опытом, устраивая экспедиции, выставки, привлекая в свои ряды все больше заинтересованных и стараясь разработать условия содержания для все большего количества видов и начиная использовать для этого новинки ширящегося прогресса. Главным толчком к развитию этого увлечения стало электричество и примитивная лампочка накаливания, которая выделяла тепло. Началась долгая, продолжавшаяся почти до конца XX века эпоха «примитивного террариума», которую я еще в полной мере застал.
Нет, разумеется, террариумистика и первые террариумисты появились очень и очень давно. Просто они и сами не подозревали, что таковыми являются. Древняя Индия и Древний Египет – вот истинная родина террариумистов. Ну кем еще можно назвать жрецов Себека – бога Нила, от которого зависела вся жизнь в Египте. Захочет бог – разольется Нил, напитает поля водой и плодородным илом, богатым будет урожай, сытыми – жители могущественной страны. Разгневается – усохнет, съежится великая река, пересохнут пашни, обрекая людей на голод и смерть. Вот и спасали население Египта первые террариумисты, жрецы, прислуживавшие живым воплощениям Себека – громадным крокодилам в их священных бассейнах, кормили, чистили, пели им священные песни, а раз в году, пройдясь по стране и найдя самую красивую девушку, удостаивали ее великой чести стать невестой бога – попросту сбрасывали к крокодилам. Нет, я, разумеется, утрирую, не совсем так все это было. Девушку, конечно, искали и находили. Самую-самую что ни на есть красивую. Но до простого кидания ее в бассейн, естественно, не опускались: устраивали настоящую пышную церемонию с песнями, молитвами и цветами, долгими танцами и уговорами сурового бога принять невесту и ниспослать людям воду – словом, настоящий праздник на несколько дней, чтобы и крокодилы аппетит нагулять успели, и невеста все счастье несказанное прочувствовала, дожидаясь великой минуты соединения с нареченным.
Кем, как не первыми террариумистами являлись жрицы Храма священной кобры в Индии или всем известные факиры с их нелепыми дудками и кобрами в корзинках? Знание повадок змей, умение видеть их настроение, двигаться так, чтобы все время находиться на самой грани дозволенного, не переходя ее и не давая змее нанести укус – все это делало их непревзойденными мастерами общения с рептилиями. Даже несмотря на дурацкие корзинки. Вот примерно таким же примитивным, самым доисторическим образом начинал вхождение в террариумистику и я. С той лишь разницей, что голова моя, хоть и полная интереса и самой неподдельной любви к рептилиям, вовсе не была отягощена хоть какими-то знаниями о них. Ну и еще корзинки у меня не было. Была большая стеклянная банка с пластиковой крышкой с дырочками, спрятанная от родителей под шкафом. По непонятным мне причинам почти все родители в те времена терпеть не могли змей в доме.
Это навевало уныние и заставляло идти на мелкие преступления, вроде спрятанного в банке водяного ужа. Ужа я, отказываясь от школьных обедов, купил в зоомагазине – стоил он тогда целый рубль и двадцать копеек. Не смейтесь, для мальчишки по тем временам сумма весьма значительная – целую неделю я голодал днем, тщательно откладывая выдаваемые с точностью до копейки обеденные деньги. В зоомагазине был сезон водяных ужей. Несколько десятков змей сидели в ящике со стеклянной стенкой, угрюмо сбившись в кучи по углам. Змеи были грязные, будто покрытые пылью, воды им явно не полагалось и, несмотря на свое название – водяные ужи, – они довольствовались лишь серым, скомкавшимся песком.
Как завороженный стоял я перед этим террариумом, сжимая монетки в ладошке, давно ставшей мокрой от волнения, и никак не мог выбрать, какой из ужей нравится мне больше. Все они, несмотря на внешнюю невзрачность и покрывающий их песок, казались потрясающими. Сквозь налет проступало оливково-серое тело, испещренное множеством черных пятнышек, некоторые лежали так, что просматривался узор на брюхе – у кого-то живот был просто светло-серый, а у кого-то на черном фоне выделялись яркие, почти красные отметины. Решившись, наконец, я остановился именно на таком, с красными крапинками на животе, и заспешил к кассе, протягивая свои заветные рубль двадцать, отозвавшиеся мне впоследствии гастритом. Получив чек и протягивая его суровой и равнодушной тетке, с самым презрительным видом монументально возвышавшейся над прилавком, я с трепетом указал на нужного мне ужа. Рука в пятнистой, явно многое повидавшей на своем веку брезентовой рукавице нависла над кучкой обеспокоенно зашевелившихся змей.
– Этот, что ли? – повелительница ужей и меченосцев, поглядывающих из-за стекла неподалеку, хмуро тыкала в бок старающейся спрятаться под телами товарищей рептилии.
– Нет, вон тот, с красным брюшком! – волновался я ужасно, голос тетки уверенности не придавал, и я срывался почти на писк. – В самом уголке!
Нависая над террариумом, тетка, разумеется, не могла сверху рассмотреть так впечатлившее меня брюшко, сердилась, распихивая змей, отчего они заметались по дну, перепутываясь, она хватала их своей огромной грязной рукавицей, показывая мне, пока, наконец, в руках у нее не мелькнула, извиваясь, та самая, с красными крапинами. Впрочем, может, это был и другой, просто похожий, уж. Он никак не хотел залезать в пол-литровую банку, которую я предусмотрительно захватил, тетка сердилась, стараясь его побыстрее утрамбовать и закрыть крышку.
Наконец все получилось, и она протянула мне мою самую первую змею. Тот, кто никогда не был увлечен чем-то абсолютно и полностью, никогда не поймет чувства мальчишки, держащего в руках предмет своих самых восторженных мечтаний. Восторг, смешанный с чувством нереальности и страха – сложная смесь, передать которую я теперь уже и не берусь. Но мне кажется, ради таких эмоций, ради этих минут воплощения – не желаний, нет, – самой настоящей, всеобъемлющей мечты – ради таких минут и стоит жить. Я смотрел на банку, откуда выглядывал настоящий водяной уж и все еще не мог поверить, что у меня есть змея. Прекрасная и живая, пусть немного запыленная – какая ерунда, я ее помою, напою, и она снова будет блестеть!
И еще было страшно оттого, что я не знал, что делать дальше. Стоит мне поделиться своим счастьем с домашними, как мы вместе с ужом немедленно побредем искать пристанище. Никто не сможет оценить великолепие моего приобретения и яростное желание поселить его в пустом аквариуме, стоящем на тумбочке возле моей кровати, чтобы иметь возможность наблюдать за змеей, засыпая. Нет, с семьей мне, в принципе, повезло – против рыбок и хомячков, при условии, что я тщательно за ними убираю и они не пахнут, возражений не было. Даже раненая ворона, которую я отловил на улице, спасая от хищных кошек, какое-то время ютилась на подоконнике, хрипло каркая, требуя еды и обильно пачкая все вокруг – моей обязанностью было постоянно отмывать следы ее жизнедеятельности, и