению.
Ортодоксальные евреи надевают впервые лапсердак в день бармицвы, то есть в тринадцатилетие. Фасон сюртука определяется в зависимости от степени религиозной строгости общества, к которому принадлежит человек… Вообще тема кошерности входит в свод бесчисленных предписаний. Верующие посвящают изучению этих законов всю жизнь. Вопрос кошерности пищи – краеугольный камень существования набожного человека. Перечислить все запреты немыслимо, хоть и весело, для человека, который не верит ни в Бога, ни в черта. Скажем, «чистота» животного, его кошерность зависит от двух признаков: жвачные и парнокопытные. Только при наличии обоих признаков разом животное годится в пищу набожного еврея. Таких животных всего десять видов. Домашний скот – корова, овца и коза, среди диких зверей – семь видов: олень, газель, антилопа, горный козел, серна, бизон и жираф. Остальные животные в пищу не годятся. Например, свинья – парнокопытная, но не жвачная. Конфуз! Дотошные предписания четко указывают набожному человеку, как избежать греха, как обращаться с мясом, птицей, молочными продуктами. Каким ножом в какое время суток, как и где приготавливать пищу, где и как ее употреблять. Например, смешивать мясное и молочное – один из тягчайших грехов. Если случайно мясное и молочное оказалось сваренным вместе, то запрещается извлекать из этого выгоду: продать нееврею или просто подарить ему, даже выбросить или скормить собакам нельзя! Надо такую пищу сжечь или уничтожить, не извлекая пользы. И это настолько очевидно, что не стоит обращаться за советом к раввину. А вот если нога или крыло птицы оказалось сломанным, тогда вопрос спорный, тогда обратиться к раввину за советом необходимо…
Законы Торы подчиняют себе еврея от рождения и до смерти. Законы тщательны и суровы, а одно их перечисление займет уйму времени, не говоря уж о толковании, на что уходит жизнь… К примеру, свод наставлений о Чистоте. Он включает самые разные области быта. От соблюдения чистоты природы до соблюдения женщиной ритуалов, связанных с физиологией. В свою очередь, наставления о Чистоте, наряду с прочими наставлениями, входят в состав трех основных заповедей, соблюдать которые надо даже ценой собственной жизни. Это запрет поклонения идолам, запрет пролития невинной крови, запрет незаконных половых связей. Отсюда и особое отношение к браку. Среди многих народов брак мужчины и женщины – нечто «курьезное», их мудрецы если и разрешают подобный союз, то из снисхождения к слабостям человека, не умеющего обуздать свою плоть. Недаром понятие святости непременно включает отказ от познания женщины. У евреев – иначе. Супружество – вовсе не уступка слабости человека, а Божья заповедь, долг и величайшее благо. Ибо первой заповедью из всех шестисот тридцати заповедей Торы является «Плодитесь и размножайтесь». Это совет, который Господь изволил сообщить Избранному народу раньше всякой другой премудрости. И ортодоксальные евреи свято блюдут волю Всевышнего. Сонную дрему улиц священного городка Цефата нередко тревожат вопли многочисленной ребятни. И если по улице шествует еврейка, то непременно за ней тянется колония детей, человек в пять—десять, и еще она толкает перед собой коляску с младенцем, и еще контуры фигуры женщины извещают о том, что она прилежно соблюдает первую заповедь Торы. Нередко рядом вышагивает муж. Гордый и независимый, как человек познавший истину. И в то же время с особо подчеркнутым уважением к своей жене. Как сказал мудрец, «если жена твоя невысокого роста, наклонись к ней и слушай слова ее», ибо «если хотите разбогатеть, воздавайте почести своим женам». Муж и жена по закону – два рода внутри рода человеческого. У каждого своя задача и свое предназначение, у каждого свои права. Мужчина – внешняя сторона мира, женщина – сокровенная, скрытая его сторона. Мужчина завоевывает и покоряет, женщина дает ему силу для свершений. Мужчина – ствол дерева, женщина – родник, питающий его. Поэтому женское начало более основательно, оно оставляет свой след в мироздании на веки вечные. Закон гласит: дети еврейки и нееврея являются евреями, в то время как дети еврея и нееврейки не могут считаться евреями…
Так они и живут, изучая Тору и плодя детей. Таких же истовых ортодоксов, как и сами. И тянется вся эта история из тысячелетия в тысячелетие. Исчезают страны, народы, цивилизации, а они продолжают свой мирской путь вопреки всем лишениям, гонениям, невзгодам, вызывая изумление, восхищение и злобу.
