Да, да все и так понятно, просто - он эльф, она маг-перевертыш с личиной волка. Просто потому, что он - эльф, а она человек. Осознание этой простой истины выводило ее из себя. И к тому же эльф любит волчицу, и еще не известно, как он отреагирует на "Еву", на человека. Ей захотелось завыть, словно в полнолуние. От таких мыслей становилось больно, нестерпимо больно. Хотелось плакать и кричать: "Нет! Нет! Я не хочу так! Ну почему…".
И никто и никогда не даст ответа. Никто! Почему происходит так, что не можешь обнять кого любишь, рассказать ему о своих чувствах. Нельзя! Не положено. Кем и куда не положено?!!! Кто решил за нее? Такова жизнь… Терпи, мучайся, страдай, а проявлять слабость нельзя. Слабость? Неужели это "слабость" - сказать любимому о своих чувствах? Дать простор эмоциям, позволить себе открыться. Да, слабость! Потому, что на тебя возложено серьезное дело, ответственность. Нельзя подвести, нельзя перечеркнуть проделанную работу, затраченные усилия только лишь потому, что сердце сжимается и ноет при виде эльфа, позволить эмоциям взять верх над разумом. Естественно это слабость духа. Но она не такая, нет! Есть понятие - долг. Долг чести, долг совести, долг памяти. Что будет, если эмоции возьмут верх? Ева даже представлять не стала, и так понятно. Она просто смотрела на Конэ-Эля.
Эльф увлеченно делился с волчицей своими планами относительно того, как помириться с Найру.
- Как ты думаешь, а что если нарвать много-много цветов и выложить перед ее окном огромное сердце из них? Нет, не пойдет, - ответил он сам себе, - Найру не любит сорванные цветы.
Ева тяжело вздохнула.
- Тогда может придти вечером и петь ей под окном? Или пригласить на Черный Дол прогуляться? Как думаешь?
Волчица молчала. Зато богатая фантазия Евы тут же отреагировала, получив пищу для размышления.
"Жаль, что у вас нет воздушных шариков. А так бы надул огромную охапку, и лучше всего гелием, чтоб они летали. Хотя гелия у вас тоже нет. Пришел бы рано утречком к ее дому, привязал шарики к заборчику… или дереву… А они ка-а-к начали бы лопаться! Эта Найру спросонья не разобрала бы, что за треск и канонада, да ка-а-ак завизжит!" - уже ехидно закончила мысль Ева.
- Вот и я не знаю, чего такого придумать. Что-то ничего в голову не приходит, - пожал плечами эльф.
Такие разговоры Ева любила меньше всего. Ей совсем не хотелось слушать про эльфийку. А эльф все говорил о своей подружке. Волчица слушала его с вниманием, не позволяя себе показывать чувства. Конэ-Эль и не догадывался, какие смерчи в те минуты бушевали внутри волчицы. Внешне она была предельно спокойна и рассудительна.
"Встретиться бы с этой эльфийкой один на один", - подумала Ева, и звериный огонек метнулся в ее глазах.
Хлопнула входная дверь. Мастер Вэйтэк вернулся домой. Конэ-Эль кинулся к отцу. Хмурый и уставший вид мастера Вэйтэка красноречиво говорил о том, что он не предрасположен к разговорам. Отдых и еда вот, что требовалось ему в данную минуту. Конэ-Эль прекрасно знал - сейчас отца лучше не беспокоить. Ждал несколько дней, подождет и несколько часов.
Мастер Вэйтэк молча впихнул в себя еду, и, не говоря никому ни слова, ушел в свою комнату спать. Конэ-Эль остался дома и стал ждать. Время, потраченное его отцом на сон, показалось эльфу вечностью. Конэ-Эль и не думал, что ожидание будет столь мучительным. Он сидел рядом с волчицей и молчал. Ева не могла понять, что происходит с эльфом. Она ощущала его состояние, чувствовала волнение в душе Конэ-Эля, но не могла выяснить причину всего этого. Эльф нервничал, нервничала и она.
"Не думаю, что все это связано с его подружкой, - размышляла Ева, глядя на ушедшего в свои мысли эльфа, - Из-за этой вертихвостки он не стал бы так переживать. Видимо дело намного серьезней, раз он молчит. Понять бы причину…"
Ближе к вечеру мастер Вэйтэк зашел в комнату сына. Эльф вскочил на ноги.
- Что случилось в мастерских? - спросил Конэ-Эль.
- Серьезные проблемы, - нахмурился мастер Вэйтэк, - Но ты ведь не о них хотел поговорить со мной.
Конэ-Эль не знал с чего начать.
- Я хотел поговорить с тобой о волчице. Ты помнишь это?
Услышав, что речь пойдет о ней, Ева вся обратилась в слух.
Мастер Вэйтэк глянул на волчицу. Она лежала на полу с закрытыми глазами, положив голову на лапы, изредка подергивая ушами.
- А что в ней такого? - поинтересовался мастер Вэйтэк.
- Понимаешь, отец, я когда искал тебя в лесу, то решил выйти в ментал, чтоб найти твои контуры.
- Ну?
- Я увидел контуры, только не твои, а ее, - эльф кивнул в сторону Евы.
- Это тебя и беспокоит? - догадался мастер Вэйтэк.
- Да. Они более чем странные. Посмотри сам.
Мастер Вэйтэк присел на кровать сына, закрыл глаза и стал погружаться в ментал. Ева заволновалась. Что еще такого увидел Конэ-Эль в ментале, почему ее контуры так обеспокоили эльфа? Ей теперь стала ясна причина его беспокойства перед разговором с отцом. Все из-за нее. Но что?
Никогда еще вплоть до сегодняшнего дня мастер Вэйтэк не видел ничего подобного. Чтоб у зверя контуры искрились золотом? Быть этого не может! Он еще раз присмотрелся к золотым искрам. Духи леса! Цвет первородных! Бред какой-то. Волчица не может обладать таким контуром!
Конэ-Эль нервничал, Ева тоже.
- Что скажешь? - спросил эльф, когда мастер Вэйтэк открыл глаза.
- Мне все это очень не нравится, - медленно произнес он, с подозрением гладя на волчицу.
Ева напряглась. Сердцебиение у нее участилось. Взгляд отца Конэ-Эля ей не понравился. Он не обещал ничего хорошего для нее.
- В чем дело, отец? - забеспокоился эльф.
- Или это совпадение, или…
- Что?
- В мастерских большая проблема с Зеркалами Сущности. Там творится непонятно что. И это началось почти сразу же с появлением твоей волчицы. Ее странные контуры и изменения в Зеркалах… Совпадение или закономерность?
Конэ-Эль до конца не понимал размышлений отца. Причем тут проблемы в мастерских и волчица?
- Пока ничего конкретно ответить не могу ни тебе, ни себе. Все очень странно и не хорошо. Что-то не то с этой волчицей. Завтра надо будет позвать старейшин, чтоб взглянули на нее. Я так думаю, что они найдут верный ответ. Да и о твоей проблеме нужно им сказать. Время идет, необходимо принять решение. Завтра все определится.
Мастер Вэйтэк хлопнул себя по коленям, встал и вышел из комнаты сына. После его слов Конэ-Эль забеспокоился еще больше. Он переживал за волчицу. Уж очень ему не хотелось, чтоб старейшины увидели в ней опасность и отобрали ее у него. Он за эти дни всем сердцем привязался к волчице, полюбил. Мысль о том, что ей могут причинить вред, резанула ножом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});