откровенно вспоминал один из участников Сопротивления. – Страх за себя; страх быть осужденным; страх, что за вами будут следить, а вы об этом не будете знать; страх, что это „они“, когда на рассвете слышишь, или думаешь, что слышишь, как хлопает дверь или как кто-то поднимается по лестнице… Наконец, страх испугаться и не суметь преодолеть этот страх»[101]. Сопротивление требовало «одинокого мужества от мужчин и женщин, способных сражаться в одиночку»[102]. Один агент начал обедать перед зеркалом: в ход шло все, что могло помочь справиться с напряжением. Ибо никому, кроме собственного отражения в зеркале, нельзя было полностью доверять. В тылу врага преданность имела другое значение, и по сути это была преданность скорее идеалу, чем человеку или народу. Вирджиния слишком хорошо знала, что потеря бдительности за едой и выпивкой, даже среди других агентов или помощников, может стать фатальной. Все испытывали одиночество, все страстно желали поделиться своими мыслями и страхами; но выживание напрямую зависело от молчания. Однако для Вирджинии с тех пор, как она потеряла ногу, скрывать эмоции и рассчитывать только на себя стало второй натурой. И весь этот ужас и суматоха были все равно лучше, чем то чувство пустоты внутри. Она выполняла жизненно важную работу и делала это хорошо. У нее была роль. Хотя задержание в любую минуту было вполне реальной перспективой, Вирджиния никогда не чувствовала себя настолько свободной.
Уже задолго до Рождества 1941 года стало ясно, что Вирджиния добилась впечатляющего старта. На самом деле в УСО ее считали «удивительно успешной», оценивая ее оперативные навыки как «вдохновляющие»[103]. Но не все были довольны ее успехами. Рядом с ней в Лионе базировался Ален, или Жорж Дюбуден, один из немногих агентов УСО, избежавших марсельской мышеловки. Француз, на год моложе Вирджинии, был женат на британке и до войны работал в банке Crédit Lyonnais в Лондоне. Его обучал Ким Филби (позже разоблаченный как член Кембриджской пятерки[104] советских шпионов, но в то время работавший на УСО), и в Лондоне его хвалили, отзываясь о нем как об «исключительно превосходном человеке» и «прирожденном лидере»[105]. Ален уже был главой (или организатором) собственной зарождающейся сети и, следовательно, технически превосходил Вирджинию по статусу. Он считал, что справедливым будет, если он, а не женщина с инвалидностью возглавит деятельность УСО в Лионе.
По прибытии в город Вирджиния познакомила его с группой Сопротивления, издававшей Le Coq Enchainé, и свела с другими людьми, собирающими оружие для будущих миссий и подделывающими документы. Она сделала все, что могла, чтобы помочь ему. И все же у Алена не получалось добиться успеха в полевой работе: он не являлся на важные встречи и, казалось, не мог завербовать помощников или сохранить контакты, если это ему удавалось. Он докладывал восторженной Бейкер-стрит, что завербовал около 10 000 человек, готовых, когда придет время, начать гигантскую диверсионную кампанию. Но даже если Лондон, отчаянно нуждающийся в хороших новостях, и верил в это, Вирджиния знала, что все было не так. Она видела, что Алена беспокоила его подпольная жизнь, и он ненавидел одиночество, которого такая жизнь требовала. Ему не хватало легкого общения с обычными бойцами в своем отряде, и он начал искать утешение в выпивке и компании различных женщин, ни одна из которых не была его женой. И ни одна из них не была осторожной или сочувствующей делу Сопротивления. Пока Ален расхаживал с важным видом, изображая из себя секретного агента, Вирджиния беспокоилась, что его бравада поставит под угрозу ее личную безопасность и безопасность УСО в целом. «Больше всего боялись своих, – говорил один из первых участников Сопротивления. – Эти люди слишком много о тебе знали»[106].
Чего Вирджиния не хотела делать, так это связывать Алена со своей сетью, не говоря уже о том, чтобы позволить ему взять на себя управление. Отказ явно его возмущал. Это были ее личные контакты, которые доверяли ей одной, и она неоднократно предупреждала Бейкер-стрит, что «уволится»[107], когда они предлагали Алена на роль руководителя. За тот короткий период, что Вирджиния проработала в поле, она слишком хорошо осознала – даже если этого еще не понял Лондон – необходимость автономных ячеек в стиле коммунистической партии. Эти ячейки должны быть немногочисленными, каждый из новоприбывших рекомендован существующим членом и знает только своего непосредственного начальника. Вирджиния знала об опасности единственного слабого звена в цепи, ощутив на себе катастрофические последствия нарушения протоколов безопасности на Вилле де Буа. Удивительным образом эти события спасли ее. Они заставили ее с первых недель осознать, что изоляция и расчет только на себя – включая воздержание от романтических связей – должны стать ее основным правилом, если она хочет остаться на свободе и выжить. На личном опыте она уже знала ужасную цену беспечности. Поэтому она проводила вечера в одиночестве и, что было необычно, не испытывала проблем с тем, чтобы держать все в секрете. Инвалидность еще больше увеличивала дистанцию между Вирджинией и другими людьми, и она чувствовала необходимость поддерживать ее. Задача Вирджинии заключалась в том, чтобы ее контакты придерживались того же, или в том, чтобы минимизировать ущерб, если они этого не делали. Для этого она держала их в отдельных, четко определенных группах, которые мало знали друг о друге и о ней самой, – кроме одного из ее нескольких кодовых имен. Она настаивала, чтобы они поддерживали связь только путем передачи сообщений через безопасный почтовый ящик или агента-связника, например, мадам Альберту из прачечной. Но Ален был непрофессионалом, остро нуждающимся в эмоциональной связи, поэтому ему нельзя было позволить участвовать в операции Вирджинии.
Ее установление контактов шло так хорошо, а способность решать проблемы приводила к таким успехам, что Мари Монен стала легендой и за пределами Лиона. Ее сети стали настолько обширными и эффективными, что она больше не могла сама выбирать каждого члена, как предпочитала делать в начале. То, как хорошо Вирджиния справлялась со своей работой, сделало ее в глазах УСО «эдакой „тетушкой“ для всех наших людей, попавших в беду. Все, кто испытывал какие-то трудности, немедленно обращались к ней»[108]. Решая вопросы других участников Сопротивления, Вирджиния неизбежно привлекала внимание к себе.
Бар в отеле «Гранд Нувель», который она по-прежнему регулярно посещала, чтобы забрать сообщения, теперь был широко известен как место, куда можно обратиться за помощью. На самом деле, Лондон беспокоился, что он может быть brûlé, или «засвечен» – на сленге УСО это означало «скомпрометирован». Вирджиния полагалась на свои контакты в полиции, предупреждавшие о