берёт в охапку бабушка, а папахен бережно обнимает Алису.
«Человека со слабым сердцем такая бурная встреча может и убить», — думаю во время переноски тяжестей в дом. Штучки папахена, он нарочно не стал заранее предупреждать о приезде. В какой-то степени он прав, неожиданная радость кратно сильнее ожидаемой.
Подумывал сразу из Москвы сюда рвануть, мне так даже легче было бы, пусть и дальше ехать. Но мои обиделись бы. А ещё, кроме удобства прибытия на машине, не надо думать о подарках. О них позаботилась мачеха. Ей, как женщине, легче. Я даже не знаю, что там в пакетах.
Нас всех троих чуть ли не с порога отправляют в баню. Нам только дров подбросить и водный баланс восстановить. Наши женщины как раз оттуда пришли и чаем на веранде баловались.
— Ты бы так не резвился, — осуждаю папахена, который щедро плещет на злобно зашипевшую каменку.
И спрыгиваю на пол, где уже спасается от жары Кир. Папахен самодовольно посмеивается:
— Хлипковаты вы ещё для настоящей бани!
— Во-первых, сначала не про баню, — натираю мочалкой тощую Кирову спину. — Такими внезапными сюрпризами ты бабулю в гроб вгонишь. Стресс, даже положительный, это стресс. Сердце схватит — и капут. Чё будешь делать? Дом продавать? Переезжать сюда?
Папахен задумчиво нахлёстывает себя веником. На лице написано: «Как-то я об этом не подумал».
— А что во-вторых?
— А во-вторых, устойчивость к банному жару сильно зависит от массы и размеров тела. Это я тебе как физик говорю. Так что не вздумай с Киром так резвиться. Это я — умный, знаю, что нельзя, а он тебя послушает и тепловой удар схлопочет.
— Причём тут размеры тела?
— Ты в два раза массивнее меня, поэтому прогреваешься намного медленнее. Насколько, не могу сказать, считать надо. Но значительно. А Кир на твоём месте вообще мгновенно в цыплёнка табака превратится.
Просит поработать над ним веником. Мне как раз Кир заканчивает спину тереть.
— Сначала поводи… — папахен затевает инструктаж.
— Плавали — знаем.
Голове горячо, но терпимо. А когда разогнал веником скопившийся под потолком жар, стало совсем легко. Папахен кряхтит блаженно, мы с Киром хихикаем.
— Странные чувства испытываю, поднимая руку с веником на отца…
Папахен тоже ржёт.
После бани спим, как коней продавши.
29 июня, воскресенье, время 10:35.
Село Березняки, бабушкин сад.
Графики максвелловских распределений, пленяющие моё сердце своей красотой, закрывает ладошка с горкой соблазнительнейших клубничин. Уже мытых и очищенных. Не даю себе труда воспользоваться руками, я на них опираюсь, читаю лёжа. Ем прямо с Алискиной ладошки.
В конце процедуры девочка хихикает от щекотки. Хотя какая девочка! Уже сформировавшаяся девушка, на которую смотреть лишний раз опасаюсь, так хороша, что боюсь, на смех людям, слюна потечёт.
— Какие страшные книжки ты читаешь, хи-хи, — высказывает мнение с высоты своей сногсшибательной внешности.
Моя мощная воля мне отказывает, но я борюсь. Алиска сидит на пятках, свободно привалившись ко мне. Тактильных контактов не чурается, я для неё абсолютно свой. А вот меня её близость незнакомо волнует. Никогда такого не испытывал. Кира Хижняк? Сексуально спортивный интерес, с ней напрягало совсем другое. Кира — девушка не моего круга, что само по себе нестрашно в наш запутанный век. Хуже, что сильно более высокого.
Алиска проводит пальчиком мне по спине, и я тут же забываю обо всём. Кира? Кто это?
— Это очень умные книжки, гх-м, — сбиваюсь на хрип, прочищаю горло. — Я же умный! Вот умные книжки и читаю.
«А ты мне мешаешь», — выговорить не осмеливаюсь. Ни хорошее настроение, ни плохое, даже недомогание — ничто не в силах помешать мне погружаться в сложные теории. Кир давно нейтрализован. А вот это неуместное волнение мой искин почти парализует. Пытаюсь переключиться на посторонние мысли.
Папахен уехал с утра. Ему завтра на работу. Так что он улетел и, как Карлсон, обещал вернуться. В отличие от халявщика Карлсона оставил мне десять тысяч. Плюс к моему жалкому остатку тысяч в восемь. Предположительный заработок в местном хозяйстве несильно велик, рассчитывать на него не стоит.
— После школы куда пойдёшь?
Выпускной у Алиски уже прошёл, вот и спрашиваю о планах. Обнаруживаю, что никаких планов у неё нет.
— Работать в колхоз пойду. Бабушка ещё хочет на почту пристроить, но не знаю, получится ли…
— Учиться, выходит, не хочешь? Могла бы на лингвистический пойти, твой немецкий совсем неплох.
— Пять лет на лекции ходить? — Алиса смешно кривит лицо. — Не хочу. Тоска зелёная.
— Ну, колледж какой-нибудь, всё равно ведь хоть какая-то корочка нужна…
— Нашему хозяйству не нужна. Понадобится — на курсы отправят.
Нравоучительные разговоры прекращаются, когда Алиса снова начинает водить пальчиком по спине. Немедленно попадаю в плен коварной сладкой истомы. Небеса, дайте мне силы!
Они дают. На полчаса, когда Алиска, демонстративно оперевшись на меня рукой, выбирается из малинника за новой порцией клубники. С честью выдерживаю последний удар: бесцеремонно лезущее в глаза мелькание голых ног.
Обед.
Мой брат Кир демонстрирует шустрость необыкновенную. Граничащую со сверхспособностями. С утра умчался с местными друганами предаваться упоительным летним забавам, но за обеденным столом размещается раньше нас. Потрясающее чувство времени.
— Витя! — возмущается уже ставящая перед ним полную тарелку Басима.
Ни слова не говоря, вытаскиваю Кира за шиворот и лаконичным лёгким пинком отправляю к умывальнику. Коротко вякнув, но без возражений, Кир послушно моет руки. Мы с Алиской на улице руки ополоснули.
— И раньше старших за стол садиться нельзя, — строгость изображать не надо, она сама всплывает.
Басима балует Кира, мачеха балует при попустительстве папахена, Алиса балует. Единственное организующее начало, слегка омрачающее безмятежность детства Кира, это я. Бабушка пытается защищать младшего:
— Я ж ему разрешила… — и замолкает под моим долгим осуждающим взглядом.
Лёгкую напряжённость развеивает Алиска:
— А ты у меня разрешения спросил? Ты же младше меня? — и дёргает легонько за волосы.
— Это как посмотреть. Ты только что школу закончила, а я уже на третий курс университета перешёл, — ухмыляюсь с ехидством. — И кто из нас старше?
Алиска показывает мне язык. Её универсальный и ультимативный ответ на мою логику любой степени беспощадности. До сих пор не придумал, как на это отвечать.
— На третий? — удивляется бабушка, расставляя перед нами тарелки. — Ты же вроде только в прошлом году поступил!
— Просто