Читать интересную книгу Посланница небес - Марина Серова

— Чайник, — напомнила я антиквару.

Очнувшись, Салов услышал надрывный свист чайника, выключил газ и залил кипятком какую-то подозрительную травяную смесь в заварнике. Убивать он меня не будет, пока не получит икону, так что его травяного чая можно не бояться. Поставил на стол два бокала, а пока чай заваривался, приступил к подробному допросу.

Я рассказывала, что узнала от Кострюка, назвала точные размеры доски, восстановив их в памяти, — сто три на семьдесят семь сантиметров. Салов все, что я говорила, конспектировал для дальнейшей проверки. Заварился чай. Он разлил его по бокалам, отвернулся, чтобы поставить чайник обратно на плиту, а я, воспользовавшись моментом, подбросила в бокал антиквара пентотал натрия. Данное вещество широко использовалось для вытаскивания из людей правдивой информации. Употребивший правдодел в доверительной беседе выбалтывал все сокровенные секреты ведущему допрос и даже не замечал, что делает.

Вернувшись за стол, взволнованный антиквар одним махом осушил свою кружку и крякнул, ставя на стол:

— Хорошо! Налью себе еще. А вы варенья хотите?

— Нет, спасибо, я сладкое не очень, — пробормотала я.

Мой отказ не смутил Салова. Он достал из шкафчика банку с яблочным вареньем, зачерпнул ложку и бесцеремонно сунул мне под нос.

— Попробуйте, оно такое вкусное, меня соседка угостила.

— Нет, не стоит, — я отстранилась от ложки насколько смогла. Рука антиквара вдруг дернулась, и варенье упало с ложки мне на блузку.

— Ох, извините старого дурака! Руки-крюки, все старость проклятая, — запричитал Салов. — Идите быстрее замойте в ванной, чтоб пятна не было.

Я воспользовалась его советом и, смывая с блузки варенье, подумала, что антиквар что-то задумал. Идиотская выходка с вареньем была лишь трюком, чтоб выманить меня с кухни. Прислушалась, не звонит ли антиквар куда-нибудь — например, своей группе силовой поддержки. Вроде нет. Тихо.

Закончив с блузкой, я отвернула на три оборота гайку на пластмассовом патрубке сливного бачка, так, чтобы из щели потекла тонкой струйкой вода на пол, вернулась на кухню и застала Салова пьющим чай с сухариком. Вид у старика был безмятежный. Глаза устремлены через окно во двор, где на детской площадке гурьбой с криком и улюлюканьем носилась малышня.

Обернувшись на мои шаги, Салов приказным тоном велел присаживаться и пить чай, пока не остыл. А о делах, дескать, мы будем говорить только после чая — не для того он его заваривал, чтоб добро пропало.

Я села на табурет и, внимательно изучая свой бокал с чаем, заметила, что уровень жидкости в нем примерно на полтора миллиметра поднялся, достигнув черной микроточки — заводского дефекта на глянцевой поверхности, а ложку передвигали относительно первоначального положения.

Из этого следовало только одно, что в мое отсутствие Салов мне чего-то подсыпал в бокал. Конечно, не яд. Травить меня ему невыгодно. Скорее всего правдодел или препарат, подавляющий волю. Решил заполучить икону бесплатно, паразит, ну ничего, посмотрим, кто кого.

— Павел Иванович, а вы знаете, что у вас из сливного бачка вода сочится прямо на пол? — сказала я как бы между прочим.

Для антиквара затопление квартиры, переполненной ценными вещами, было раз в десять хуже конца света. Взвившись ракетой с табурета, старик унесся в ванную комнату, а я быстренько выплеснула чай в раковину, налила себе нового, долила в заварник кипятку из чайника, чтоб не открылись мои манипуляции, и села на место, радуясь своей прозорливости. Впопыхах Павел Иванович даже оставил на столе свой сотовый, и до его возвращения я успела просмотреть, с кем он общался.

— Чертова гайка открутилась! — зло проворчал Салов, войдя на кухню. — Хорошо, что не ночью. Ведь успело бы затопить, и некоторые вещи могли погибнуть. Делают все из пластмассы. Не то что раньше — сплошной чугун и сталь. Как закрутишь один раз, и навечно.

— Да, старые добрые времена, — поддакнула я, подражая его брюзжанию.

— Вы-то что про них знаете, пешком тогда под стол ходили, — буркнул Салов, наблюдая, как я пью чай. На стене навязчиво тикали старинные часы с гирьками, похожие на лесную избушку.

— Мне двадцать семь, поэтому то время я еще успела застать, — ответила я.

— Двадцать семь, а по виду не скажешь, — задумчиво пробормотал антиквар. — Еще чаю, Эмма Викторовна?

