Сама удивляясь собственной храбрости, я исполнила его требование.
— Не боишься? — старческий смех зловещим карканьем рванулся к каменным сводам замка и заметался там, как бешеная ворона. — Хрупкая, как птичка. — Жадно разглядывая, мужчина взял мою ладонь в большие жесткие руки. — Доверчивая! И глупая. — Сжав запястье, старик острым ногтем мизинца рассек кожу на ладони и слизнул кровь.
Кто-то вырвал меня из его лап, но разглядеть, кто, не удалось.
— Не боишься-то ты зря, девочка! — потрясенно прошептал Антун, задрожав. — Тебе как раз стоило бы бояться! Ох, как стоило бы! Он идет за тобой! — безумные глаза старика устремились прямо в мою душу.
Кто-то потянул меня прочь от него. Хлопнула дверь. В лицо ударил освежающий воздух. Но спасения от зловредного старика не было и тут.
— Закрыв глаза, вы идете на врага, которого даже не знаете! — прокричал Антун, наполовину высунувшись на улицу из окна огромного дома. Похоже, это и в самом деле средневековый замок. — Вы сами открыли дверь этому злу! Она всех нас погубит!
Душа сжалась от тоски и плохого предчувствия. Холод заставил кожу ощетиниться мурашками. Я крепко-накрепко закрыла глаза и сжала кулаки — по-детски надеясь, что когда открою их, злое чудище уже уйдет.
Уловка сработала — взгляд пробежался по комнате с синими стенами. Вот круглый стеклянный столик, мягкая мебель — тоже синяя, огромный кожаный диван — до сих пор не понимаю, почему он фисташковый, белый шкаф во всю стену. Черный прямоугольник плазмы висит на стене. А вот и открытое окно. Занавески колышутся от ветра, позволяя сумеркам вползать в комнату. Виден кусочек горы с зеленым склоном, закатное небо.
— Уфф, — я облегченно выдохнула и разжала кулаки. На ладонях остались красные лунки от вдавленных в плоть ногтей.
Что это было? Разыгравшееся воображение? Галлюцинации? Последствия аварии? Или воспоминания? С губ вновь сорвался вздох. Все равно не узнаю, нечего терзаться попусту. Лучше продолжу изучать файлы.
Итак, чем еще удивите, Антун Драган? Я пролистала вниз и присвистнула — а непростой отец у моего врага, и это еще мягко сказано! Оказывается, именно Антун в средние века объединил санклитов, которые в то время выживали, скрываясь от Охотников среди людей. Под его предводительством они обрели безопасность и самоуважение, нарастили финансовую стабильность, распробовали вкус власти. И в итоге стали так сильны, что ситуация в корне поменялась — санклиты начали истреблять Охотников.
Затем было заключено перемирие — совершенно не равноценное для сторон. Для ослабленных Охотников это был шанс не прекратить существование вовсе, а для и без того сильных бессмертных — окрепнуть до такой степени, чтобы суметь подчинить себе весь мир.
С замиранием сердца я читала сухие сводки статистики. Отчеты аналитиков алели максимально допустимым уровнем опасности. По их прогнозам мы вступили в переходный период — самый важный за несколько тысяч лет в противостоянии Охотников санклитам. Учитывая их количество, внедренность в управляющие структуры по всему миру, сплоченность и прочее — человечество замерло в шаге от точки невозврата. Если дать бессмертным еще немного времени, эти твари станут настолько сильными, что мир будет принадлежать им, а не людям. И никто уже этого не исправит.
Я отложила планшет и задумалась, невидящим взглядом уставившись в черный прямоугольник плазмы на стене. Должна ли Охотница жалеть санклитов? Не знаю. Но уверена, что мир не делится на черное и белое, в нем бесчисленное множество оттенков! Люди всегда стремятся уничтожить тех, кто не такой, как они, видят в них угрозу. Да, каждый санклит обретает свое — достаточно условное, кстати — бессмертие за счет тех жизней, которые отнимает у людей. Каждый их день украден у кого-то. Легко ли с этим жить? Не думаю. Они же все понимают. И знают, как и я сейчас, что им не оставили выбора.
