Читать интересную книгу Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

Что и говорить, Петя Счастливчик любил Толю Юрьева, поскольку лучшего собеседника и не сыскать. Во-первых, Юрьев был непритязателен: ему всегда хватало бутылки «Столичной» без закуски. При этом он не только не терял дар связной речи, что особо ценил в людях Петя, но и начинал легко и свободно парить мыслью над миром, как молодой орел над сизой горной пропастью. Во-вторых, у Юрьева могла вдруг возникнуть неожиданная идея, и тогда Петя с горящими глазами вопил ему: «Толян, отдай ее мне, отдай, я ее оформлю, а тебя прославлю как соавтора!» И, хохоча, он хватался за блокнот, чтобы стремительной своей рукой набросать две-три строки гениального…

Петя Счастливчик уже отложил в сторону подкинутый ему Юрьевым дня три-четыре назад порошок, не найдя в нем ничего особенного. Это была какая-то немыслимая смесь нерастворимых солей и банальных аптечных препаратов. «Ничего себе отходы металлургического производства! — думал он. — Да какие они там, в Европе, металлы варят?! Похоже на отходы с обыкновенной фармацевтической свалки».

С этим порошком у Петеньки вышли одни неприятности. Сначала, когда Юрьев только принес его, Петенька тут же собрался провести экспресс-исследование: высыпал порошок в блюдце, деловито понюхал его и даже хотел лизнуть, однако в последний момент язык спрятал — дрянь какая-то! Но потом он закрутился со своими любимыми микробами, боясь упустить очередную гениальную догадку.

Петеньке надо было бы спрятать порошок, Да он о нем забыл и вспомнил только тогда, когда безнадежно влюбленная в гениального Петра Евгеньевича лаборантка Людочка, у которой в последние две недели (после того, как Петенька шутливо поцеловал ее в щеку) все валилось из рук, опрокинула блюдце с порошком в приготовленный к очередному эксперименту раствор со стрептококковыми микробами, и, естественно, погубила эксперимент. Петр Евгеньевич в сердцах даже прикрикнул на Людочку, и она, разрыдавшись, убежала домой. Испорченный раствор он слил в пробирку, которая теперь маячила среди прочих у него на столе.

Небрежно поковыряв остатки порошка кончиком иглы на приборном стекле бинокуляра, перед тем как высыпать его обратно в целлофановый пакет, он не обнаружил абсолютно ничего интересного. «Ну хоть бы мелькнуло что-нибудь подозрительное, инородное, к чему можно было бы прицепиться…»

Еще раз окинув взором порошок, Петенька недовольно отодвинул его от себя. Нет, он не привык проигрывать и не умел отступать. Ему было немного досадно, что ничего интересного из этого дела, кроме чудовищного нагромождения химических формул, ему выудить не удалось.

До прихода компании еще оставалось время, и Петя решил заняться своими микробами. Он взялся было за одну из пробирок, но взгляд его невольно упал на другую, с тем самым раствором, который испортила Людочка. Петеньке показалось, нет, скорее он интуитивно почувствовал, что там что-то изменилось.

Петя Счастливчик уже забыл о том, что к нему вот-вот должна заявиться веселая компания. Теперь, чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку, он желал рассмотреть этот самый испорченный раствор поподробнее, «пощупать» его с помощью более солидной техники — рядом стоял зачехленный сканирующий микроскоп. «Подарок из Африки!» — весело рекомендовал Петенька свой рабочий инструмент заезжим светилам биохимической науки из стран социальных контрастов и развитого капитализма.

Кроме того, он решил, если все подтвердится, сейчас же начать экспериментировать с раствором. Петя придвинулся к столу и с нетерпением первооткрывателя прильнул глазами к окулярам…

Юрьева бросили на кресло у журнального стола и привязали руки к подлокотникам небольшими ремнями, которые один из молодых людей извлек из кармана куртки.

— Значит, подписывать не будешь? — Не давая ответить Юрьеву, который в эту минуту был почти готов подписать директорскую «липу», молодчик сунул ему в грудь какую-то штуку.

Долю секунды Юрьев чувствовал удар такой силы, словно он вдруг столкнулся на встречных курсах с тепловозом, и после этого тело его стремительно перешло в атомарное состояние…

Навстречу Юрьеву бежала Ирина. Она бежала, словно сопротивляясь сильному встречному ветру, выставив руки вперед и опустив голову. Чем ближе подходила Ирина к Юрьеву, тем тяжелее ей было двигаться. Она уже едва-едва передвигала ноги, упираясь локтями в пространство, словно оно было тяжелым и тягучим.

В двух шагах Ирина остановилась, ощупывая ладонями невидимую стену, отделявшую ее от Юрьева, словно искала зазор в ней. Наконец она нашла его и, мучительно напрягшись, стала раздвигать пространство.

