Читать интересную книгу Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Интересно.

— Это точно Леша сделал? Ему же всего шесть лет. — спросил Меншиков.

— А ты в письме не видел? Он же пишет, что печь собрал мастер-кузнец в его мастерской для учебных опытов. И сия диковинка — плод его учебы. Он, осваивая физику решил проверить и пощупать изучаемые вопросы.

— Да уж… не удивлен, что Лопухины про экзорцизм заговорили.

Петр остро на Меншикова взглянул и тот поспешно поправился:

— Мал же он еще такие вещи выдумывать.

— Сам Леша пишет, что выдумывал не сам, а с учителями. Разумеешь?

— Учителя что ли придумали?

— Бог весть, но может и так. Да только вещь добрая. Вишь как быстро нагрела. И ручки вон для переноски есть. Продумано выглядит.

— Мы в палатке ее еще не проверяли.

— Так в чем же дело?

В этот момент царь опустил свой взор на стол, где лежало еще одно письмо. От его жены.

Он нехотя его взял.

Вскрыл.

Прочитал.

И несколько озадаченно потер себе лоб.

В письме не было никакой романтической мути и обычных для Евдокии сахарных соплей. Вообще. Да, она спрашивала о его здоровье, делах, поздравляла с победой и так далее. Но сжато, коротко. А потом переходила к рассказу о том, как они совместно с Натальей Алексеевной занялись развитием театра. И что пытаются поставить комедию Мольера «Лекарь поневоле». И не в рамках маленькой домашней постановки, а с размахом. И грезили о создании в Москве постоянно действующего публичного театра.

Театром увлекался отец царя — Алексей Михайлович. Но домашним. Да и вообще в России тех лет все ограничивалось небольшими зарисовками для развлечения гостей. Маленькими. Камерными.

А тут такое.

Но это ладно.

Главное — письмо.

Евдокия никогда так ему не писала. Вообще никогда. Обычно он буквально продирался через велеречивые словеса, в которых она рассказывала о своей любви, о том, что жить без любимого Петруши не может и так далее. А тут… ее словно подменили.

Лаконично. По делу. И о всякой любви почти ни слова.

Нет, конечно, она не забыла сказать о своих чувствах. Но коротко и больше формально. Дескать, все еще люблю и так далее. В остальном же бумага не была испачкана «бабской мутью», как отзывался сам Петр. От чего он даже как-то растерялся.

Прошелся по помещению.

Посмотрел на печь.

Вновь вернулся к письму. Проверил почерк. Он был Евдокии. Не перепутаешь. Еще раз прочитал. Посидел. Подумал.

Потом взял заново письмо Натальи и очень вдумчиво его перечитал. Несколько раз. Далее Ромодановского. Сына. И снова письмо жены.

— Что-то прости господи странное в Москве происходит, — тихо выдал царь.

Меншиков промолчал. Он уже отдал приказы для подготовки опытов с печью в палатке. И вновь находился подле царя.

— Позови-ка того, кто письма привез.

Через несколько минут вошел гонец. Уставший с дороги. Он еще не успел привести себя в порядок, а потому был пыльный.

— Из Москвы ехал?

— Из Москвы.

— Рассказывай… — буркнул Петр и начал выпытывать гонца о том, что он сам знает, что слышал и так далее. Все-таки простой человек. И чем больше слушал, тем сильнее чесал затылок. Осозновая, что он просто не понимает происходящее.

Через пару часов царь вышел на улицу и отправился к палатке. Ее специально поставили невдалеке. Большую. И облили, словно бы дождь сильный прошел.

Именно туда печь и поставили. Благо, что удобные ручки позволили ее без особых проблем туда занести. Они ведь крепились за тепловые трубы — самые «холодные» части печи.

Поставили.

Затопили.

И довольно скоро от палатки пошел пар.

Она просыхала.

— Как тебе диковинка? — спросил царь Лефорта, что руководил проверкой.

— Добрая вещь. Откуда она?

— Сын удумал.

— Сын? — удивился Франц. — Но ему же всего шесть лет. Здесь нет ошибки?

— Сам того не понимаю. — покачал головой Петр, задумчиво глядя на палатку. — Тебе жена не писала?

