сделал вид, что очень огорчился отказу майора, но подчиняется его воле, и с нотками разочарования в голосе, спросил:
— А что с мужчиной-то случилось?
— Да кто его знает, — несколько ослабив бдительность, опрометчиво брякнул майор, но тут же понял, что выказал сейчас свою полную некомпетентность как стража порядка. И как обычно бывает, когда человека ловят на том, что он плохо делает свою работу, майор принялся судорожно оправдываться, излагая все, что приходит в голову и наговаривая при этом много лишнего. — Вернее… что-то он… на ногу жаловался…, — сбивчиво продолжил полицейский, но чувствуя, что его оправдания звучат крайне невнятно, вдруг вспыхнул: — Да он пьяный вдрызг — что с ним будет-то?!! — совершенно потеряв голову, выпалил майор.
— А что это за мужик-то вообще? — тут же спросил Дульцов прежним своим спокойным и кротким голосом, будто бы последней эмоциональной вспышке майора не было вовсе.
— Так у него же паспорт с собой был. Спроси вон у врачей, я его им передал! — раздражительно отрезал полицейский, всей душой стремясь только побыстрее избавиться от дотошного собеседника, создающего ему такой сильный эмоциональный дискомфорт.
— Спасибо, — произнес Дульцов с улыбкой, и направился к машине скорой помощи. Он даже и не рассчитывал услышать столько полезной информации.
Подойдя к микроавтобусу, Дульцов открыл одну из задних дверей и заглянул внутрь. Мужчин лежал прямо посредине на каталке, а рядом с ним справа на сидениях сидели врачи и играли в карты. Они явно не ожидали чьего-либо появления, потому что, увидев Дульцова, бросили свою игру, дружно подскочили и принялись впопыхах освобождать левую ногу сбитого мужчины от одежды.
— Ну и перегар у вас здесь! — сказал Дульцов, оглянувшись.
В машине действительно стоял густой, насыщенный запах переработанного спирта. Его концентрация была настолько сильной, что находясь на улице и дыша до этого свежим вечерним воздухом, Дульцов даже как будто увидел, физически ощутил эту волну тяжелого зловонного духа, вывалившую из открытой машины и окутавшую его с головы до ног.
— Это не мы. Это он! — будто оправдываясь, спешно отреагировал молодой парень.
Говоря это, он показал на сбитого мужчину: тот лежал с закрытыми глазами, совершенно неподвижно протянувшись вдоль носилок, так что можно было бы даже посчитать его мертвым, если бы глубокое ровное дыхание, сопровождающееся громким сопением, не свидетельствовало о безмятежном сне его обладателя.
— Майор сказал, что он вам его паспорт передал, — сухо произнес Дульцов, смотря на старшего врача. — Можно я взгляну на него?
— Конечно. Вот, — врач отпустил ногу мужчины и достал из кармана своего халата паспорт, который был вдет в довольно плотную корочку и от того с виду походил чем-то на небольшую книжку.
Мужчина по паспорту оказался Иваном Михайловичем Щепкиным. Дульцов внимательно просмотрел документ и, сфотографировав на телефон заинтересовавшие его листы, отдал паспорт врачам, которые, к тому времени уже успев понять, что требовалось их собеседнику, совершенно успокоились, позабыли про лежавшего мужчину и, усевшись как и прежде, в нетерпении ждали когда он закроет двери, чтобы продолжить игру.
Вернувшись в машину, Дульцов увидел, что Роман разговаривает по телефону.
— Да, у нас тут небольшие сложности. … С Артемом. … Даже не знаю. … Я подъеду и все расскажу. … Марина, ну давай не сейчас. … Пока, — торопливо завершил разговор Роман. Еще общаясь с супругой, он заметил довольное выражение лица Дульцова, и ему не терпелось узнать, что же такое произошло, что в корне изменило его настроение. — Ну, что тебе сказали? — спросил Роман с неподдельным интересом.
— Все не так плохо! — обнадеживающе проговорил Дульцов с сияющей улыбкой на лице. — Ждем дорожную полицию.
Глава вторая
I
Дома Романа ждали к семи, и, не дождавшись от него вестей, в девятом часу Марина позвонила ему сама. Она может и не стала бы беспокоить мужа лишний раз, если б на этом не настояла мама Романа, которая не столько переживала за сына, сколько была задета кажущимся внешним безразличием своей невестки к тому обстоятельству, что ее супруг задерживался с работы неизвестно где уже больше чем на два часа. Кроме того остывала ее прекрасная запеченная курица, которая, как было всем уже хорошо известно, в холодном состоянии теряла весь свое особый вкус и была уже «не та», что очень удручало Юлию Романовну, стремившуюся блистать во всем и не устающую это постоянно подчеркивать.
Юлия Романовна и Леонид Федорович познакомились еще в школьные годы — их семьи жили в небольшом городке в N-ской области по соседству друг с другом. Молодые люди испытывал взаимную симпатию и в старших классах начали встречаться. Когда же по окончанию школы Леонид Федорович ушел в армию, Юлия Романовна пообещала дождаться возвращения суженого. И дождалась. Отслужив, Леонид Федорович вернулся, и они расписались, а уже через год у супругов Майских родился их первенец — Максим. Вскоре Леонид Федорович окончил техникум, и ему предложили место машинистом на только что построенном в N-ске заводе, а в придачу пообещали выделить в областном центре квартиру. Майские переехали не раздумывая. Леониду Федоровичу работа нравилась и удавалась, но и Юлия Романовна не осталась без дела на новом месте. Устроив Максима в детский сад, она поступила в институт, а по его окончании в нем же и осталась работать на хозяйственной должности.
Семейная жизнь Майских была устроена вполне себе нормально. Леонид Федорович имел самый, что ни на есть легкий и покладистый характер. Не требовательный в быту, трудолюбивый и спокойный он в меру своего желания помогал жене по хозяйству и, не смотря на то, что очень любил иногда пропустить рюмочку-другую, всегда слушался ее, когда она ограничивала его в выпивке. Конечно, имелись у него и не вполне положительные качества, такие как абсолютная пассивность и безынициативность, но это, в самом деле, были сущие пустяки и он вполне мог бы считаться идеальным мужем, если бы не главная его слабость — Леонид Федорович любил хаживать на сторону. Причем делал он это на редкость неосторожно, так, что несколько раз умудрялся на улице столкнуться с женой лоб в лоб, нежно держа при этом под ручку совершенно не знакомую ей девицу. Подобные встречи выливались в домашние разборки, заканчивающиеся, как правило, краткосрочными карательными мерами со стороны супруги, которые, впрочем, Леонид Федорович охотно принимал, изобразив для проформы чувство глубокого раскаяния вперемешку с негодованием и несогласием со столь «суровым» наказанием. Такие случаи могли бы повторяться бесконечно, но однажды чуткое самолюбие Юлии Романовны было ранено особенно сильно. Это произошло, когда на одной из таких случайных встреч