шоссе за город.
Я не слишком хорошо запомнил дорогу, когда меня везли на джипе, и проскочил поворот. Пришлось возвращаться, впустую проехав с десяток километров. Свернув на лесную дорогу, я с опозданием заметил, что въехал под "кирпич", но зато вовремя засек белый "жигуленок" ГАИ, стоящий на обочине, и ударил по газам. На таких машинах меня не догнали бы даже все посты ГАИ столицы вместе взятые, и все же отчаянный "жигуль" мужественно преследовал меня минут пять, пока не отстал настолько, что растаял в ночном мраке.
На очередном перекрестке я интуитивно свернул влево и вскоре подъехал к знакомому кирпичному забору с металлическими воротами. Посигналил, ослепил фарами ворота с прорезью для смотрщика, но это не возымело действия. Меня, вместе с моим "опелем", здесь видали в гробу, и мне пришлось выйти из машины и, встав к воротам спиной, бить ногой до тех пор, пока из узкой двери не вышел человек в пуховике и не приставил к моей голове ствол "калашникова".
– Звони Жоржу, – сказал я, осторожно отводя рукой ствол в сторону. – Скажи, что приехал Цончик, замерзший и голодный, как волк.
Моя самоуверенность убедила охранника, и он, отойдя на несколько шагов, связался с кем-то по радиостанции, говорил долго, еще дольше ждал ответа, и когда я уже окончательно потерял терпение, кивнул головой и включил мотор ворот.
У входа в особняк меня встретил вьетнамец. На его лице, лишенном эмоций и предвзятости, застыла маска покорности и готовности услужить. Я не преминул этим воспользоваться.
– Отгони машину в ремонт, – сказал я ему, кидая в его узкую ладонь связку ключей. – Пусть отрихтуют бампер и заменят стекло на правой фаре.
Вьетнамец учтиво склонил голову.
– Звонил ваш шеф, – сказал он мне, когда я уже взялся за ручку двери. – Велел вам не занимать телефон и ждать его звонка.
– У меня сели аккумуляторы, – ответил я и хотел громко хлопнуть за собой дверью, но вьетнамец подставил под нее ногу.
– Сдайте мне оружие, – сказал он.
Ох, не нравится мне этот желтолицый, не нравится!
* * *
Я откупорил бутылку английского джина. Мне нравился этот крепкий напиток, потому что был напоен запахом можжевельника, который напоминал мне Крым. Плеснул в стакан, разбавил обычной водой – тоника не было – но выпить не успел. Телефонная трубка, которую я лишил питания на всю ночь и лишь под утро вернул аккумуляторы на место, запищала, заморгала зеленым глазком. Злясь на себя за какой-то необъяснимый патологический страх, я залпом выпил содержимое стакана, сел в кресло, и только потом взял со стола и включил трубку.
У Тарасова, кажется, продолжалась перманентная истерика:
– Ты почему не отвечал?! Ты где пропадал?! Что с твоим телефоном?! Взял этого выродка или нет? Отвечай, не заставляй меня тянуть из тебя слова!!
– У меня разрядились аккумуляторы, – ответил я.
– Я спрашиваю о другом!! – рявкнул Тарасов.
– Ему удалось уйти, но я знаю, где он прячется. Взять его – пара пустяков, – ответил я, рассматривая свои ногти.
– У тебя все пустяки, но я пока не вижу результатов.
– Результаты будут, – ответил я, но Тарасов неожиданно закончил разговор:
– Ладно, потом поговорим! – и оборвал связь.
Едва я успел высушить феном волосы, как в комнату вошел вьетнамец.
– Хозяин приглашает вас к завтраку, – доложил он, по своему обыкновению не поднимая глаз.
Причесываясь на ходу, я спустился вслед за вьетнамцем по винтовой лестнице в зимний сад, а оттуда – по длинному коридору – в столовую. Это была небольшая овальная комната с арочными перекрытиями, драпированная в зеленых тонах. Одну стену полностью заменяло огромное окно, закрытое наполовину французскими шторами. Посреди стоял небольшой круглый стол из красного дерева с никелированными приборами.
Жорж ждал меня, прохаживаясь по столовой от окна к стене. Когда я вошел, он оперся о стол обеими руками и смерил меня долгим взглядом.
– Наслышан о твоих подвигах, – сказал он, добавив в интонацию чуть-чуть иронии. – Паша доволен, как бизон.
– Не заметил, – ответил я.
Жорж по-отечески подмигнул мне и успокоил:
– Не принимай близко к сердцу. Это он нарочно, чтобы ты не расслаблялся и не загордился. А вообще, он тебя любит, как, собственно, и я.
Попочку Вики ты любишь, подумал я и вежливо улыбнулся.
Жорж знаком пригласил меня за стол. Я сел напротив. Между нами вырос вьетнамец и принялся раскладывать в тарелки овсянку. Вот дурная мода, подумал я, теперь наши новые русские уподобляются англичанам и давятся по утрам овсянкой, которую англичане, кстати, уже давно не едят.
Я копнул ложкой вязкую кашу и с трудом отправил ее в рот. Жорж ел с аппетитом и все время кидал на меня хитрые взгляды.
– Если тебе все же удасться поймать этого злодея – я имею ввиду Вацуру – то, может быть, будет смысл предложить тебе работу у меня… Как тебе эта идея?
Я пожал плечами и отодвинул от себя овсянку.
– Смотря чем вы предложите мне заниматься.
– Будешь… – Жорж помолчал, размазывая ложкой кашу. Улыбка так и просилась на его физиономию. – Будешь валять дурака, вешать лапшу на уши моим друзьям и врагам.
Я почувствовал, как у меня похолодела спина. Жорж, продолжая рисовать круги на тарелке, исподлобья поглядывал на меня.
– Ну, что замолчал, Цончик? – спросил он с вызовом. – Согласен или как?
– Я должен подумать, – ответил я, прикрывая рот салфеткой.
Все эти призрачные намеки были совершенной ерундой в сравнении с тем, что произошло мгновение спустя.
Жорж вдруг оторвался от тарелки и, вытянув толстую коротенькую шею, глянул в окно. К особняку на овальную площадку выкатился ослепительно-белый "мерседес".
– Очень кстати, очень кстати, – пробормотал Жорж и кивнул вьетнамцу: – Иди встречай!
Тот сложился пополам и, прижимая руки к бедрам, быстро засеменил к выходу.
Жорж вытер губы, кинул салфетку на стол и с улыбкой посмотрел на меня. Ожидая чего-то ужасного, я повернул голову, снова глядя в окно. "Мерседес" остановился, вьетнамец подскочил к передней двери и распахнул ее. Сначала я увидел, как на снег ступили две очаровательные ножки в тонких туфельках, а затем увидел Викторию. На этот раз она была в роскошной белой шубе и шляпке, что так блестяще смотрелось рядом с "мерседесом".
Затем из другой двери, делая неловкие движения, вылез долговязый мужчина. С ужасом я узнал в нем Тарасова.
– Твой шеф, – зачем-то пояснил Жорж, жуя собственную ухмылку и сплевывая на тарелку крошки.
Вот это да! Никогда еще я не попадал в такую ловушку. Каким-то чудом сохраняя спокойствие, хотя никакой необходимости в продолжении игры уже не было, я пожал плечами, мол, шеф