Читать интересную книгу Пушки Острова Наварон - Алистер Маклин

Капитан толковал с Миллером о том, что Стивенса придётся нести с собой, а затем бросить. Говорил с деланным равнодушием, пряча свою боль и горечь. И лишь теперь, когда стало известно, что принимать такое решение нет нужды, Мэллори понял, как трудно было бы ему это сделать.

— Прошу прощения, — произнёс Андреа со смущённой улыбкой. — Конечно, следовало сказать. Но я думал, ты меня понял… Ведь это лучшее решение, верно?

— Лучшее, — согласился капитан. — Хочешь отвлечь их, увести вверх?

— Другого выхода нет. Если спускаться в долину, на лыжах они меня в два счёта догонят. Разумеется, вернуться я смогу лишь, когда стемнеет. Вы останетесь здесь?

— Кто-нибудь да останется. — Мэллори посмотрел на Стивенса. Проснувшись, тот тёр глаза и пытался сесть. — Нам необходимы продовольствие и топливо, Андреа, — продолжал вполголоса капитан. — Ночью я хочу спуститься в долину.

— Конечно. Надо сделать всё, что в наших силах, — едва слышно, с серьёзным лицом ответил грек. — Пока это возможно. Он ещё так молод, почти мальчик… Может, не так и долго придётся стараться. — Отогнув полог, Андреа взглянул на вечернее небо. — К семи вернусь.

— К семи, — повторил капитан. Небо темнело, как темнеет оно перед снегопадом. Поднялся ветер, гнавший пушистые белые облачка, которые забивались в лощину. Мэллори поёжился и сжал крепкую руку товарища. — Ради Бога, Андреа, — негромко, но настойчиво произнёс новозеландец. — Побереги себя!

— Поберечься? Мне? — безрадостно улыбнулся Андреа и осторожно высвободил свою руку из руки капитана. — Обо мне не тревожься, — спокойно проговорил он. — Если хочешь помолиться, то моли Бога о спасении этих несчастных, которые нас разыскивают. — С этими словами грек опустил полог и исчез.

Постояв в нерешительности в устье пещеры, Мэллори смотрел невидящим взглядом сквозь щель между брезентом и скалой. Затем круто повернулся и, подойдя к Стивенсу, опустился на колени.

Миллер бережно поддерживал голову юноши. В тусклых глазах лейтенанта застыло безразличие, пергаментные щёки ввалились.

Новозеландец улыбнулся, чтобы скрыть, насколько он потрясён увиденным зрелищем.

— Так, так, так. Проснулась спящая красавица. Лучше поздно, чем никогда. — Открыв водонепроницаемый портсигар, протянул его раненому. — Как себя чувствуешь, Энди?

— Закоченел, сэр. — Стивенс мотнул головой, отказываясь от сигареты. От жалкой его улыбки у капитана заныло сердце.

— Как нога?

— Тоже, думаю, закоченела. — Лейтенант скользнул равнодушным взглядом по забинтованной ноге. — Совсем её не чувствую.

— Закоченела, скажет тоже! — фыркнул Миллер, мастерски изображая уязвлённую гордость. — Какая неблагодарность, чёрт возьми! Где ещё ты встретишь такое медицинское обслуживание?

На лице Стивенса мелькнула тень улыбки и тотчас исчезла.

Он долго разглядывал свою ногу, потом в упор посмотрел на Мэллори.

— К чему ломать комедию, сэр? — негромким и монотонным голосом спросил лейтенант. — Не хочу, чтоб вы сочли меня неблагодарным. И этакого героя не хочу изображать. Но ведь я такая вам обуза, и поэтому…

— Поэтому мы должны бросить тебя? — прервал его Мэллори. — Чтоб ты замёрз или угодил в плен? Выбрось это из головы, приятель. Мы сумеем о тебе позаботиться… И эти проклятые пушки взорвём.

— Но послушайте, сэр…

— Обижаешь, лейтенант, — снова скривился янки. — Мы задеты в своих лучших чувствах. Кроме того, как специалист, я должен долечить своего пациента. Я не собираюсь это делать в вонючей немецкой камере…

— Достаточно! — поднял руку Мэллори. — Вопрос решён. Увидев пятно румянца на худых скулах юноши, заметив благодарность, которая засветилась в потухших его глазах, капитан почувствовал отвращение к самому себе и стыд. Ведь раненый не понимал, что ими движет не забота о товарище, а опасение, что тот может их выдать… Наклонясь, Мэллори принялся расшнуровывать свои высокие штиблеты.

— Дасти, — проговорил он, не поднимая головы.

— Чего?

— Когда тебе надоест распространяться о своём лекарском искусстве, может, испробуешь его и на мне? Взгляни, что у меня сталось с ногами, ладно? Боюсь, от трофейных ботинок прок невелик.

Спустя пятнадцать минут, причинивших новозеландцу немало страданий, капрал обрезал неровные края липкого пластыря, обмотанного вокруг правой ступни Мэллори, и, выпрямившись, с удовлетворением посмотрел на дело своих рук.

