Читать интересную книгу Складка времени. Сущность и критерии - Андрей Курпатов

Так вот, самоволка. Самоволка – это, безусловно, важнейшая часть жизни любого военнослужащего. Впрочем, не следуют думать, что самоволка – это проявление некой спонтанности его – военнослужащего – природы. Скорее даже, наоборот. Самоволка – это не когда ты поддаешься гуляющему в тебе возбуждению и безоглядно бросаешься в пучину безответственности, нет, самоволка – это когда ты в каком-то смысле затормаживаешь в себе собственное торможение. Жизнь в «Системе» – это жизнь под постоянным давлением, это перманентное торможение твоих «процессов возбуждения» (ты должен собой управлять, себя контролировать, держать в рамках и т. д.). Когда же ты нарушаешь установленные правила системы – ты должен подавить в себе возбуждение, вызванное самим фактом нарушения тобой установленных в тебе же границ. Иными словами, когда ты живешь в процессе постоянного подавления своих реакций, и ты решаешься сделать что-то, что изменит этот установленный порядок, то в тебе возникает возбуждение именно из-за того, что ты нарушаешь уже принятые тобою нормы, и его опять-таки надо тормозить. То есть это вполне определенный двойной стресс.

Почему в таком случае, спросите вы, если это насколько травматично, нахимовцы решались на подобные самоистязания? А это уже личностный компонент: заставить психику тормозить свои возбуждения – задача трудоемкая, но нехитрая и вполне выполнимая, однако же заставить личность полностью подчиниться – это значит ее разрушить, и это уже вопрос другого порядка. То есть личность должна, хотя бы время от времени, ради самосохранения заявлять себя – протестовать, трансгрессировать границы, иначе она перестанет чувствовать себя личностью и начнет сыпаться. Иными словами, самим фактом самоволки – надо тебе в нее на самом деле или не так чтобы очень – ты как бы доказываешь самому себе, что ты еще есть, а не превратился в бездумную машину, не тварь дрожащая, а имеешь права и право имеешь (хотя и запретное, запрещенное). Самоволка, таким образом (или иное нарушение правил «Системы»), для молодого человека есть мера его личностного самоохранения, то есть, уже по определению, процесс скорее тормозный, нежели спонтанного и бессмысленного возбуждения. Иными словами, стремясь к краткости: самоволка – это не какая-то легкомысленность, а то, что требует от «самовольца» высочайшего самоконтроля, напряжения и собранности.

Первое время в Нахимовском было очень тяжело, любое нарушение правил жестко и недвусмысленно каралось отчислением и вообще казалось чем-то невозможным. По-моему, пару-тройку человек из нашего потока отчислили в первый же месяц «курса молодого бойца», а другие намотали на ус. Но жить так – только по правилам – тоже невозможно, поэтому рано или поздно сначала самые зрелые и смелые, а за ними и большинство остальных начинают осваивать искусство побега. Будучи в первых самоволках, ты (и не случайно мы сейчас говорили о перенапряжении) буквально умираешь от ужаса – тебе постоянно кажется, что твое отсутствие обязательно обнаружится, что тебя поймают, изобличат, кто-то тебя сдаст, подставит и т. д., и весь этот кошмар в себе надо перманентно подавлять. Но постепенно, с опытом, страх притупляется, активизируясь только в те минуты, когда рядом оказывается наряд гарнизонного патруля, когда ты нелегально покидаешь расположение части (и тебя могут застать за этим правонарушением) или возвращаешься в нее (и тебя могут раскрыть).

Постепенно, освоившись с этим стрессом, мы стали сбегать с определенной регулярностью – необязательно, впрочем, за пределы училища, но и в самом училище за пределы предписанного расписания. К концу второго курса каждое утро несколько человек из роты обязательно бегали в булочную, чтобы накупить на камбузный стол горячего хлеба. Бегали по разнарядке – договаривались, кто в какой день, часто по трубе с третьего этажа, в общем, с приключениями. Нарушение правил постепенно входило в своеобразный ритуал, и одним из непременных атрибутов этого ритуала являлась, прошу прощения, «отмазка». Всегда, когда ты идешь в самоволку, находишься в самоволке или возвращаешься из самоволки, ты должен иметь «отмазку» – не соответствующее действительности, но предельно правдоподобное объяснение, почему ты там, где ты есть (точнее, там, где тебя быть не должно).

