Читать интересную книгу Знак Сокола - Дмитрий Хван

Мишка подался вперёд – один из убитых, Микитка, был его дружком. Также среди тел Мартын увидел и мёртвого онегарца – молодого парня лет семнадцати. Потом воевода рассказал, как казацкий дощаник встретился им в пути и как казаки первыми начали стрелять, убив выстрелом в спину молодого матроса из команды корабля. Причём дело происходило на чужом для казаков правом берегу Амура.

– Теперь ты мне должен отдать пять человек, Мартын, – спокойным голосом, не терпящим возражений, проговорил Сазонов.

У Васильева перехватило дыхание, а стоявший сзади и не подававший признаков жизни Мишка шумно засопел. Мартына будто обухом ударили по голове, даже ноги едва не подкосились. С одной стороны, он человек тёртый, опытный, многое повидавший в жизни. Не страшившийся переступить через кровь других и не дававший спуску пытавшимся провернуть это с ним самим. Он думал, что этот воевода начнёт орать, требовать отдать собранный ясак, грозить оружием и в конце концов прикажет разбить их зимовье из тех грозных орудий, что стоят на его корабле. Но этот спокойный, уверенный в себе тон по-настоящему расстроенного смертью одного из своих воинов нарушил то равновесное состояние, в котором находился пятидесятник.

«Стал бы Пушкин обо мне горевать?» – мелькнуло в голове Мартына.

– Это первый наш погибший товарищ на Амуре. Никто ещё не убивал у нас людей, кроме лихого человека с Руси, обманом пробравшегося к нам, да твоего казачка, – окончательно добил пятидесятника воевода. – Я, конечно, мог бы убить вас тут всех да сжечь ваше смешное укрепленьице, но я хочу забрать пять человек.

– Погодь ты… – пересохло во рту у Васильева. – Пошто ты такое говоришь? Как это – отдать? Нешто они мне холопи какие? Да меня самого за такое дело! – перевёл дыхание Мартын. – На дыбу или в поруб!

Мишка тем временем начал пятиться задом, пытаясь вернуться в крепость и поведать товарищам о требовании чужаков.

– Мы не уйдём отсюда, пятидесятник, покуда я не пополню свою команду твоими людьми. У нас с царём русским уговор о сём есть. Он нам по доброте своей исконной людей шлёт, а твои людишки учиняют убийства. Наш князь теперь, верно, не захочет слать на Москву новых пушек для шведской войны. Потому как он будет крайне зол – у нас ещё ни одного воина не погибло в бою, а токмо из-за вашей злобы потеряли уже двоих!

Последнюю фразу воевода выкрикнул, а палец его упёрся в грудь Мартына. Мишка едва не брякнулся в песок, обернувшись назад. Воины воеводы меж тем сходили с корабля, охватывая берег.

– Сейчас я начну обстрел, а затем мы будем вязать вас, раненых да беспамятных. И тогда я заберу всех. Либо ты мне даёшь пятерых. Всё, уходи к своим людям. – Воевода отвернулся от Васильева и, уже не обращая никакого внимания на стоявшего столбом Мартына, принялся командовать своими людьми.

Убитого онегарца уже завернули в ткань и снесли на корабль. Мартын на негнущихся ногах возвращался назад, в Дукинское зимовье.

– Думаешь, они приведут тебе людей? – вздохнув, спросил воеводу капитан Сартинов.

– Нет, конечно же не приведут. Сейчас будут прорываться или засядут до упора, – зло сплюнув, отвечал Алексей.

– Радировать потом будешь?

– Да, – негромко проговорил Сазонов. – Потом.

– А объяснительную с него чего не взял, Алексей Кузьмич? – обернулся к воеводе Фёдор.

– А что напишет-то? Только с моих слов? – отвечал Алексей.

Но стрелять в этот день ангарцам больше не пришлось. Не прошло и двадцати минут, как из крепости вышло трое казаков, которые сразу же направились к «Тунгусу», а ещё двоих, упирающихся, волокли их недавние товарищи. После того как эту пятёрку приняли на борт, Сазонов приказал собираться и уходить немедля.

– Воевода! – услыхали на канонерке возглас с берега, когда уже убирали мостки.

– Алексей Кузьмич, тебя недавний толстобрюхий собеседник изволит требовать. – Сартинов с саркастической улыбкой указал на оставшегося у канонерки казака. Остальные же уже уходили к зимовью.

– Чего надо?! – крикнул один из матросов.

– Возьмёшь и меня с собою, воевода?

Алексей, стоявший у борта, тут же приказал отпустить одного из брыкавшихся недавно казаков, а назвавшемуся Мишкой велел заходить.

– Пять же решил брать, – пояснил он капитану. – Ну, с Богом. Островок надо покрасивше выбрать, Матвейку похоронить по-людски.