— Отличная работа, Миллер, — похвалил он самого себя. Такой и в балтиморском госпитале Джона Гопкинса не увидишь… — Янки внезапно умолк, задумчиво уставясь на потолстевшие ступни Мэллори, и виновато кашлянул. — Мне тут пришла в голову одна мыслишка, шеф.

— Давно пора, — хмуро ответил капитан. — Как я теперь всуну ноги в эти проклятые башмаки? — Он зябко повёл плечами, натягивая толстые шерстяные носки, к которым прилип мокрый снег, и с отвращением посмотрел на немецкие штиблеты, которые держал в вытянутой руке. — Седьмой размер, самое большое, да ещё и узкие, будь они неладны!

— Девятый, — проронил Стивенс, протягивая капитану свои ботинки. — Один из них сбоку был аккуратно разрезан. — Залатать башмак пара пустяков. На кой бес они мне теперь. Прошу вас, сэр, не возражайте. — Юноша было засмеялся, но тотчас скривился от адской боли в ноге и побелевшими губами прибавил:

— В первый и, видно, последний раз поспособствую успеху операции. Интересно, какую медаль мне дадут за это, сэр?

Взяв ботинки, Мэллори внимательно посмотрел на Стивенса, но в эту минуту распахнулся брезентовый полог. Неуверенной походкой вошёл Кейси Браун. Опустил на землю рацию и телескопическую антенну, достал портсигар. Окоченевшие пальцы не повиновались, и сигареты упали в грязь. Браун беззлобно выругался, ощупал нагрудные карманы и, не найдя того, что искал, махнул рукой, садясь на камень. Вид у Кейси был измученный и несчастный.

Закурив сигарету, капитан протянул её шотландцу.

— Как дела, Кейси? Удалось поймать Каир?

— Меня самого поймали. Приём, правда, был отвратительный. — Браун с наслаждением затянулся. — Они меня не слышали. Наверно, гора, что к югу от нас, мешает, будь она неладна.

— Возможно, — кивнул головой Мэллори. — Что новенького сообщили наши каирские друзья? Призывают удвоить усилия? Подгоняют?

— Ничего нового. Страшно обеспокоены нашим молчанием. Заявили, что будут выходить в эфир каждые четыре часа вне зависимости от того, получат от нас подтверждение или нет. Раз десять повторили, на этом передача закончилась.

— Очень нам помогут, — саркастически заметил Мэллори. — Приятно знать, что они на нашей стороне. Самое главное — это моральная поддержка. — Ткнув большим пальцем в сторону устья пещеры, он присовокупил:

— Эти немецкие ищейки наложат полные штаны, узнав, кто за нами стоит… Ты хоть посмотрел на них, прежде чем прийти сюда?

— А чего на них смотреть? — хмуро отозвался Браун. — Я слышал их голоса. Вернее, слышал, как кричал офицер, отдавая распоряжения. — Машинально подняв автомат, Кейси загнал в магазин обойму. — Они меньше чем в миле отсюда.

Цепь альпийских стрелков, сомкнувшись теснее, находилась меньше чем в полумиле от пещеры. Заметив, что правый фланг, поднимавшийся по более крутому южному склону, снова отстаёт, обер-лейтенант трижды свистнул, подтягивая солдат.

Пронзительные трели дважды отразились от заснеженных склонов, а третий сигнал замер, перейдя в долгий заливчатый вопль. Постояв несколько мгновений с искажённым мукой лицом, обер-лейтенант, словно подкошенный, ничком рухнул в наст. Находившийся рядом здоровяк унтер-офицер изумлённо посмотрел на убитого; поняв, что произошло, открыл в ужасе рот, но успел лишь вздохнуть и упал нехотя на командира. Последнее, что он услышал, был резкий, как удар бича, хлопок карабина.

Укрывшись между двумя валунами, усыпавшими западный склон горы Костос, Андреа смотрел в оптический прицел на суетливые фигурки, двигавшиеся в надвигающейся темноте. Он зарядил уже третью обойму. Лицо его было бесстрастно и неподвижно, как и веки, которые ни разу не вздрогнули от выстрелов. В глазах грека не было ни жестокости, ни безжалостности. Они ничего не выражали. Ум его был словно закован бронёй: Андреа понимал, что задумываться нельзя. Убить. человека — смертный грех. Человек не вправе лишить ближнего дара жизни. Даже в честном бою.

Сейчас же шёл не бой, а преднамеренное убийство.

Всматриваясь сквозь клубы дыма, повисшие в морозном воздухе, Андреа медленно опустил карабин. Немцев не видно: одни спрятались за камни, другие закопались в снег. Но они никуда не исчезли и по-прежнему представляют собой опасность. Скоро немцы опомнятся: горно-пехотные части отличаются решительностью и стойкостью, это лучшие в Европе войска, подумал Андреа. И тогда они догонят его, схватят и убьют, если это в человеческих силах. Вот почему первым грек сразил офицера. Тот, возможно, и не стал бы его преследовать, разгадав причину неспровоцированного обстрела отряда с фланга.