Читать интересную книгу Упадок и разрушение - Ивлин Во

Вероятно, лишь одному гостю — сэру Хамфри Контроверсу, министру перевозок — было как-то не по себе. Он приехал утром в огромном лимузине с двумя крошечными чемоданчиками. С самого начала он внес диссонанс, обратив внимание веселой компании на отсутствие хозяйки.

— Где Марго? Я ее что-то не видел.

— Она, кажется, неважно себя чувствует, — ответил кто-то из гостей. — Или, может, заблудилась в этих коридорах… Спросите у Питера.

Поль наткнулся на Контроверса, когда тот отдыхал после завтрака в саду и дымил сигарой, сложив большие красные руки на груди и надвинув на глаза мягкую шляпу. На его багровой физиономии были написаны возмущение и скорбь. Он поразил Поля противоестественным сходством с карикатурами на Контроверса в вечерних газетах.

— Привет, юноша! — окликнул Контроверс Поля. — А где остальные?

— Кажется, Питер повел их на экскурсию по дому. Изнутри Королевский Четверг устроен куда сложнее, чем может показаться снаружи. Хотите присоединиться?

— Нет уж, увольте. Я приехал отдохнуть. А эта молодежь меня утомляет. Хватит с меня парламента. — Поль из вежливости хихикнул. — Чертовски тяжелые дебаты. Интересуетесь политикой?

— Пожалуй, нет, — ответил Поль.

— Молодчина! Я сам не пойму, чего ради влез в эту кашу. Жизнь собачья, а денег — ни гроша. Останься я просто адвокатом, был бы я теперь богачом… Покой! Покой и деньги! — продолжал он. — Только после сорока начинаешь это ценить. А ведь после сорока — еще жить да жить! Сильная мысль, а? Намотайте это себе на ус, юноша, и навсегда избавитесь от чудовищных ошибок. Если бы в двадцать лет все понимали, что начинаешь жить только после сорока… Кухня миссис Бест-Четвинд, парк миссис Бест-Четвинд… — мечтательно проговорил сэр Хамфри. — Но самое желанное здесь — это сама очаровательная хозяюшка. Давно с ней знакомы?

— Месяца два, — ответил Поль.

— Бесподобная женщина! — сказал сэр Хамфри. Он глубоко затянулся. Из дома неслись приглушенные звуки патефона.

— И на кой черт ей этот дом? — спросил он. — Она попала под дурное влияние — ей это на пользу не пойдет. Дьявольски двусмысленное положение: богатая женщина, а не замужем. Сплетням буквально нет конца. Марго следует найти мужа, человека, который упрочил бы ее положение, человека с положением в обществе!

Без всякой связи с предыдущим, он принялся рассказывать о себе.

— «Меть высоко», — говорил сэр Хамфри. — Вот девиз, которого я придерживаюсь всю жизнь. Может, ты и не получишь того, чего добиваешься, но что-то тебе да перепадет. Будешь метить низко — получишь шиш. Все равно как если швыряешь камнем в кошку. Когда я был мальчуганом, у нас во дворе это было любимым развлечением. Вы, юноша, в этом возрасте играли в крикет, но суть от этого не меняется. Целишься прямо — промажешь. Возьми повыше — тогда попадешь. Это известно любому мальчишке. А сейчас я расскажу вам историю моей жизни.

«Отчего это, — с тоской думал Поль, — все мои случайные знакомые прибегают именно к автобиографическому жанру?» Наконец он решил, что все дело в его располагающей внешности. Между тем сэр Хамфри повествовал о детстве и юности — о семье из девяти человек, ютившейся в двух каморках, об отце-алкоголике, о матери, страдавшей припадками, о сестре, панельной девке, об одном брате, уголовнике, и о другом брате, глухонемом. Он повествовал о стипендиях и технических училищах, об удачах и провалах, об университетской карьере, сопровождавшейся блистательными успехами и небывалыми лишениями.

— Я служил корректором в «Холливелл пресс», — распинался сэр Хамфри. — А потом изучил стенографию и печатал в местных газетах проповеди, читавшиеся в университетской церкви…

Пока он говорил, подстриженные тисы как будто посерели и покрылись трущобной копотью, а отдаленный голос патефона все больше напоминал развеселую шарманку, поющую во дворе.

— В Сконе я учился со стоящими парнями… — Тут сэр Хамфри фамильярно помянул несколько высокопоставленных особ. — Но никому из них не довелось пройти мой жизненный путь…

Поль, по обыкновению, терпеливо слушал. Речь сэра Хамфри текла плавно — он попросту повторял содержание собственной статьи, продиктованной вчера вечером для воскресной газеты. Он рассказывал Полю о своих первых судебных речах, о вошедших в историю парламентских выборах — избирательной кампании либералов в 1906 году, и о напряженных днях, предшествовавших рождению коалиционного правительства во время войны.