Вечером пятидесятник, обходя острожек, присел к костру, у которого собрались человек десять казачков. Те, однако, в тот же момент смолкли, хотя до этого они с пылом что-то обсуждали. Весьма обозлённый уходом верного прежде Мишки, Мартын взъярился и на остальных казаков, подозревая и тех в измене:

– Коли этот перебежник сбёг, то оно не значит, что у онгарцев служба легка!

– Мишка сказывал, что у нех никто ворогом убит не был доселе. Вишь, как воевода был зол от убивства одного токмо воина, – с расстановкой произнёс старый казак, не глядя на Мартына.

– А у нас вона от туземцев третьего дня Вихорка со товарищи сгинул, – зло буркнул молодой одноглазый парень с серьгой в ухе. – Стрелами утыканным только Ваньку и нашли.

– Вы что же, казачки мои родные, – ехидно начал Васильев, – желаете вслед за Мишкой уйти? Так шуруйте! Вона поганый корабль их вниз по реке ушёл! – уже выкрикнул пятидесятник.

– Уйдём, коли нужда такая будет, – отвечал старик. – А допрежь оного не получили мы ни денежной, ни соляной и ни хлебной казны.

– Ага, а у ентих онгарцев, Мишка сказывал, рожи добрые! – заметил сидевший в отдалении бородач. – Они нужду не испытывают.

На что Мартыну оставалось лишь заскрипеть зубами. В тот же день пятидесятник Мартын отписал бумагу воеводам якутского острога Пушкину и Супоневу. Как и было ему прежде наказано на случай появления чужаков-онгарцев:

«Государя Царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии воеводам Василью Никитичю, Кирилу Осиповичю да дияку Петру Григорьевичю ленсково розряду пятидесятничишко Мартынко Василев челом бьет. В нынешном во сто пятьдесят первом году по государеву царёву и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии указу и по вашей наказной памяти быти мне на Омуре-реке, ясашный сбор учинять, да приглядывать за рекою той. Седьмово дня явились онгарские людишки на корабле без вёсел и парусов, да тот корабль токмо дым к небу пускал поганый. А ещё внутре у оного корабля рёв рождается, яко зверь какой дикий кричит. Оттого у людишек моих страх учинялся. А корабль тот при себе лодию тащит. Тако же и наш дощаник притащил, в коем убиенные казаки Микитка да Онтипка, да онгарец один именем Матвейка. Онгарский воевода Алексей Сазонов стребовал с меня пять козаков взамен убитого моими людьми того Матвейки. Баял он, что-де казачки наши учинили драку и были биты. А ещё воевода онгарский сказывал об том, будто Государь наш Михаил Федорович шлёт им тех людишек, и коли я не дал бы им пять казачков, то Государь наш и великий князь в гневе пребывать станет и осердится весьма. А теперь оскудел я людишками по воле онегарского воеводы. И ежели в Дукинский острожек прибавки людей не будет, да от онгарских людишек на Омуре-реке житьё будет тесно, то и ясаку государева собрать будет некем, коли всех служилых людей они забирать будут. А всего с толмачами нас тут двадцать семь человек. А в Охотский многолюдный острог к стольнику и воеводе к Петру Петровичю писал многажды о людех о прибавошных, и Петр Петровичь людей не присылывал. А дал я онегарцам людишек тех, кто смуту учинять думал и лаялся, яко пёс какой. А землица тут богатая, и ежели людишек сюда присылать во множестве, то государева земля пространится и пашенные крестьяна и всякие люди коньми и скотом обзаведутся нашею службишкою. На то и уповаю, Божиею милостию.

151 года, июля в осьмой день подал служилой человек Мартынко Василев».

Похоронив Матвея на вершине холма одного из красивых островов, «Тунгус» продолжил свой путь, постепенно подходя к цели похода – амурскому устью. Уходя от острова, Сартинов дал протяжный гудок, прощаясь с убитым. Теперь даже казакам он не показался душераздирающим рёвом, как было ещё недавно. Они были впечатлены тем отношением к простому парню, которое проявил к нему воевода: самолично выбрав место для могилы, он долго стоял рядом с непокрытой головой, пока не был произведён салют. К каждому из четырёх казаков, что пришли по своей воле к нему на корабль, Сазонов приставил по одному человеку из экипажа для того, чтобы они поскорее вошли в ритм команды. К упиравшемуся же отроку с едва пробивающимся пушком на подбородке несколько раз подходил десятник Мишка:

– Да не упрямься, ей-богу, Симеон! Нешто тебе с онгарцами хуже будет, чем у Мартына?

– Не трепись попусту, перебежник! – зло посмотрел на десятника парень. – Тебе, дивлюсь, хорошо стало?

– А что мне сдеется? – засмеялся Мишка. – Я ещё в Енисейске всякого наслушался об онгарцах и двор их видел.