четвёртый год — високосный. Лучше считать такими циклами, по четыре года. И нужно, чтобы сдвиг делился на семь, тогда получаем совпадение дней недели. Поэтому нужно семь циклов. Каждые семь циклов, то есть двадцать восемь лет, дни недели начинают совпадать по числам.
Далее. Двадцать восемь на три равно восемьдесят четыре. Бинго! Потому и совпадает день недели, что число лет кратно двадцати восьми… останавливаю искин, которые намеревается полную формулу нарисовать.
У, блин! Все расчёты проходят с быстротой молнии. Не больше двух раз моргнул, как ответ готов. Мой искин меня иногда самого пугает.
— К чему это ты? — лениво удивляется Димон.
Мы втроём, братья Ерохины рядом, сидим на своей лавочке. Рядом резвится малышня со щенком-подростком. Димон уже сказал, что это один из внучатых или правнучатых потомков покойного Обормота. От зрелища детские игры сердце пронзает непонятная тоска — детство кончилось. Что ж ты так рано ушло? Мне ведь всего пятнадцать!
Тимоха, заметно раскабаневший, всё больше помалкивает и рассматривает меня с лёгкой насмешкой.
— Разъехались все, — делится новостями Димон. — И Катюша, и Зина. Про Сверчка не знаю, пару дней назад приехал с какого-то конкурса…
— На море вчера уехали, — размыкает уста Тимофей.
— Ага, — соглашается Димон. — Ну и другие одноклассники кто куда. Варьку недавно видел, но щас не знаю. Полинка…
Димон спотыкается.
— Кароч, тоже куда-то умотала. И эта, Вить…
— Не жуй, ля, говори прямо! — Тимоха смотрит с осуждением. — У неё ж этот, танцорчик-партнёрчик, как его, Антон, во! В общем, видели мы их вместе несколько раз. И не на концертах, где они отплясывают.
— Ты ничё не говорил, Вить, а то бы мы ему…
Очередная режущая по сердцу новость. Предсказуемо. Меня нет, рядом симпатичный парень, да не из простых. Слово за слово, улыбка за улыбкой. Почти невозможно не сблизиться с человеком, который постоянно держит тебя за талию, а то и за другие места. На которого привыкла опираться, сначала в танце, а потом и не только.
Отмахиваюсь от невысказанного предложения Димона. По виду равнодушно. Не хватало ещё. Они ему морду набьют, а его папаша полицию района на уши поставит. И здравствуй, небо в клеточку.
На столике валяются две пары боксёрских перчаток. Тренировочные. Подарок братьям. Ещё одна пара зарезервирована для Зиночки. Девчонкам модных журналов накупил. Кирюшке, который вчера висел на мне полчаса, не слезая, годовой набор журналов «Русский космос». Мачехе… о, тут отдельная история. Слегка запинаясь, по телефону папахен поведал, что ей захотелось какие-то супертонкие колготки. Только плечами пожал, в охапку фрейлин — и в магазин. Соответствующий.
С папахеном ещё легче. Ему любые железки в радость. Набор свёрл для бетона и камня привёл его в полный восторг.
— Поспаррингуем, Вить? — Тимоха предвкушающе показывает глазами на перчатки.
— Вить… — Димон затыкается под взглядом брата, но после паузы говорит: — Тимка второе место по области взял. С ним щас бесполезно.
— Даже не собираюсь, — детство кончилось во всём. — Для меня, Тимофей, сейчас голова — главный инструмент в жизни. Не для того она, чтобы по ней стучали.
Димка с облегчением выдыхает. Насмешка в глазах старшего брата растёт. Это что, у здорового семнадцатилетнего парня, уже закончившего школу, до сих пор детство в одном месте играет? Всплывает вдруг в голове один факт: в Москве скоро год, но ни разу не подрался. Ещё один факт в пользу взросления? Взрослые люди по-другому проблемы решают. Обычно.
— Ты килограмм на десять тяжелее, целенаправленно занимаешься рукопашкой, это у тебя уже профессиональное. А я кто? Я — студент МГУ, ботаник.
— Боишься? — Тимофей улыбается.
— Тим, это тебе надо бояться, — начинаю стирать улыбочку с его лица. — Если победишь, что всем скажешь? Что ты справился с хлипким студентиком, ботаником, на десять килограмм легче тебя и на два года моложе?
— Не такой уж ты и хлипкий, — бурчит старший Ерохин, лицо которого поспешно покидает улыбка.
— По сравнению с тобой — хлипкий. А если проиграешь? Или хотя бы ничья? Позору не оберёшься. Над тобой весь город смеяться будет. Хочешь зашквариться?
По лицу видно, очень не хочет. Куда тогда лезешь? Не, у меня есть шансы, я в форме, но тут особый риск, о котором и говорю.
— Проиграть для тебя — позор голимый. Поэтому что?
— Что?
— Ты будешь стараться выиграть любым способом и наверняка нанесёшь мне травму. Или мне придётся это сделать. Вот что ты сейчас предлагаешь. Кровопролитие между друзьями, делаю небольшую паузу и продолжаю уже жёстко: — Так что притухни и не скалься! А не то в лоб получишь прямо сейчас. И Димон мне поможет. Чемпионом он себя, бля, почувствовал.
Димка как-то затаённо улыбается, стараясь не глядеть на брата. Вполне возможно, его тоже достаёт.
— Да ладно, чё ты… — Тимофей скучнеет.
И взгляд мой правильно расшифровывает. Он такой — особый, когда отмечаешь уязвимые точки, направление возможных ударов и противостоящих блоков. Тимофей легко распознаёт этот особый взгляд. Чего бы не распознать, у него самого такой же. Только у меня он появился на год-два раньше.
— Чуть не забыл! — вдруг орёт Димон. — Касима же нашли!
— Живого⁈ — на радость братьям мои глаза лезут на лоб.
— Нет! Прикинь, трупешник его нашёлся. У него дачка была на отшибе. Ну, норка, понимаешь? Вот туда он заныкался, да там же, видать, и загнулся. От чего — не знаем. Менты, небось, сами не знают, только морды гнут.
— Чё ты ему сделал, так и не сказал… — упрекает Тимоха. — Как не друзья мы тебе вовсе.
— Тайна следствия же, — развожу руками.
— Ой, ладно! Столько времени прошло! — братья дружно вперяют в меня горящие глаза.
Чешу репу, вспоминаю. Потом решаю, что дело за смертью главного подозреваемого наверняка в архиве. Опять же, тайна следствия должна соблюдаться, только пока дело не закрыто.
— Н-ну!!! — изнемогают братья.
— Помните, шило я всегда таскал? — принимаюсь за короткий рассказ. — Вот в глаз ему и воткнул. Да так, что оно там застряло. Поэтому я и удивился, что он жив остался.
Братаны потрясённо замолкают. В глазах Тимофея вижу вернувшиеся обратно пиетет и уважение. А то ишь, возомнил! Ладно бы, прибил Витёк кого-то мимоходом. Но при этом ещё и сухим из воды выскочил. Прямо по