вернулась уже с полотенцем, которое тут же кинула мне на колени.
— Давай, подружка, спрячь-ка срам, пока тебя никто не поверг грязному
надругательству. — Захихикала она. Потом задумалась на миг и довольно хмыкнула: -
Да, я иногда такие фразы выдаю…
Я небрежно завязала на бедрах полотенце и стала по стойке смирно.
— Ну чо, пошли уже! — Непослушным языком вывела я.
— А не страшно?
— С тобой — ни капельки. — Уверенно произнесла я. — А если бы у тебя еще и был
член, я бы давно в тебя влюбилась.
Мы обе загоготали моей шутке.
— Да, давно тебя стоило напоить. — Рене дружески двинула меня в плечо. — Но у
меня есть кое-что получше члена.
— Прелестно. — Я протянула ей руку, и мы пошли в лес. Очень скоро освещенная
площадка с галдящей публикой оказалась далеко позади, и нас окутала прохладная
влажная темнота.
— Держись покрепче, здесь есть тропинка. — Прошептала Рене, осторожно ведя меня
среди кустов ежевики. Собственных ног я почти не чувствовала и изо всех сил
старалась повторять все движения своей спутницы, цепко держась за ее руку.
Только поэтому, наверное, и не свернула себе шею. Ну и еще потому что бог,
вероятнее всего, «присматривает за пьяными».
— Слушай, Клер, а твой отец знал хоть, что здесь за фильмы снимают? — Спросила
Рене, придерживая меня пока я перелазила через очередное бревно.
— Порнуху? — Невинно спросила я. Теперь я разыскивала в темноте полотенце,
которое умудрилась потерять во время своих акробатических номеров.
— Пьянчужка…
— Сама дура. Знал конечно, а как ты думала!
— И все равно тебя туда отправил? Он что, козел? — Рене первая подняла полотенце
и крепко обвязала вокруг моей задницы. Потом взяла меня за руку, и мы пошли
дальше.
— Почему козел? — Я задумчиво почесала макушку свободной рукой. — Обычный. Хотя
может и козел.
— У тебя странная семья. Можно сказать, у тебя и не было никогда семьи, ты об
этом не задумывалась?
— Я не выбирала. — Буркнула я. Когда эта соплячка Рене начинала говорить как
взрослая, мне почему-то становилось не по себе. — Да и зачем она нужна — эта
семья. Просто кучка людишек, которые так и норовят повесить на тебя свои
проблемы. Когда отвечаешь только за себя намного легче жить.
— Семья — это люди, которые любят тебя просто так, ни за что, Клер. И это…
важно. Нужно, чтобы кто-то любил тебя просто так.
— Я смотрю, в тебе заговорил большой жизненный опыт. — Не удержалась я от
усмешки. — Не терпится рассказать про мамочку и папочку, о которых ты тоскуешь,
маленькая Рене? Тогда почему ты здесь, а не с ними?
— Надо же! Я тебя разозлила?! Ты умеешь быть циничной?! Выходит, я наступила на
твое больное место, хотя ты в этом и не признаешься. — Начала куражиться в своей
обычной манере Рене.
— Просто меня бесят доморощенные малолетние психологи. Почему все подростки
воображают, что лучше всех на свете познали жизнь? А, Рене?
— Никаких доморощенных психологов не бывает. И тем более возраст здесь ни при
чем. Просто некоторые могут понимать других людей, а некоторые нет. С этим
рождаются. Это дар.
— Что-то много у тебя этих даров, как я посмотрю. — Я выдернула руку и пошла
сама. Хотя, надо сказать, это была задача непростая. Впрочем, пьяная злость не
оставила места осторожности. Сомневаюсь, что мне удалось бы долго удерживать
вертикальную позицию, но Рене вдруг остановилась и повернулась ко мне.
— Успокойся, пожалуйста. — Тихим голосом произнесла она. — Ведь я не враг тебе,
Клер, ты знаешь. Ты злишься на себя, а не на меня. Просто ты привыкла быть
бесстрастной и пустой — ты боишься впускать в себя какие-то сильные эмоции и
переживания, а я попыталась приоткрыть тебе глаза на то, что ты не хочешь
видеть. — Она помолчала, будто давая мне шанс произвести очередной выпад, но я
не собиралась перебивать ее. Так забавно слушать разглагольствующих малолеток!
— Ты одинока, Клер. — Продолжала она своим удивительно недетским голосом. — И
тебя это смутно тревожит. Может ты пыталась справиться с этим, общаясь с
парнями, но вряд ли это тебе помогло. Ведь ты не умеешь любить, Клер, ты просто
не знаешь КАК ЭТО. С самого твоего детства наверное рядом с тобой не было
человека, которого ты могла бы любить. Твои родственники были равнодушны к тебе,
и ты приняла это за норму отношений в семье. И стала платить им тем же
равнодушием. Думаю, у тебя не было даже котенка или любимой куклы. Ну а если и
были, то и к ним ты относилась так же «нормально», как и к родственникам. Потом
то же самое с мужчинами, верно? Если и подбиралось к тебе какое-то сильное
чувство, ты отмахивалась от него, будто от досадного недоразумения. Ведь у тебя
было вполне четкое определившееся представление о том, как именно должны
относиться друг к другу близкие люди. И вот сейчас ты злишься на меня за то, что
я говорю о чем-то, тебе непонятном. Ты чувствуешь себя ущербной, чувствуешь, что
чего-то недопонимаешь и тебя это выводит из себя, да, Клер? — Она наконец-то
замолчала. В темноте я видела лишь ее смутный силуэт и теперь, когда голос ее
замер, я не могла понять — куда делась Рене. И кто это стоит передо мной.
— Доктор, сколько я вам должна за консультацию? — Наконец выдавила я, усилием
воли прекратив свои упражнения с собственным воображением.
— Ну вот, эта твоя защитная поза только подтверждает, что я все сказала
правильно, — невозмутимо парировала она, — только я вот чего понять не могу,
Клер, ведь ты слышала, наверное, от подруг или читала про любовь. И ведь было в
твоей жизни что-то, что ты принимала за эту самую любовь. Что, Клер? Может быть
сексуальное возбуждение?
— Слушай, замолчишь ты, наконец! Это противно слышать! — Не выдержала я.
— Но ведь я про тебя рассказываю. Почему же тебе противно?
— Надоело. Пошли отсюда уже. Я дала тебе возможность поиграть в доктора, теперь
я хочу спать.
— Я знаю секрет. — Многозначительно произнесла она, а я машинально
спросила:
— Какой?
— Очень простой. Я знаю, что нужно сделать для того, чтобы ты стала нормальной.
Чтобы ты научилась любить и перестала быть одинокой.
— И что же я должна делать? — Не знаю, зачем я спросила это. Не знаю, зачем
впряглась в эту ее очередную глупую словесную дуэль. Может просто еще не
протрезвела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});