Не все так просто. Сложно, да, но нужно искать возможности существовать вместе с ними. Ведь есть же санклиты, которые отнимают жизни только с согласия человека. Такие добровольные «доноры» обычно смертельно больные люди, для них этот шаг сродни эвтаназии. Есть также и те, кто считает возможность отдать жизнь ангелу возможностью сделать величайший дар. Мы не имеем права с ними спорить — это их право, их выбор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кстати, о выборе. Мне лично интересно, почему Антун Драган отошел от дел. Как-то это не вяжется с той характеристикой, что я прочитала. После всего, что этот санклит сделал, он не мог просто уйти в тень, бросив главенство в клане! И причина, указанная в досье — убийство его любимого сына, Януша — меня не убедила. Понимаю, что смерть первенца, которого санклит обожал, стала для него сильным ударом, но уйти в затворники? Слабо верится. Обрушить небо на головы виновных, стереть с лица земли города — в это я поверила бы. Здесь замешано что-то гораздо серьезнее — чувствую это попой, лучшим органом интуиции!
Странно, что об этом нет информации — неужели только меня самоустранение Антуна настораживает? Но пока это всего лишь вопросы без ответа.
Я открыла следующую папку. Руфь, шатенка, очень похожа на Горана — это его мать, только черты лица более мягкие из-за принадлежности к женскому полу. У этой санклитки потрясающая улыбка! Думаю, мы бы поладили — если бы жизнь свела нас при других обстоятельствах.
Далее шел файл на Януша, брата Горана — того самого любимчика Антуна. Все внутри похолодело после того, как я дочитала до конца — с трудом, надо признаться. Да Чикатило по сравнению с этим бессмертным маньяком вообще новорожденный зайчик! Я вгляделась в рисунок — парня убили до изобретения фотографии. Не верится, что у этого симпатичного на вид молодого рыжеволосого мужчины не только руки по локоть в крови, он сам в ней по маковку!
Любимым развлечением старшего сына Антуна — после пыток и убийства Охотников, разумеется — было соблазнение смертных девушек. Но им двигала не простая естественная потребность, а желание, чтобы его жертвы забеременели. Ведь тогда во время родов или попытки избавиться от плода они неизбежно погибали, потому что женщина, носящая под сердцем дитя санклита, обречена с момента зачатия.
— Хорошо, что тебя убили! — прошептала я и, бросив последний взгляд на Януша, открыла следующий файл.
Катрина, сестра моего врага. Отрешенный взгляд, пламенеющие закатом волосы, похожа на куклу — кожа на лице тонкая и белоснежная, буквально прозрачная, как бывает только у рыжих, большие голубые глаза, пустые, безжизненные, губы плотно сжаты и втянуты вовнутрь. Ноль эмоций. Она представилась мне стоящей у окна в белоснежном интерьере, который лишал ее индивидуальности и воли, делая безжизненным предметом обстановки. И вокруг почему-то плыли нежные переливы свирели.
Лицо девушки неожиданно порозовело, наполнилось жизнью, на нем яркой розой расцвели пухлые губки. А потом краски стали исчезать — растаял розовый румянец, словно ночь сдула с небосвода последнюю полоску заката, глаза погасли, будто кто-то выключил свет. Она втянула губы внутрь и ушла в себя, глядя вперед бессмысленным взглядом. Живой человечек опять превратился в куклу. Я снова ничего не понимала. Что это за всплески? Может, мы с Катриной виделись раньше?
Так, что еще есть в ее досье? Живет в частной клинике для душевнобольных в пригороде Стамбула. Это все объясняет. Еще у них с Гораном разные матери. Катрину родила Эльшбетта, которая затем взяла себе имя Лилиана — в честь прародительницы того клана, к которому принадлежала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я посмотрела на фото умопомрачительно красивой брюнетки. Брови вразлет, огромные ореховые глаза с пушистыми ресницами, как говорили раньше — томные, с поволокой, пухлые губы, которые даже мне захотелось поцеловать, водопад роскошных каштановых кудрей из-под тиары, подчеркивающей молочную белизну нежного овала лица. Да она безупречна! А небольшая щербинка между передними зубами ее вовсе не портит, скорее наоборот, это маленькое несовершенство неимоверно ей идет, добавляя в безупречно ограненный образ перчинку. Таких женщин называют бедовыми.