лицом – губы двигались с трудом, щеки стали какими-то чужими, их будто накачали воздухом. Мои товарищи обеспокоенно поглядывали на меня, а потом, сняв со стены зеркало, поставили его на стол. На меня смотрело совершенно чужое лицо. Опухшее настолько, что глаза превратились в щелочки, оно совсем не походило на того, кем я был всего десять минут назад. Даже уши увеличились и отекли так, что теперь забавными лопухами торчали в стороны. Рука, ставшая вдвое толще уже до самого плеча, не сгибалась, и ее приходилось придерживать, несмотря на мучительную боль. Но сознание оставалось вполне ясным, дурацкая надежда на то, что все как-нибудь само собой обойдется, все еще меня не покидала – в больницу я не хотел. Наконец, минут через двадцать после укуса, подъехала машина.
– Везите меня домой! – вновь заявил я, поднимаясь из-за стола. Следующее, что я увидел – светлый потолок и человека в белом халате, оттягивающего мне веко и вглядывающегося в лицо.
– Какой необычный случай! – протянул он. – Для начала сделаем сыворотку!
– Сыворотку делать не дам! – скрипя зубами от боли, ставшей вовсе нестерпимой, прохрипел я. – Переливание крови! – и снова выключился, как лампочка.
Очнувшись, уж не знаю через какое время, я снова обнаружил над собой любознательного доктора, который с интересом в меня всматривался. Вся рука не просто болела – ощущение было такое, словно ее от кисти и до плеча медленно прокручивают в раскаленной мясорубке. Скосив глаза и пыхтя от нестерпимой боли, я увидел лежащее рядом с собой бревно ярко-багрового цвета. Кожа на нем натянулась так, что блестела, отражая свет лампочек. Казалось, ткни в нее иголкой, и то, во что превратилась моя рука, взорвется как воздушный шарик, разбрызгивая содержимое. Вдобавок к этому я чувствовал, что весь организм распадается на части.
Описать это состояние попросту невозможно. Можно описать боль, головокружение, тошноту. Но для того, как я тогда себя ощущал, подобрать слова не получается. Мне было плохо. Если абстрагироваться от жуткой боли, сконцентрировавшейся в руке, все остальное не болело. И тошноты не было. Но было непередаваемо плохо, будто все органы пытаются работать каждый сам по себе, не обращая никакого внимания на должный порядок. Было плохо настолько, что я подумал, будто так попросту не может быть.
– Без сыворотки нельзя! – наставительно произнес врач, воздев к небу указательный палец. – Мы обязаны ее ввести! А потом уж все остальное!
Его тон был неумолим, и я понял, что если нет другого пути к переливанию, нужно соглашаться – еще немного, и мой организм не сможет собраться обратно. Хотя ни на секунду меня не покидала твердая уверенность в том, что я выкарабкаюсь.
В следующий раз я открыл глаза уже в реанимации, когда надо мной стоял благообразный доктор и с умным видом описывал симптомы укуса ядовитых змей стайке испуганных маленьких студентов, в которых я без труда опознал вьетнамцев.
– Сильный отек, изменение цвета конечности, потеря сознания… – перечислял он.
– Доктор, у них чаще встречаются змеи с нейротоксическим типом яда, а это гемолитический! – еще успел я его поправить, прежде чем снова куда-то провалился.
Глубокой ночью, в очередной раз придя в сознание, я вдруг понял, что все закончилось. Боль была ужасной, но организм ухитрился собраться воедино. Хотя не было сил даже повернуть голову, я больше не распадался на множество маленьких несуразных кусочков и, по сравнению с предыдущими возвращениями в сознание, чувствовал себя вполне живым. Скупой свет в палату попадал только через стеклянную дверь, на кровати, стоящей в ногах, скрипучий старушечий голос безуспешно звал сестру, у стены напротив стонал и непрерывно вертелся мужик, опутанный капельницами. Больница отдыхала, ни звука не слышалось из полутемного коридора. Только когда вертлявый мужик в особо ловком пируэте ухитрился свалиться с кровати, с грохотом роняя подставки капельниц, в палату неторопливо пришла сонная медсестра.
Через сутки я, покачиваясь, сумел встать с постели. Отек еще не начал спадать, рука напоминала бревно, цвет из багрового уже стал практически черным, а от плеча и до пояса весь торс оказался джинсово-синим. А еще через три дня мне пришлось сделать первую операцию. Яд, словно кислота, расплавил все мышцы в ладони, оставив только сосуды и сухожилия. Вскрытая и тщательно вычищенная, кисть теперь выглядела словно анатомическое пособие, которое я внимательно изучал во время ежедневных перевязок. Кости, вены, связки – все на виду, все каким-то образом живет, независимо от меня, будто странный механизм. Пальцы оказались согнутыми, словно после судороги и разгибаться не хотели, рука ниже локтя почти не действовала.
– Знаешь, проще всего ампутировать и не мучиться, – заявил мне хирург после операции. – Даже если ухитримся спасти кисть, вряд ли она будет нормально работать.
Но мне почему-то не хотелось расставаться со своей, пусть и почти механической, конечностью. Я по-прежнему был уверен, что все закончится благополучно. Поэтому я вежливо отказался, заявив, что стоит помучиться. Помучиться пришлось месяца четыре, сделав еще одну операцию. Только тогда все более или менее зажило, и я с удивлением смотрел на новую кисть, лишенную мускулатуры, узкую, будто обезьянью, перечеркнутую поперек страшными шрамами, с тремя скрюченными, почти неподвижными пальцами. Вся рука усохла, и теперь ее можно было обхватить двумя пальцами. Впрочем, это не помешало мне вернуться к работе со змеями. А на восстановление ушло два года работы – ежедневные тренировки постепенно позволили разработать руку и разогнуть пальцы, практически полностью вернув им подвижность. И никто уже не мог заметить, что половина кисти так и осталась малочувствительной, словно я ее отсидел.
Я рассказываю эту историю вовсе не как страшилку, а лишь как иллюстрацию действия гемолитического яда, присущего гадюковым змеям. И как предупреждение начинающим террариумистам, многие из которых начали активно увлекаться ядовитыми змеями, считая себя достаточно искушенными после прочтения пары книг. Ядовитые змеи прекрасны и очень интересны, я, безусловно, с этим соглашусь. Но работа с ними подобна работе с гранатой, где малейшая оплошность неизбежно приводит к очень серьезным, а порой и фатальным последствиям.
Многие за прошедшие годы погибали от укусов змей по неосторожности и самоуверенности, а порой, что самое обидное, и по непростительной глупости, не учитывая способность змей сохранять некоторое количество яда даже после многих укусов и стремясь использовать их как инструмент собственного эгоизма. И, на мой взгляд, работать с этими животными должны только психически здоровые, спокойные, уравновешенные люди, которые понимают, какие цели они перед собой ставят, начиная общаться с опасными животными, отрицают детское понятие «потому что это круто» и обладают высокой степенью ответственности и самодисциплины.
Итак, можно различить три типа ядов: гемолитический, нейротоксический и смешанный. Гемолитический яд наиболее распространен у гадюковых змей и воздействует на кровь