Поначалу придумывание этих историй («отмазок») занимало, возможно, чуть ли не большую часть времени, проведенную тобою в самоволке, – ты постоянно думаешь, как можно выкрутиться, что сказать, как соврать и что приплести, чтобы тебе, с одной стороны, поверили, с другой – не пытались проверить, а если бы и решились, то не смогли. Это были бесконечные разговоры внутри собственной головы с виртуальными непосредственными командирами, с начальником патруля, с дежурным по роде офицером, с дежурным по училищу и т. д. и т. п. Понятно, что в самоволку никто не бегал, когда ему заблагорассудится, всегда рассчитывалась сложная схема – дежурить по роте должен был офицер не из твоего взвода и не слишком усердно проводящий проверку, примерно такие же требования к дежурному по училищу. Надо было понимать, какие намечены мероприятия и не может ли быть каких-то внештатных сборов или побудок, каков график перемещения офицеров по территории училища и близлежащим улицам… Кроме того, надо было придумать бронебойный повод – исполнение какого-то поручения, невероятные медицинские показания, другие драматические события вселенского масштаба, а еще, например, надо было раздобыть бланк и изготовить поддельную увольнительную или найти, где спрятать «гражданку» и т. д. и т. п. Десятки вводных и целая наука, но постепенно, с опытом, освоиться можно. И мы осваивались и бегали, как к себе домой (а зачастую и домой бегали).

И вот однажды, где-то на втором курсе, за пределами училища меня останавливает один из офицеров с параллельного потока – недалеко, я иду в универсам за чем-то съестным (мы, с голодухи, делали это постоянно). Немая сцена. Капитан III ранга, почувствовавший вкус свежей нахимовской крови, принимает грозный вид, его плечи приподнимаются, брови насупливаются: «Товарищ нахимовец?!». И я уверенно направляюсь к нему, переходя на строевой шаг, и четкий доклад – мол, здравия желаю, товарищ капитан III ранга, нахимовец Курпатов, адъютант командира роты такой-то, возвращаюсь с почты – выполнил задание, отнес посылку. Причем даже не соврал в том смысле, что не сказал, что мне именно указанный командир дал такое задание – посылку относить (мало ли кто мог меня попросить, а этот вдруг решит проверять?). И пронесло.

Отдав честь офицеру, тут же отпустившему меня восвояси, я вдруг поймал себя на мысли, что, отправляясь в эту краткую самоволку, не подумал предварительно об «отмазке». То есть я выпалил все это, причем с чувством совершеннейшей уверенности в рассказанной басне, ни на секунду не задумавшись и ничего не придумывая на ходу, то есть абсолютно на автомате. Это было странное чувство – я вдруг осознал, что у меня заготовлена бездна таких «отмазок», придуманных мною прежде и уже многократно мысленно проигранных в голове (и не только в голове, разумеется). То есть то, что казалось раньше таким сложным, то, что требовало огромных интеллектуальных усилий, теперь превратилось в лаконичный и эффективный «джентльменский набор» хорошо отрежиссированных сцен на все случаи жизни!

Эта история наглядно иллюстрирует теорию психологов-когнитивистов Амоса Тверски и Даниэля Канемана, за которую последний получил в 2002 году Нобелевскую премию по экономике (Амос Тверски умер в 1996 году, что не позволило ему разделить с другом и коллегой этот триумф). Собственно, премию вручили не за саму теорию, а за ее приложение к экономической практике (за описание поведения людей при принятии решений, связанных с риском), но это не так важно. В чем же ее суть? Даниэль Канеман показал, что все мы пользуемся, хотя и попеременно, двумя стратегиями мышления, которые носят название (что в моем случае очень символично): «Система 1» и «Система 2»[70]; или, если чуть понятнее, у нас есть: «быстрая», «интуитивная», «автоматическая» система интеллектуальных реакций, с одной стороны, и «медленная», «осознанная», «произвольная» – с другой[71].

Причем первый из указанных способов думать – «Система 1» – даже сложно назвать думанием. Тут человек скорее «думает, что он думает», тогда как на самом деле он даже не слишком слушает вопрос[72] и совсем не размышляет над вариантами ответа, а просто вываливает на своего собеседника «первое, что пришло ему в голову». Дело в том, что в течение жизни мы нарабатываем огромное множество «мини-программ»: установок, предубеждений, сценариев, систем представлений и т. д. и т. п. (наподобие моих «отмазок») и храним их в закромах своей памяти, пока не представится мало-мальский подходящий случай пустить их в ход. Это такая система-всезнайка: кажется, что у нее всегда и на все есть заготовленные ответы, и частенько они начинают звучать в голове еще до завершения вопроса или до окончательной формулировки проблемы. Словно от зубов отскакивает! Так что случай, который я только что рассказал про псевдопочтальона в самоволке, как раз наглядно иллюстрирует работу «Системы 1».