Толковать законы Торы – все равно что искать конец замкнутой окружности. Но не для дилетантов вроде меня. Для меня, человека сегодняшнего дня, многое кажется нелепым, смешным и наивным. А то и чуждым. Как можно в наше время скоростей и подозрительности народов друг к другу вести схоластические споры, словно ты один и живешь во всей Вселенной?..
Среди ортодоксов есть секта, и довольно обширная, которая вообще не признает Государство Израиль. Ха! Все страны мира, кроме некоторых арабских, признают Государство Израиль, а часть евреев, что живет на его территории, складывает в кошельки шекели с изображением отцов-учредителей государства, ездит по городам его транспортом, лечится в его больницах – и не признает. Почему?! Оказывается, Израиль как государство может состояться только после прихода мессии. Так завещал Всевышний. А мессия все не появляется, запаздывает, хотя со времени разрушения Второго Храма прошло не одно тысячелетие. Абсурд?! Или глубочайший смысл, понять который может только тренированный в учениях ум? Не могу ответить однозначно. Признавая мудрость Книги, интуитивно чувствуя ее Великую правоту, я в то же время испытываю острую горечь от всего происходящего. Как всякое великое творение, Книга «в своем плавании по житейскому морю» обрастает всевозможными прилипалами и паразитами, охотниками «переплыть на халяву» это житейское море. Именно об этом частенько толкуют в Израиле, именно это стало темой газетных диспутов. А в последнее время протест против засилья талмудистов выражается многолюдными демонстрациями. Зреет бунт! Но это не бунт секуляризованного общества против Торы – каждый еврей ощущает в душе трепет перед историей своего народа, – но бунт против политики религиозного центризма.
Именно эти мысли владели моим сознанием во время прогулок по городу, улицы которого топтали сефардим – потомки испанских, португальских и магрибских евреев, как некогда называли выходцев из Северной Африки. Именно Цефат стал духовным центром каббалистов, потеснив чопорный Иерусалим, который надумал взымать высокий налог с пилигримов. И пилигримы двинулись в более демократический Цефат. Так в Цефате образовалась община, в которой жили сефардим. Столетиями. Каждая община со своим раввином, своей синагогой и своей школой – иешивой. Пока не появились эмигранты из России. Те селились там, где дешевле квартиры, ни в грош не ставя религиозные особенности. Приехали ребята без предрассудков, потеснитесь. Бледнолицые, утомленные в беседах с Богом «иешиботники» только разевали рты. А олимы, среди которых было много свободных художников, ваятелей, рукодельников-кустарей, занимали живописные домики, сколачивая свою общину людей, самозабвенно преданных искусству. Каждая художественная галерея имела свое неповторимое лицо. Сколько я обошел подобных галерей! Неподалеку от синагоги раввина Иосифа Кара я услышал русскую речь. Два напряженных голоса поносили перестройку в России, что приподняла «железный занавес», в проем которого хлынул поток эмигрантов. Я замер, шпионски напрягая слух, очень уж интересно, о чем говорят ватики. А говорили они о том, что «идейные» эмигранты перевелись, что поток приносит в основном рвачей и шкурников, людей, которые годами выжидали, что перетянет – условия жизни в России или в Израиле. И вот теперь, столкнувшись с новым валом антисемитизма в России, голодом, нищетой и разрухой, дунули в Израиль, так как в Америку попасть нелегко – квота! Не желая и не умея вкалывать «по-черному», как вкалывали идейные переселенцы, осваивая пески и камни Палестины, эти новоявленные «колумбы» одержимы только желанием хорошо пристроиться…
- Взрыв - Илья Дворкин - Советская классическая проза
- Три повести - Сергей Петрович Антонов - Советская классическая проза / Русская классическая проза
- Козы и Шекспир - Фазиль Искандер - Советская классическая проза
- Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович - Советская классическая проза
- Поездка в горы и обратно - Миколас Слуцкис - Советская классическая проза