— Мне нечего стыдиться! — разглагольствовал сэр Хамфри. — Я пробился дальше других. Если так пойдет, я в один прекрасный день возглавлю нашу партию. Но этой зимой у меня возникло ощущение, что я достиг предела. Настало время, когда я бы с радостью перешел в палату лордов, бросил писанину, завел бы лошадок, — тут его глаза затуманились, как у модной актрисы, описывающей свою виллу, — и еще — яхту, и особнячок в Монте-Карло. Другим-то это раз плюнуть, и им это отлично известно. Надо дожить до моих лет, чтобы понять, как невыгодно рождаться на свет без приличного состояния.

В воскресенье вечером сэр Хамфри предложил «перекинуться в картишки». Остальные отнеслись к этой идее холодно.

— Не слишком ли это легкомысленно? — молвил Майлс. — Ведь как-никак воскресенье… Я обожаю карты, особенно королей — забавные старикашки! Но если мы будем играть на деньги, я могу огорчиться и заплакать. Сыграйте с Памелой, она у нас мужественная и решительная.

— Поиграем лучше на билльярде. У нас получится настоящий дачный вечер, — предложил Дэвид. — Или давайте устроим деревенский кавардак!

— Ах я старый греховодник, — причитал Майлс, когда его наконец усадили за карты.

Сэр Хамфри выиграл. Лорд Какаду просадил тридцать фунтов, достал бумажник и расплатился десятками.

— Он передергивал! — сообщила Оливия и отправилась спать.

— Да что ты говоришь, дорогая! Мы его за это накажем: ничего он с нас не получит, — ответил Майлс.

— Да ты что! Как можно!

Питер бросил монетку и выиграл у сэра Хамфри в «орла и решку».

— Я как-никак хозяин, — заметил он.

— В ваши годы, — сказал сэр Хамфри Майлсу, — мы ночи напролет резались в покер. Большие деньги выигрывали.

— Ах безобразник! — ответил Майлс. Рано утром в понедельник «даймлер» министра перевозок отъехал от дома.

— Он, наверно, думал повидаться с мамой, — объяснил Питер, — но я ему объяснил, в чем у нее дело.

— Тебе не следовало так поступать, — покачал головой Поль.

— Да, не очень хорошо вышло. Он страшно возмутился: дескать, даже в трущобах дети моего возраста не знают о таких вещах. Он жуткий обжора. И вообще, я все время разговаривал с ним о железной дороге, чтобы он не скучал.

— По-моему, старичок не глуп, — вмешался профессор Силен. — Он — единственный, кто не счел необходимым из вежливости сказать что-нибудь о доме. Кроме того, он рассказал мне, какие бетонные конструкции используются теперь при перестройке домов для правительственных служащих в отставке.

Питер и Поль отправились в овальную классную комнату на очередной диктант.

Когда последние гости уехали, миссис Бест-Четвинд явилась, после своего кратковременного наркотического запоя, свежая и изысканная, как старинная серенада. Орхидеи, казалось, распускались под ее стопами, когда она брела по лугу зеленого стекла от лифта к обеденному столу.

— Лапочки! — мягко сказала она. — Устали от зануды Контроверса? От всей этой банды! Не помню только, кто должен был быть на этот раз… Я давно никого не приглашаю, — добавила она, глядя на Поля, — но все равно едут.

Она всмотрелась в опаловые глубины своего абсента.

— Совершенно ясно, что мне нужен муж. Но ведь Питер такой капризуля…

— У тебя кошмарные ухажеры, — ответил Питер.

— Иногда меня так и подмывает выйти за старичка Контроверса, — продолжала Марго Бест-Четвинд. — Чем не опора в жизни?! Только Марго Контроверс звучит как-то… нарочито, а? Представляете, какое он выберет имечко, если его сделают пэром?

В жизни никто не был так нежен с Полем, как Марго Бест-Четвинд в эти дни. Всюду — в сверкающих лифтах, в апартаментах и извилистых коридорах необъятного дома — он словно плавал в золотистом тумане. Утром, вставая с постели, он чувствовал, как какая-то птица щебечет у него в груди. Вечером, ложась спать, он склонял голову на руку, еще хранившую слабое благоухание изысканных духов Марго Бест-Четвинд.

— Поль, милый, — сказала она однажды, когда, держась за руки, они поднимались к беседке над прудом, на берегу которого на них только что напал лебедь. — Поль, мне не верится, что ты опять вернешься в эту кошмарную школу. Пожалуйста, напиши доктору Фейгану и откажись.

Беседку на пригорке у пруда воздвигли в восемнадцатом веке. Поль и Марго постояли на стертых каменных ступенях, по-прежнему держась за руки.