Юрьев понял, что она хочет что-то сказать ему. Он навалился на вязкий, тягучий воздух, чтобы продавить его своим весом. Но воздух вдруг стал густеть, приобретая почти резиновую упругость. Ирина, не глядя на Юрьева, вытянувшись в струнку, начала протискиваться к нему сквозь узенькую щель, куда Юрьев протянул руку с судорожно растопыренными пальцами. В тот момент, когда разделявшая их стена приобрела кристаллическую твердость и начала сдавливать Ирину, Юрьев успел коснуться ее ладони.

Ладонь была маленькая и сухая. Последнее, что увидел Юрьев, было лицо Ирины, вдруг ставшее лицом слепой Параскевы…

— Ну что, уважаемый, освежился? Еще хочешь «шокера»? Правда, отличная штучка? Самое гуманное в мире средство для поднятия тонуса и стимулирования умственной деятельности. Оказывает кумулятивное действие на мозжечок! — сказал, нервно хихикая и придвигая к очнувшемуся Юрьеву свое аккуратное, гладко выбритое лицо, один из джентльменов. — Ну что, будем подписывать?

— Куда он денется, Вова. — Юрьев впервые услышал имя кожаного молодого человека. — Подпишет и еще попросит, только чтобы больше не отлетать.

— Верно, Витя. Какие странные люди: говоришь им — не слышат, платишь за них — не ценят, не говоря уже о простой человеческой благодарности… Да, измельчал народец и умом тронулся: не понимают, ничего не понимают. Мы ведь о стране заботимся, а они все про свое: дай на бутылку, не хочу работать, не желаю цивилизованным становиться. Лучше вонять буду да по подвалам с кошками знаться.

— Сейчас Николай Алексеевич вернется, и вы ответите, — простонал Юрьев.

— Смотри-ка, букашка, а тявкает, как собачка, — сказал Витя, удивленно вскидывая брови. — Николай Алексеевич, может, и вернется (Вова при этом закатил глаза и комически перекрестился), но только тебя уже здесь не будет… Извини, мужик, будем опять мозги тебе вправлять.

— А он копыта не откинет? — спросил Вова.

— Может, и откинет…

— А кто тогда бумагу подпишет?

— А ты и подпишешь. Профессор дал его заключение с подписью, оттуда и передерешь.

— Ладно, это уже не важно. А какой упорный доходяга достался! Ты идейный что ли, говнюк? На идеологической работе был?

— Да нет же, таких у нас не держали, — сказал Вова. — Это, Витя, результат как раз идеологического разложения: перегной социализма.

— Ладно, кончай базар, — сказал Витя, — с этим идейным физиком дохлый номер. Пора ехать к химику. Не дай Бог, он что пронюхает и дров наломает, тогда придется и из него делать шизика, а то и вовсе-в шихту…

— Ас этим что? — спросил Вова. — Столько сил на него потратили. И зачем только все это надо было?.. Теперь-то куда девать его будем?

— Вовик, не задавай глупых вопросов. Вокруг на земле столько места для идейных… Бодни-ка лучше его еще раз «шокером» для профилактики и тащи в машину.

Когда Вовик, кривляясь, вновь вытащил из кармана свое орудие убеждения, использующее последние достижения научной мысли, а Юрьев закрыл глаза, ожидая в любой момент получить в грудь удар «Красной стрелы», летящей с курьерской скоростью из Москвы в Петербург, дверь в овальную гостиную отворилась и на пороге появились старые знакомые — майор с усатым сержантом.

Вовик, вопросительно посмотрев на Витю, улыбнулся и быстро спрятал «шокер» в карман. Юрьев с облегчением вздохнул: доводы милиционеров, аргументируемые ударами хромовых сапог и пудовых кулаков, казались ему младенческой забавой в сравнении с Вовиной гуманной «игрушкой» кумулятивного действия.

— Добре, значит, не договорились с хлопчиком? — начал майор. — Ой-ой-ой, этак вы из него раньше времени душу вынете, а мне шо останется? Отруби? — Майору явно хотелось покуражиться. — Ну, вставай. Пойдем, хлопчик, впереди у нас с тобой еще столько посиделок. Сержант надел на Юрьева наручники.

— Да и хлопчики тебя в камере заждались: ты им что-то должен, особенно одному, такому щербатенькому, худенькому, по кровушке скучающему…

— Скучавшему, майор, — сказал Юрьев, с трудом разлепив рот и подняв глаза.

— Ты что говоришь? Это как? Как это?

— А так. Насосался и уснул вечным сном, как болотный кровосос… А вы чего вернулись, мало заплатили, что ли?