— Отчего же нет? Писала.

— О том, что случилось между Дуней и Аней там было что-то?

— Ничего особенного. Встретились в дверях. Анна удивилась тому, что Наталья привезла с собой Алексея. И по неосторожности назвала царицу мегерой. Не зная, что она стоит перед ней. Сын твой остановил мать, высмеяв их возможную перепалку. А потом, когда Евдокия ушла, отчитал Анну за неосмотрительность. И посоветовал более в присутствии незнакомых лиц не говорить всякие гадости про семью царя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Это точно говорил Алексей?

— Лиза пишет, что мальчик остер на язык. И иной раз может такое сказать, что хоть стой, хоть падай. Причем точно и вовремя. Он тогда смутил маму, не дав той наброситься на Анну. И последнюю устыдил.

— А Дуня навещала после того дела твой дом?

— Да. Много раз. И всегда неизменно в немецком платье и под ручку с Натальей. Они очень расспрашивали Лизу о театре и музыке. Английский негоциант, приглашенный Лизой, им про театр Глобус Шекспира рассказал. Тот, что сгорел полвека назад, но славился на всю Англию. Так с того Евдокия увлеклась и почитай всю слободу перетрясла, узнавая все про театры и как они устроены в Европе.

— Вот даже как.

— Лиза пишет — Дуня совершенно неугомонная. Вцепляется мертвой хваткой в бедолагу какого и душу из него вытрясает, заставляя рассказывать все, что тот знает. А что не знает — придумывать. Но правдоподобно.

Петр от этой характеристики рассмеялся. Сразу стало ясно — нет, не подменыш. Это действительно его Евдокия, с которой просто что-то произошло.

— Узнаю ее. Да. Бедные негоцианты. А чего мне про это не сказывал?

— Лиза просила помолчать. Опасалась твоего гнева. Ведь Анна теперь к ней совсем не ходит, боясь встречи с царицей. Да и вообще — больше дома сидит, так как Евдокия частенько бывает в слободе.

— Вот даже как?

— Жена беседовала с Анной. Та стыдится своего поступка и опасается твоего гнева. Все-таки публично оскорбила царское величие.

— Хм. Любопытно… — посерьезнел Петр. С этой точки зрения ему было о том событии слышать неприятно. Но раз уж люди о том стали болтать… — А мой сын в слободу с мамой ездит?

— Да. Или с тетей. Он часто бывает в слободе. И непременно в немецком платье, как и мама с тетей. Но, в отличие от мамы, он больше интересуется всякими мастеровыми. Например, с часовых дел мастером однажды почитай пять часов проговорил. Совсем замучил расспросами. Но тот не спешил уходить. Даже сказал потом, что мальчик смышленый. И если будет нужно он охотно ответит на его вопросы.

— Льстил?

— А кто его знает? Может и льстил. Но Лиза тоже Лешу смышленым называла. Хоть и колким.

— А к Лопухиным он наведывается?

— Леша то?

— Да.

— Того мне Лиза не писала, не ведаю.

— Занятно… занятно… — пробурчал Петр, задумчиво начав набивать трубку. История, что заворачивалась в Москве, его все больше и больше занимала. Во всяком случае в эмоциональном плане даже оттесняла славную викторию, одержанную под Азовом…

Часть 2: Ржавые рельсы

Короче, не усложняйте никому жизнь, а то простудитесь. к/ф «Рок-н-рольщик»

Глава 1

1697 год, январь, 1. Москва

Алексей стоял на морозе и смотрел в никуда.

Он думал.

Хотя сторонним наблюдателям казалось, будто бы он застыл со словно остекленевшим практически немигающим взглядом. Как тогда — в храме. И выглядело это жутковато, особенно учитывая то, что дышал он не глубоко. Отчего мерещилось, словно царевич или статуй какой, или мертвец…

Наступил новый год — первое января.

Здесь правда так не думали, продолжая старинный отсчет годов по Константинопольской эре, отмечая новый год осенью. Но царевича это мало заботило, так как он мерил реальность привычными лекалами. Тем более это не было актуально сейчас, когда он тревожился о будущем.