— Нет, спасибо, что-то мне и так жарко стало, — бросила я, обмахиваясь рукой. Неизвестно, что он мне подсыпал, но пусть считает, что препарат начал действовать. Как вести себя дальше, будет понятно по его поведению.

Антиквар, попавшись на мою удочку, довольно улыбнулся. Его и самого начало развозить от пентотала натрия.

— А вы сколько планируете выручить за икону — сто, двести тысяч долларов? — спросил он.

— Сумму с шестью нулями, — ответила я.

— Ого, — удивился Салов, — вот это размах. Кто ж ее купит за такие деньги?

— Это ваша проблема — найти клиента, — ответила я. — За это вам и уплачено будет. Кострюк считал, что такая сумма вполне реальна.

— Ответьте, где сейчас находится икона? — спросил Салов вкрадчиво.

— Где-то на пути в город, я не знаю точно. Этим занимаются другие люди, — ответила я и сказала, интимно понизив голос: — Знаете, Павел Иванович, все за этой иконой охотятся. Кострюк изготовил с нее копию, и сейчас копия находится у одного вора, он ее хочет продать, выдав за настоящую. Копия очень хорошая. Не всякий специалист отличит. — Если бы Рябчик уже заходил к Салову с иконой, то мои слова в этот момент взволновали бы антиквара, однако он даже бровью не повел. — Смотрите остерегайтесь, чтобы он вас не кинул, — предупредила я антиквара.

— Меня никто не кинет, — самоуверенно заявил Салов, растягивая слова. — За мной стоят серьезные люди. Достаточно сделать один звонок, и они вашего кидалу в бараний рог согнут. Как кличка вашего вора, я пробью его по своим каналам?

— Кличка Рябчик, — ответила я, не спуская глаз с лица старика.

— Рябчик, вот черт! — в сердцах воскликнул Салов. — Мне насчет него звонили одни люди, просили посодействовать. Неужели они сговорились, чтоб меня потрясти? Вот же сволочи. Я никогда им полностью не доверял.

— Вы про Глеба, что ли? — спросила я, словно походя.

— Про кого же еще, — рявкнул Салов. — Сукин сын, нацепил сутану. Божился мне, что Рябчик предлагает верное дело. Ну, пусть он только покажется со своей подделкой, я ему устрою. Я многое могу. Он пожалеет, что задумал меня натянуть.

— Ладно, Павел Иванович, не расстраивайтесь, — посоветовала я. — Если вам удастся получить у Рябчика копию, то можно провернуть еще одну выгодную сделку. Одному клиенту впарим копию, а другому подлинник и наваримся в два раза больше.

— Нет, не годится, — возразил Салов, — пострадает моя репутация. Я на такое не пойду. Слишком опасно. Позвоню Глебу, скажу, чтоб катился со своим Рябчиком к чертовой матери.

Делать мне у Павла Ивановича было нечего. Все, что надо, я уже выяснила, поэтому попрощалась и ушла, пообещав, как только икона вернется с экспертизы, принести ее Салову. Он, прощаясь, утирал слезы умиления, вызванные приемом правдодела, и продолжал болтать без умолку, откровенно рассказывая обо всех своих делишках. Я готова была поспорить на что угодно — никогда в жизни антиквар не был более откровенен, чем в тот день со мной. Жаль, не было времени дослушать.

Прыгнув в прокатный «БМВ», я отправилась на стоянку за своей машиной, перегнала ее в сервис, а после помчалась к следующему кандидату в моем списке антикваров. Раз Рябчик не заходил к Салову, значит, обратился к кому-то другому.

7

Илюмжинов проживал в четырнадцатиэтажной новостройке на седьмом этаже. Не спрашивая, он распахнул передо мной дверь и предложил войти. Высокий, смуглый, подтянутый, с черными смеющимися глазами, он напоминал мне какого-то восточного разбойника из «Сказок тысячи и одной ночи». На нем был расшитый золотом халат, перехваченный широким зеленым поясом, на ногах тапки с загнутыми вверх носами. На шее толстая древняя золотая цепь с выгравированными на ней нечитаемыми письменами.

Получив от него пару тапок с загнутыми носами, я прошла в богато уставленную антикварной мебелью гостиную, села на мягкий диван.

— Чай, кофе, кальян или что-нибудь покрепче, Эмма Викторовна? — предложил Илюмжинов с лукавой улыбкой.

— Вы меня помните?! — удивилась я.

— Как же я могу вас забыть, — осклабился антиквар. — Меня не так часто кидают, тем более женщины. Такого вообще не было никогда.

— Что, сильно обиделись? — спросила я с фальшивым участием. — Вам не на что жаловаться, сами виноваты, пытались ограбить меня, я всего лишь защищалась.

Илюмжинов быстро взглянул на меня волчьим взглядом, опустил глаза, присел в кресло и глухо спросил, рассматривая крупный рубин в перстне на указательном пальце: