Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне сказали, что ты опять тут, — вместо приветствия произнес Ромодановский, достаточно тихо подойдя со спины. — Я смотрю пушки тебе покоя не дают.
— Добрый день Федор Юрьевич. Да, так и есть. Не дают. — ответил Алексей, не вздрогнув даже от неожиданности.
— Отчего же? — удивился его собеседник, подразумевая этой фразу сразу два вопроса. И парень сие отчетливо почувствовал. Что-то было такое в интонации что ли.
Алексей улыбнулся и указал рукой на корыто с водой, где пусть и в искаженной перспективе был видно, как в зеркале часть пространства, что находилось у него за спиной. Ромодановский туда скосился. И издал какой-то странный звук, чем-то напоминающий уханье филина. Но с улыбкой. Он явно одобрял уловку собеседника, хоть и был в какой-то степени возмущен или скорее раздосадован. Устно же царевич произнес:
— Отец как-то сказывал, что выделка малых пушек в полки, что солдатские, что стрелецкие недостаточна. Их не хватает. И заменять изношенные вовремя не получается. Я ведь правильно понял? Не перепутал ничего?
— Все так. Но ты то тут причем? Это не твоя забота.
— Интересно же разобраться, отчего так. Хотя они вот, — жестом указал царевич на мастеровых, — морочат мне голову. Пытаются скрыть что к чему. Но это им не поможет. Я обязательно разберусь.
— Если разберешься — обязательно дай мне знать.
— Конечно. А как иначе? Кстати, хотел спросить. Это только твои люди постоянно за мной следят или еще кто-то?
— Следят? — напрягся Ромодановский.
Ну Леша и рассказал где и кого видел. Подробно. Детально.
— По лицу вижу — не только твои там люди.
— Видимо. — ответил Федор Юрьевич, который, конечно, знал в лицо не всех своих сотрудников. Но отчетливо понимал — он их отправил следить за парнем в заметно меньшем количестве.
— Тогда у меня для тебя плохая новость. Мне нужна охрана.
— Не посмеют.
— Отец уехал. Да, если захотят меня убить — охрана не поможет. А если похитить? Много они смогут сделать, получив меня? Что молчишь и побледнел? Значит я не в пустую переживаю? Да. Видимо. Так что я бы не стал испытывать судьбу. У тебя найдется дюжина лично преданных тебе крепких и жестких ребят? — произнес Алексей, сделав особый акцент на преданности их Ромодановскому.
— Найдется, — после небольшой паузы ответил тот. — А зачем так много?
— Шесть отдыхает, шесть сопровождают. Чтобы всегда были свежи и готовы к бою. Так-то три смены лучше, но полторы дюжины лично верных тебе бойцов не уверен, что ты мне сможешь выделить. Такие ребята на улице не валяются.
— Это какая-то игра?
— Что именно?
— Отчего ты особо выделяешь личную преданность мне?
— Никакой игры. Отец тебе доверяет всецело, как никому. И мне тоже нет смысла в тебе сомневаться. А значит твои люди будут вести себя правильно. Если же они еще и лично преданы тебе, то вероятность их перекупа или сманивания невысока.
— Хм…
Федор Юрьевич задумчиво уставился на Алексея.
Опять глаза в глаза.
И опять тот не отводил взгляда, да еще и почти не моргая смотрел куда-то за спину Ромодановского. Выглядело это жутковато. Но глава Преображенского приказа собрался и постарался устоять. И через некоторое время справился. А минуты через три, понимая, что переглядеть Алексея явно не получится, усмехнулся и произнес:
— Вечером пришлю тебе полторы дюжины верных мне людей. А пока, раз такое дело, сам до Натальи Алексеевны провожу.
— Это будет славно.
— Ответь. — впервые спросил Федор Юрьевич. — Отчего ты не моргаешь почти?
— Сам не знаю, — максимально искренне пожал плечами Алексей. — После того обморока в храме такое со мной началось.
— Неприятно выглядит. Жутко.
— Знаю, но ничего поделать не могу. И рад бы от напасти этой избавиться, да не получается. Я уже заметил, что людей это пугает. Если знаешь, как от этой хвори излечиться — подскажи.
— Если узнаю — скажу. У тебя тут все на сегодня?
— Да.
С этим они вышли и сели в сани.
— Мне бы еще верховой ездой заняться. В случае попытки похищения сани или какую повозку легко можно зажать где. И все — не уйти. А у верхового шансов больше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Добре, — кивнул Ромодановский. Довод был резонным, а потому даже спорить не пытался. Скорее подивился тому, что упустили этот момент. — Ты чего интересного углядел у этих пушкарей?
— Пока сложно сказать, — задумчиво произнес Алексей. И поведал главе Преображенского приказа свою методику.
— Ты сумел уже выудить с этих болтунов что-то ценное?
— Пока только две вещи. Во-первых, это много всяких пустых дел. Этаких не ритуалов, не то обрядов. Они немало времени съедают. Во-вторых, это форма для отливки. Они ведь ее изготавливают каждый раз заново. Что невероятно долго. Я видел, что всякие пряжки и прочее отливают в многоразовые разъемные формы. Мню — если и тут так делать, то на каждую пушку станет уходить времени вдвое, а то и втрое меньше. Но это пока преждевременные выводы. Нужно подумать и посмотреть. Может опыты какие поставить. Кстати, видишь вон того сзади с лотком пирожков?
Федор Юрьевич обернулся. Глянул. И тихо ответил:
— Да.
— Он ждал нас у выезда с пушкарской избы и идет за нами. Лошади то шагом шагают. А вон тот, видишь…
И дальше началась игра.
Царевич указывал Ромодановскому на кого-то следящего за ними, а тот пытался припомнить — на него он работает или нет.
— Стой! — крикнул Алексей, внезапно потеряв интерес к этой довольно занятной игре.
— Что случилось? — Федор Юрьевич невольно положил руку на эфес сабли.
Царевич же молча показал рукой на открытые ворота какого-то подворья, где били кнутом здорового детину, привязав того к лавке.
— И чего?
— Тебя ничего не смущает?
С этим царевич кивнул извозчику и тот свернул на подворье.
Порку тут же прекратили, а хозяин — купчишка, при котором ее вели, тут же с подобострастным ликом предстал перед гостями. Царевича он может и не знал в лицо. А вот Ромодановского… Ромодановского в Москве каждая собака знала. Опасно было его не знать, с какой стороны не посмотри.
— Кто сие? — спросил Алексей.
— Холоп мой. Бежать хотел. Уже который раз. Изловили. Зашиб двоих. Вот — порю.
— Смотрю я порешь ты его насмерть. Верно?
— Так и есть, — покивал хозяин. — Терпеть эти побеги больше не можно совсем. Какой он пример другим показывает?
— А как он стал холопом твои?
— Да, пустое. Крестьянишко беглый. У татар выкупил. А он мне благодетелю призлым заплатил за предобрейшее.
— Крестьянин говоришь? Это где такие крестьяне растут?
— Как где? — растерялся этот мужчина.
— Крестьянин ведь недоедает, а иной год и голодает. Оттого крупным и не вырастает. Мяса особо не ест. Оттого мяса на нем и не прирастает. Вот и любопытствую — где такие славные крестьяне растут. Это же какие там благодатные места.
— Я… я не ведаю. Языка то у него нет. Обрезали.
Алексей подошел к привязанному и внимательно посмотрел тому в глаза. Спина его была разбита уже кнутом в кровь. Но тот молчал. И смотрел пусть и слегка затуманенным взглядом, однако, осознанным.
— Из казаков? — спросил царевич.
Тот мотнул головой.
— Воинского дела человек?
Кивнул.
— Врет он все!
— Цыц! — шикнул на него Ромодановский.
Парень же продолжил опрос.
— Нашего царя Петра Алексеевича подданный?
Мотнул головой.
— Из Речи Посполитой?
Кивок.
— Шляхтич?
Снова кивок.
— Руки покажи. Ладони.
Тот ими подергал, показывая, что привязаны крепко.
— Развяжите его, — приказал Алексей.
— Опасно. Буйный он.
— Тебе приказал наследник престола. Развязать! — холодно процедил парень.
Ромодановский кивнул.
И слуги споро сняли веревки с «холопа». Тот медленно, с трудом сел, с трудом сдерживая стоны. И протянул царевичу руки ладонями вверх.
— На галерах был?
Кивок.
— Язык там подрезали?
Снова кивок.
- Шведский стол (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Попаданцы
- Великий перелом (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Попаданцы
- Великий перелом - Михаил Алексеевич Ланцов - Попаданцы