Лито глубоко вздохнул, вбирая в себя специфический запах съетчей Свободных, который накопился в этой нише, куда не доходил ветер. Шелестящий шум съетча и его влажный жаркий воздух не попадал сюда, и они оба от этого ощущали облечение.
— Я согласна, что мы нуждаемся в руководстве, — сказала Ганима. — Но если мы…
— Гани! Нам нужно нечто большее, чем руководство. Нам нужна защита.
— Возможно, защиты никакой нет. — Она посмотрела брату прямо в глаза, и сама же увидела в его глазах свой собственный взгляд, похожий на настороженную бдительность хищника. Его глаза противоречили безмятежности его лица.
— Мы должны избежать одержимости, — сказал Лито. Он использовал специальный речевой оборот из древнего языка.
Ганима более подробно пояснила его утверждение.
— Мохв'овиум д'ми хиш паш мох'м ка, — проинтонировала она. — Захват моей души — это захват тысячи душ.
— Даже гораздо больше, — добавил он.
— Зная угрозы, как ты настаиваешь. — Она произнесла это как подтверждение, а не как вопрос.
— Вабум'к вабунат! — сказал он. — Поднимаясь, ты поднимаешься!
Ом почувствовал, что его выбор — очевидная необходимость. Это должно быть сделано лучшим образом. Они должны ввергнуть прошлое в настоящее и способствовать его раскручиванию в их будущем.
— Мурият, — продолжала она, ее голос был глухим. — Это должно быть сделано с душой.
— Конечно. — Он взмахнул рукой, показывая этим жестом, что он полностью согласен. — Тогда мы посоветуемся, как это делали наши родители. Ганима промолчала. Инстинктивно она посмотрела на юг, на огромный открытый эрг, в котором показался грязно-зеленый островок дюн в последних лучах уходящего солнца. В этом направлении ушел ее отец в пустыню, когда последний раз его видели.
Лито посмотрел вниз со скалы на зеленый оазис съетча. Все погрузилось в сумерки, но он знал все эти формы и краски: цветы медного, золотистого, красного, желто-рыжего и красно-коричневого оттенков были распространены до самых скал. За скалами тянулись мерзкая полоса умершей арракисской жизни, убитой чужими растениями и огромным количеством воды, теперь служащей препятствием для пустыни.
Немного времени спустя Ганима сказала:
— Я — готова. Давай начнем. — Да, будь все проклято! — Он протянул руку и дотронулся до ее руки, чтобы смягчить свое восклицание, сказав: — Пожалуйста, Гани… Спой ту песню. Она помогает мне более легко достигнуть этого.
Ганима приблизилась к нему, левой рукой обвила его вокруг талии. Два раза глубоко вздохнула, прокашлялась и начала петь песню, которую ее мать так часто пела их отцу:
Вот я возвращаю дары, которые ты даешь,
Я лью сладкую воду на тебя.
В этом безветренном месте должна преобладать жизнь.
Моя любовь, ты должен жить во дворце,
Твои враги проваляться в пустоту.
Мы идем вместе по дороге,
Которую моя любовь проложила для тебя.
Я укажу дорогу,
Потому что моя любовь — это твой дворец…
Ее голос растворился в молчании пустыни, и Лито чувствовал, как он постепенно погружается, куда-то падает, становясь отцом, чьи воспоминания распространились, как покров в генах его немедленного прошлого.
— На это короткое время я должен стать Полом, — сказал он сам себе. -Рядом со мной не Гани, а моя возлюбленная Чани, чей мудрый совет спасал нас обоих много раз.
В свою очередь, Ганима на некоторое время поддалась воспоминаниям своей матери. Как совершенно легко это можно было сделать женщине, и в тоже время для нее это представляло большую опасность. Голосом, который сразу стал сильным, Ганима сказала:
— Посмотри туда, милый!
Поднялась Первая Луна, и на фоне ее холодного света они увидели дугу оранжевого огня, поднимающуюся в пространство. Транспорт, который доставил леди Джессику, возвращался к основному кораблю на орбите.
Воспоминания нахлынули на Лито, внутри него как будто ударили в колокола. Теперь он был другим Лито — Герцогом Джессики. Необходимость подвинула эти воспоминания в строну, но перед этим он почувствовал пронизывающую любовь и боль.
— Я должен быть Полом, — напомнил он себе.
Трансформация в нем произошла мгновенно, как будто Лито был экраном, на котором отражался его отец. Он чувствовал одновременно свою собственную плоть и плоть своего отца, и эти различия угрожали истощить его силы.
— Помоги мне, отец, — прошептал он. Короткое волнение прошло, и теперь в его сознании появился другой отпечаток, заставивший его собственное «я» стать посторонним наблюдателем.
— Мое последнее видение еще не пришло, чтобы уйти, — сказал он, и это был голос Пола. Он повернулся к Ганиме. — Ты знаешь, что я видел.
Она дотронулась до его щеки правой рукой.
— Ты шел в пустыню, чтобы умереть, любимый? Это то, что ты сделал?
— Так могло бы быть, но это видение… Неужели оно не может стать весомой причиной, чтобы остаться в живых?
— Но слепым? — спросила она.
— Даже так.
— Куда же ты мог пойти?
Он тяжело, нервозно вздохнул.
— Джакуруту.
— Любимый! — Слезы хлынули из ее глаз.
— Муад Диб, герой, должен быть полностью уничтожен, — сказал он. -Иначе этот ребенок не сможет вытащить нас из этого хаоса.
— Золотая Тропа, — сказала она. — Это дурное видение.
— Это единственное возможное видение.
— Алия потерпела провал, тогда…
— Совершенно верно. Ты видишь повторение этого.
— Хвоя мать вернулась слишком поздно. — Она кивнула, и на детском лице Ганимы появилось мудрое выражение Чани. — Может ли быть, что другого видения не будет? Возможно, если…
— Нет, любимая. Нет. Все-таки этот ребенок не может смотреть в будущее и возвращаться невредимым.
Снова его тело вздрогнуло от прерывистого дыхания, и Лито наблюдатель почувствовал глубокое желание своего отца прожить еще раз во плоти, принимать жизненные решения, и какой отчаянной была необходимость исправить ошибки прошлого!
— Отец! — крикнул Лито, и это было так, как будто эхо отдалось в его собственном черепе.
Это было глубочайшее желание, которое Лито потом почувствовал: медленное удаление внутреннего присутствия его отца, высвобождение его собственного сознания и разума.
— Любимый, — шептал рядом с ним голос Чани, и удаление было замедлено. — Что случилось?
— Не уходи, пока, — сказал Лито, и это был его собственный голос, неуверенный, но все-таки его. Затем: — Чани, ты должна сказать нам, как мы избежим… что случилось с Алией?
Это был Пол внутри, который отвечал ему, хотя слова его он слышал внутренним слухом. Голос говорил медленно, с длинными паузами:
— Нет никакой уверенности. Ты… видела. Что почти всегда… случалось… со мной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});