— Я хочу знать все, что говорилось о Карлоте и обо мне!
Все… Вот ужас! Она всем сердцем пожалела, что не остановила Санчеса, как только поняла, что графу может не понравиться доверительная беседа его служащей со знатным гостем. Все… Это значило рассказать… что Санчес знает о ребенке… И дон Мигел наверняка спросит у Санчеса, откуда тот узнал. Ведь он думает, что в курсе были только он сам, Карлота и Элинор. Ему и в голову не придет, что это козни его собственной жены.
— Я не могу рассказать вам все! — порывисто вскочила Элинор, поняв, что с ним произойдет, если она откроет правду. — Пожалуйста, дон Мигел, не просите рассказывать дальше!
Он опешил от ее неожиданного вопля. Охваченная душевным порывом, Элинор не сразу придала значение его пристальному взгляду. Немного успокоившись, девушка поняла: граф явно рассердился еще больше, судя по тому, что его загорелое лицо побагровело, а губы сжались в тонкую нить. Элинор испугалась, увидев, что натворила. Она приготовилась к неприятным последствиям, не ведая, что ее глаза заблестели еще ярче, отражая горе и сожаление из-за неприятной сцены.
— Должен ли я понимать, — дон Мигел был сама ледяная надменность, — что тема вашего разговора с виконтом могла бы нанести мне большую обиду, если бы вы ее открыли?
— Она бы вас обидела, — не подумав, ответила Элинор.
Граф надменно поднял бровь:
— Обидела, мисс?
Мисс… Ну вот, дождалась! Это обращение было еще более холодным и официальным. Элинор закусила губу изо всех сил, пытаясь не расплакаться. Она посмотрела на него. В ее прекрасных глазах отразилось глубокое сожаление. Слезы выступили, несмотря на все ее старания. В полном смятении она достала носовой платок. Промокая глаза, Элинор не обращала внимания на дона Мигела. А тем временем на лице ее собеседника промелькнуло странное выражение, а напряженно сжатые губы отразили угрызения совести. Она лишь отметила, что тон его явно изменился:
— Я прошу вас быть со мной откровенной, невзирая на ваше убеждение, что ваши слова меня… обидят.
Он явно был заинтригован. Это вполне естественно. Ясно, что ему нужно знать все, что касалось Карлоты и его самого. Что же делать? Если она не повинуется, он ее возненавидит. Но если расскажет, он может возненавидеть ее еще больше. А если он отнесется к ней с открытой враждебностью, это будет невыносимо. Он уже обидел ее своим гневом и чопорной официальностью. Теперь она прекрасно понимала, что граф может не остановиться на этом. Но правда будет для него унизительна, а это, в свою очередь, отразится на Элинор. Она глубоко вздохнула, задрожав. Слишком многое поставлено на карту. Девушка, запинаясь, попросила дать ей время на размышление. Она думала позвонить виконту и предупредить его или посоветоваться и что-нибудь придумать, когда дон Мигел спросит, откуда виконту все известно. Но дон Мигел, видимо, догадался о ее мыслях. Потому что он пообещал немедленно ее уволить, если она откажется рассказать ему все… сию же минуту. Элинор изумилась. Ей никогда не приходило в голову, что ее могут уволить. Она, защищаясь, пробормотала:
— Ваша сестра… она опять будет одинока…
Глаза графа спрятались за опущенными веками. Элинор точно знала, что он совсем не хочет ее увольнять, но знала и то, что он не разбрасывается угрозами.
— Если необходимо, я найму ей другую компаньонку. — Теперь он пристально смотрел на нее своими серо-стальными глазами и в них читался вызов. — Я не шучу.
Элинор, смирившись с неизбежным, беспомощно развела руками и рассказала все… почти все. Она умолчала только о том, что касалось его жены.
Лицо дона Мигела оставалось мрачным. Ни один мускул не дрогнул. О чем он думал? — спросила она себя, тщетно пытаясь угадать его мысли. Вглядываясь в лицо дорогого ей человека, Элинор с изумлением поняла, что его гнев испарился. Это немного облегчило тяжесть у нее на сердце. Может быть, желание Санчеса жениться на Карлоте немного залечило раны, нанесенные его гордости. Наконец граф заговорил. Но лучше бы молчал, а не задавал вопрос, которого она боялась больше всего.
— Санчес рассказал, откуда узнал о беременности Карлоты?
Она, не подумав, покачала головой. Этот машинальный жест только отсрочил ответ. Ей пришлось солгать, потому что стальной взгляд графа привел ее в полное замешательство.
— Нет… не рассказал.
— Не лгите!
Она подпрыгнула, чувствуя себя как ребенок, которого в раздражении отшлепали. Щеки девушки залились жарким румянцем.
— Дон Мигел, лучше спросите у виконта об этом сами.
Его глаза сузились и превратились в щелочки.
— Я напомнил вам, что вы говорили с Санчесом около получаса, — обманчиво мягким тоном произнес мучитель, — а то, что вы рассказали, занимает не больше трех-четырех минут. — Не услышав ответа, он продолжил: — Вы понимаете, что почти ничего не добавили к первоначальному рассказу?
Она облизала пересохшие губы, умоляюще посмотрела на графа и слегка покачала головой. Ах, как она хотела, чтобы он понял ее чувства и перестал мучить вопросами!
— Рассказывать почти нечего, дон Мигел. Виконт говорил о своих встречах с Карлотой… когда вы чаще приезжали в это ваше поместье… он надеялся, что ваша сестра влюбится в него. Виконт сожалеет, что не обратился к вам раньше. Но Карлота была таким ребенком… — Элинор замолчала, увидев нетерпение графа. В его глазах опять появился стальной блеск. — Это очень трудно для меня. — Она беспомощно опустила руки. — Мое… положение, дон Мигел…
Он заговорил не сразу, но голос звучал уже не так надменно. Элинор с изумлением подумала, что так со служащей не говорят — доверительно, словно советуясь. Об этом ей пришлось еще раз вспомнить в тот же вечер. Карлота ушла спать, и они остались вдвоем. Дон Мигел настолько расслабился, что доверительно обсуждал с ней испытания, выпавшие на долю его сестры. Элинор даже осмелилась намекнуть, что девушку не следовало оставлять одну. Она вспомнила, когда впервые почувствовала, что ведет себя с графом как равная ему. Сейчас это повторилось — до той поры, пока дон Мигел тихо спросил:
— Санчес, случайно, не упоминал мою жену?
— Да, дон Мигел, упоминал.
— Я понимаю, почему вы говорили с такой неохотой, Элинор… И я ценю вашу заботу о моих чувствах.
Она вздохнула с облегчением и подняла на него глаза, почувствовав себя странно счастливой, хотя должна была страдать от боли.
— Спасибо. — Ее голос немного дрожал. — Я так встревожилась, когда… когда вы разгневались.
Почти незаметная улыбка появилась на его губах.
— Боюсь, что я вспылил, — признался он, — с моей стороны это было неразумно, ведь вы заботились о моих чувствах. — Он еще шире улыбнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});