сиюминутных политических целей начали складываться уже до брюмерианского переворота, и после установления консулата политика принципиально не поменялась. Положительное или отрицательное отношение прессы к России было очень четко увязано с фазой двусторонних отношений. Что интересно, идеологи бонапартистской политики пытались строить позитивный образ России как возможной союзницы Франции при помощи традиционных и в целом негативно окрашенных стереотипных представлений о ней, существовавших еще с середины XVIII в. Отличие было в том, что теперь вместо устаревшей идеи сдерживания российской экспансии при помощи «восточного барьера» предлагали заключить союз с Российской империей, сохраняя при этом в душе прежний страх перед «северным колоссом». Повинуясь воле Первого консула, французские газеты на все лады старались обосновать военный, политический и торговый союз с Россией. Интерес представляют газеты, выходившие в период Египетского похода генерала Бонапарта, как пример одного из первых опытов будущего императора по формированию целостной информационной политики. Новости о России и на страницах Courrier de l’Egypte не только освещали международное положение, но и преследовали чисто прагматические цели: сначала, когда Россия была военным противником Франции, ее негативный образ должен был настроить солдат на борьбу с ней; затем, когда Россия стала союзником, ее позитивный образ должен был поднять боевой дух деморализованных солдат. Все эти изменения в изображении России в короткий промежуток времени -3 года – отражали и существовавшую в общественном мнении «русскую угрозу», и пришедшие ей на смену идеи союза двух держав.
§ 4. Изменение концепции «русской угрозы» в эпоху Консульства и Империи: от войн к союзам
После трагической гибели Павла I внешняя политика Франции в отношении России не претерпела радикальных изменений[220]. Осенью 1801 г. французская пресса сообщила о заключении мира между республикой и императором Александром. Бонапарт на страницах печати сожалел о преждевременной кончине Павла, «который любил Францию и хотел мира в Европе, а особенно соблюдения свободы на море… Но теперь мир подписан и ничто не поколеблет отношений двух великих народов», полагал Первый консул [221]. Правда, переговоры о заключении союза, направленного на сдерживание Англии, были отложены, но в остальном Россия по-прежнему рассматривалась как потенциальный союзник, и газеты, уже почувствовавшие на себе тяжелую руку нового правителя, продолжали писать о России с умеренно благоприятных позиций.
В период между войнами против Второй и Третьей коалиций французская пресса уделяла очень большое внимание перипетиям внешней политики. Газеты публиковали подробные отчеты о переговорах с Англией сначала о заключении мира, затем по вопросам, связанным с соблюдением всеми сторонами условий Амьенского договора. И России в выстраивании новых конфигураций во внешней политике отводилась очень заметная роль.
В начале 1803 г. Россия пыталась выступить как посредник в переговорах между Францией и Великобританией о выполнении обеими сторонами условий Амьенского мира. Ключевым стал вопрос о принадлежности о. Мальта. В 1798 г. по дороге в Египет генерал Бонапарт захватил остров и организовал там собственную администрацию, но вскоре остров был захвачен англичанами, так как французский гарнизон здесь был невелик. По условиям Амьенского мира власть на острове должна была быть возвращена мальтийскому ордену, но и к началу 1803 г. англичане ничего не сделали для передачи острова. Отдавать такую базу англичане не собирались. Мальта занимала столь выгодное стратегическое положение в Средиземном море, что лондонский кабинет министров даже готов был за это пожертвовать наследственными владениями английских королей в Ганновере. Такой выбор представлялся очень разумным, поскольку собственных сил для защиты немецких владений у Великобритании было явно недостаточно и одновременно можно было рассчитывать на помощь континентальных союзников в войне на суше. А вот Мальту отбить у сильнейшего английского флота было бы крайне затруднительно. Россия выступала в этом вопросе еще одной заинтересованной стороной, поскольку в 1798 г. верховным магистром мальтийского ордена стал Павел I, который гарантировал рыцарям независимость их государства, и для Александра I было вопросом чести отстоять их интересы. Кроме того, после похода черноморской эскадры в 1799–1800 гг. у России также была собственная военная база в Средиземноморье – Республика семи островов, на территории которой располагались российские войска. В случае войны России было бы непросто удерживать эту удаленную и еще недостаточно освоенную базу, и потому наличие неподалеку опорного пункта такой сильной морской державы, как Великобритания, не было в интересах России.
Переговоры по всем этим вопросам проходили в очень напряженном темпе, и газеты старались уследить за каждым их шагом. Moniteur сообщал о каждой встрече русского посла в Англии с министром иностранных дел этой страны[222], а также публиковал отчеты о дебатах в английском парламенте на эти темы [223].
Россия в тот момент была важным потенциальным союзником для Франции, поскольку она обладала значительным военным флотом. После выхода из Второй коалиции Павел I предложил для защиты торгового судоходства возобновить политику вооруженного нейтралитета, которая показала свою эффективность в XVIII в. Однако на этот раз Великобритания действовала решительно и нанесла удар по Дании, обладавшей одним из сильнейших флотов на Балтике. В результате Копенгагенского сражения 2 апреля 1801 г. страна лишилась своего военно-морского флота, и для многих небольших европейских государств вопрос о защите от возможных нападений с моря стал еще более актуальным. Именно поэтому с таким вниманием французы отнеслись к походу российской флотилии в Росток. Газеты перечислили все корабли, прибывшие в мекленбургский порт, и от имени всех европейцев выразили уверенность, что русский флот воспрепятствует повторению копенгагенских событий[224]. Через несколько дней Moniteur опубликовал также заметку о еще одной русской эскадре, состоящей из одного линейного корабля и многих фрегатов, которая якобы вышла из Кронштадта в направлении Копенгагена[225]. С помощью подобных сообщений у французского читателя поддерживали представление о России как о сильном с военной точки зрения государстве, хотя в реальности российский флот в начале XIX в. значительно уступал английскому и едва ли мог служить надежной защитой для германских городов от возможной атаки англичан. Кроме того, в таких сообщениях Россия представлялась частью единого европейского континента, который противостоит враждебной Англии.
Большой интерес проявляли газеты к развитию в России торговли и промышленности. Сообщалось о стимулировании российским правительством развития пивоваренной промышленности[226], поддержке пострадавших от неурожая районов Новороссии путем отмены части налогов[227], а также об успешном строительстве речных каналов, которые должны были способствовать развитию внутренних путей сообщений в империи[228].
В 1804–1805 гг. с помощью французской прессы Наполеон пытался дезориентировать англичан и их возможных союзников на континенте относительно предназначения войск, стоящих в лагерях на побережье Ла-Манша. Различными способами распускались слухи о том, что войска могут быть направлены на Гаити или в Индию. И если большой интерес прессы к событиям в Карибском бассейне объясняется длительными экономическими