не можешь доверить?
— Не дерзи матери, Клер! А если тебе так уж нужны улитки, собирай их днем. Возле водяного рва их масса, и никуда ходить не надо!
Девушка молча кивала. Она уже думала о том, как вечером улизнуть из дома.
Опершись спиной о гору подушек, Ортанс вышивала слюнявчик. Подавая матери чашку теплого молока, Клер невольно глянула на ее живот, выпирающий из-под одеял. Там таился ее будущий младший брат; мать убеждала всех, что это непременно будет мальчик.
— Не могла бы ты сегодня днем сходить на чердак за твоим детским приданым? Оно в сундуке, справа от двери. Я отберу то, что еще можно отбелить и использовать.
— Схожу, мамочка!
Клер не огорчилась, узнав о кончине Эдуара Жиро, но реакция родителей была ей непонятна. С тех пор, как работник мельницы утром принес эту новость, у отца и матери словно гора с плеч свалилась. Очень странно, особенно со стороны матери, такой набожной. Впрочем, скоро Клер и думать об этом забыла. Ее интересовал только Жан. День обещал быть длинным, работы — много, и только с закатом можно будет сбегать в дом Базиля…
— Мам, я больше тебе не нужна? Мне еще обед готовить.
— Надеюсь, Бертий тебе как следует помогает? Сидя она вполне может работать, руки-то у нее есть!
Клер промолчала. Противно слушать! По лестнице она спускалась, недоумевая, как мог отец полюбить такую черствую женщину. В кухне она открыла окна настежь, впуская нежный аромат цветущей сирени. Вьющаяся роза с белыми цветками за эти годы почти полностью оплела старую железную решетку, закрепленную на светлой стене дома.
Мельница напевала свою привычную песню, эхом переносимую от утеса к утесу. Клер любила этот мерный гул: плеск воды в водопроводящем желобе, шипение лопастных колес, стук толкушек в цеху… Импозантное здание сушильни казалось золотым в ярком солнечном свете. В оконных проемах виднелись большие листы оттенка слоновой кости, почти высохшие на теплом ветерке.
— Клер! Клер!
Ну конечно, кузине Бертий надоело сидеть в спальне. Оживление, в будние дни царившее на мельнице, хоть немного разнообразило жизнь юной калеке. К полудню в общей комнате, за двумя длинными столами, смеясь и переговариваясь, собирались работники. Колен усаживался вместе с ними. Часто речь заходила про веленевую бумагу сорта «vélin royal»[13], которая традиционно производилась только в исторической области Ангумуа, и о новых современных методах производства, к примеру добавлении клеевого состава непосредственно в бумажную массу. Вывод всегда был один: шарантские мастера — лучшие в своем деле.
— Я уже иду за тобой! — крикнула Клер.
Она разложила возле раковины картошку, которую им с Бертий предстояло почистить, сняла с потолочной балки «венок» из репчатого лука. Ее переполняли энергия и нетерпение. Мелкие работы по хозяйству, обычно доставлявшие удовольствие, сегодня Клер раздражали.
Наконец, перепрыгивая через две ступеньки и стуча каблучками ботинок, она взбежала по лестнице. Ортанс любой шум нервировал, но Клер было не до этого. Бертий ждала, сидя на краю кровати. Волосы она собрала в шиньон, на шею повязала желтую косынку, которая прикрывала треугольный вырез корсажа. Вид у кузины был хмурый.
— Ты решила держать меня тут до вечера? Боишься, что выдам твой секрет?
— Не глупи, Бертий! — отвечала Клер. — Полезай лучше ко мне на спину!
Бертий обвила своими руками плечи кузины, и та упруго выпрямилась. Увидев у себя под носом тонкие пальчики Бертий, Клер их поцеловала.
— Я очень тебе сочувствую. То, как ты живешь… Ты наверняка все это ненавидишь. Но я не виновата в том, что с тобой случилось.
— Я знаю, Клер! — отвечала увечная. — Прости меня! По утрам я зла на весь мир. Все время представляю, что бы я делала, если бы ноги мне служили. И мне становится так грустно…
Бертий потерлась щекой о спину Клер. Это было примирение.
* * *
Колен Руа выехал с мельницы в два пополудни. Ему было о чем поразмыслить, пока он запрягал лошадь, чтобы отправиться в поместье Понриан. Можно было пойти пешком, но от этого визита многое зависело, и Колену хотелось побыстрее с ним покончить.
По такому случаю бумажных дел мастер надел воскресный костюм из черного вельвета. Рубашка сверкала белизной, и шляпу он тщательно почистил щеткой.
Не считая воскресных служб в церкви, Колен редко покидал дом и почти никогда — в одиночку. И еще более опьяняющим показался ему теплый весенний воздух и красивее — залитые солнечным светом скалы.
Рабочий, в обязанности которого входило измельчение тряпья, купленного на вес, рассказал, что летом ученые приезжают в долину О-Клер исследовать многочисленные пещеры.
«Интересно, что они могут там найти, кроме птичьих гнезд?» — думал он.
Внезапная кончина самого крупного землевладельца в регионе потрясла Колена. Эдуар Жиро не шел у него из головы. Без конца Колен вспоминал, как они обменялись рукопожатием, скрепляя сделку. Достаточно крупный заем, который решит денежные затруднения бумажных дел мастера, в обмен на Клер…
«Вы дали слово, Руа!» — сладким голосом проговорил Эдуар Жиро.
Пуская лошадь рысью, Колен прошептал:
— Этот мерзавец хотел заполучить мельницу и мою дочь. Постараюсь, чтобы и то, и другое осталось при мне!
С рассвета он придумывал, что скажет Фредерику, который наверняка был в курсе отцовских планов. Но будет ли он добиваться их исполнения — Колену сегодня предстояло выяснить.
«У меня есть аргументы!» — подбадривал он себя.
Решительность его вскоре ослабла. В поместье была масса посетителей: узнав о смерти Жиро-старшего, они приехали посочувствовать сыну и отдать последний долг покойному. Колен поручил свою упряжку заботам местного конюха. Он насчитал еще шесть колясок — экипажи роскошные, лошади ухоженные.
«Сливки общества съехались», — подумал он.
Как и остальные гости, он прошел в гостиную, не встретив никого из прислуги. Шторы были задернуты, отчего в помещении было сумрачно. Две элегантные дамы беседовали возле мраморного камина. Трое господ сидели за круглым столиком. Колена встретили любопытными взглядами.
— Не подскажете, где мне найти Фредерика Жиро? — спросил он срывающимся голосом, мысленно проклиная свою робость.
— В комнатах второго этажа, с отцом, — тихо отвечала одна из женщин. — Подождите немного здесь, мсье. Он вот-вот спустится!
Бумажных дел мастеру пришлось ждать, теребя в руках шляпу. Он прежде не бывал в этом роскошном жилище и украдкой рассматривал убранство, дорогие безделушки и изящную мебель. Он представил Клер в этой утонченной обстановке. Если бы его дочь одевалась так же роскошно, как эти дамы, насколько красивей она была бы и грациознее!
«Я позволяю всей этой ненужной роскоши меня ослепить, — упрекнул себя Колен. — Одних денег мало, чтобы