Повсюду множество лотков с фруктами, уложенными красочной пирамидой. Мастер Минь Янь предлагал детям крошечные разноцветные игрушки — тигров, кошек, собак и уток — из обыкновенного клейстера.
Крики уличных разносчиков и торговцев, расхваливавших на разные лады свой товар: соленую рыбу, метлы, благовония и кровяное желе, — звучали в ее ушах. А Ок объяснил, что все они обязаны купить за пятьдесят центов деревянный жетон, дававший им право, громко выкрикивая, рекламировать свой товар.
Кое-кто таскал с собой большие и плоские ротанговые клетки, в которых сидели «ум чун» — маленькие бурые птички, похожие на перепелок. Другие торговцы кричали: «Ум чун дон!» — расхваливая маленькие перепелиные яйца — излюбленную приправу для китайского супа.
На одной из улиц, где, как и повсюду, было полно детей, Азалия увидела слепых музыкантов, которые пели, аккомпанируя себе сами. Один играл на цзинху — скрипке с очень большой декой, второй в одной руке держал трещотку, а другой перебирал струны гуцинь, китайской цитры.
— Очень старая музыка, — объяснил А Ок. — Династия Сун.
Все купленное Азалией было подсчитано на деревянном абаке, счетах, которые тысячу лет назад изобрел Чи Вовэнь, металлург. Так было написано в путеводителе.
Тонкие пальцы китайца двигали деревянные костяшки взад и вперед с такой молниеносной быстротой, что результат сложился словно по волшебству.
Но что поразило Азалию, так это аптечные лавки с рядами квадратных бутылок, в которых были такие экзотические снадобья, как сушеный морской конек или медвежья желчь с тибетских плоскогорий.
— Гадюки из джунглей, — показал пальцем А Ок. — А вот оленьи панты из маньчжурских лесов.
Азалия уже знала от госпожи Чан, что они способствуют долголетию и поддержанию мужской силы, поэтому и ценятся не меньше, чем дикорастущий женьшень, много веков считающийся лекарством от всех болезней.
— Некоторым травам по пять тысяч лет, — гордо сказал по-китайски А Ок, и владелец лавки с готовностью закивал головой и показал Азалии травы для «направления жара в нужное место» и для «очищения огня».
Азалия читала, что китайцы различают в природе два противоположных принципа, Инь и Ян. Они считают, что болезни возникают вследствие нарушения их равновесия в теле, а здоровье — показатель гармонии.
Хозяин лавки это подтвердил.
— Сердце — супруг, — сказал он, — легкие — супруга.
— Он говолит, — пояснил А Ок, — что если между ними нет галмонии, тогда бывает зло.
Азалии показали также знаменитые китайские тоники, в состав которых входили частички сталактитов, сушеная шкура ящериц, пятнистых и красных, собачье мясо, женское молоко, зубы дракона и чешуя с носорожьего рога.
Хотя ей и трудно было поверить в действенность таких лекарств, все казалось невероятно интересным, и она с большой неохотой позволила А Оку увезти ее назад в резиденцию.
— Спасибо, А Ок, огромное спасибо, — сказала она после возвращения.
— Это была большая честь для меня, благолодная леди, — искренне произнес А Ок, и Азалия поняла, что обрела нового друга.
Но как ни захватывающ был новый, открывшийся перед ней мир, она мысленно постоянно возвращалась к лорду Шелдону.
Покинув борт «Ориссы», Азалия просто не знала, что ей теперь о нем думать.
Ее смутила и испугала собственная реакция на их второй поцелуй, и она поскорей убежала и закрылась в своей каюте, после чего бросилась на постель, вся дрожа от неведомых прежде чувств.
«Почему он поцеловал меня? Что ему от меня нужно?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
Ей никак не верилось, что он в ней мог что-то найти. Разве это возможно?
Когда они встретились впервые, да еще при таких странных обстоятельствах, она понимала, насколько ужасно выглядит в одежде с чужого плеча, в поношенном, стареньком платье кузины.
Но какая магия таилась в его губах, оказавшихся такими волшебными! Его поцелуй унес ее в чудесный и прекрасный мир. Вот только ей никак не верилось, что и он мог испытывать то же самое.
Разве такое возможно? Кто она? Юная, неискушенная, бедная девушка-сирота. И он, опытный сердцеед, знатный лорд, занимающий важное положение в свете, сделавший блестящую карьеру!
Азалия прекрасно понимала — даже если бы и не слышала его разговора с капитаном Уидкомбом, — что любой офицер, если он, конечно, не был полнейшим уродом, пользовался повышенным вниманием дам.
Если же он, подобно лорду Шелдону, носил громкое имя, ему достаточно было пошевелить пальцем, и все женщины падали к его ногам.
Так почему же он тогда ее поцеловал?
Она не находила этому объяснения.
Лежа в темной каюте, она призналась себе, что он дал ей нечто такое, о чем она будет вспоминать всю жизнь.
По крайней мере, теперь она узнала, что такое поцелуй, а если мысль о пережитом блаженстве вызвала в ней желание испытать его еще раз, совершенно, как ей казалось, неисполнимое, — что ж, всегда приходится платить за пережитое счастье.
Ее мать не раз говорила ей об этом.
— Ничего не дается просто так, даром, дочка, — сказала она как-то раз Азалии. — Если что-то получаешь, то нужно и что-то отдавать, так или иначе, но за все приходится платить — порой сердечной болью!
Азалия знала, что мать имела в виду не себя, а некоторых жен полковых офицеров, в слезах прибегавших к ней пожаловаться на неверность мужей.
С этой стороной любви Азалия надеялась никогда не столкнуться, но теперь не была в этом уверена.
Что ж, хорошо, рассуждала она, что лорд Шелдон поцеловал ее и теперь она узнала радость и чудо поцелуя. Это лучше, чем прожить жизнь, уготованную ей дядей, не ведая о восторге, который испытываешь в мужских объятиях.
И все же как трудно ей было смириться с мыслью о том, что она никогда его больше не увидит!
Она знала, что он явится в Дом под флагом на следующий же день после приезда, вот только встретиться с ним она не сможет.
Леди Осмунд ясно дала ей понять, что ее место будет рядом со слугами.
Но даже при звуке его имени в ее душе что-то оживало.
На второй день, во время завтрака, когда не было никого из посторонних, дядя заметил:
— Я разочаровался в Шелдоне!
— Разочаровался? — с изумлением переспросила тетка. — Отчего же?
— Я надеялся, что он едет сюда, чтобы помочь поправить дела, которые тут наворотил губернатор, а теперь вижу, что он вовсе и не собирается вмешиваться.
— Что ты имеешь в виду?
— Я начинаю подозревать, — хмуро заметил генерал, — что он занимает скорее сторону сэра Джона.
— Не могу поверить! — воскликнула леди Осмунд. — Ты, наверное, ошибаешься!