Читать интересную книгу Том 34. Вечерние рассказы - Лидия Чарская

— Дяденька, миленький, пустите нас хошь в переднюю погреться. Страсть холодно по улицам гулять, а до дому далеко. А мы тихонько да смирненько сидеть будем, никто нас и не увидит; покамест время не придет, и с места не сдвинемся. Пустите, дяденька, — молила она умильным тоненьким голоском.

Сторож смягчился благодаря этому почтительно молящему голосу Анютки, но еще более благодаря покрасневшим носишкам обеих девочек, наглядным жертвам крепкого мороза.

— Ну, уж ладно, входите, коли пришли, да смирно у меня сидеть, не то живым манером за дверь выставлю! — и он подтолкнул обеих девочек в просторный вестибюль театра, освещенный одним лишь огарком, вставленным в фонарь, висевший на стене.

Здесь было много теплее, чем на улице, и озябшие девочки с удовольствием примостились на деревянной скамейке в углу огромной комнаты с бесчисленными отделениями для вешалок.

Все их занимало здесь. И самые вешалки с висящими на них номерками, и большие зеркала, и камин с резными украшениями, только что кончивший топиться, и вспыхивающие предсмертным пламенем догорающие в нем угольки.

Не смея разговаривать громко, они шепотом делились впечатлениями.

Между тем время шло, и в вестибюле театра стала понемногу проявляться жизнь.

Медленно собирались сюда сторожа и капельдинеры со всех сторон большого города. Зажгли электричество, и сразу видоизменилась огромная комната, в ней стало уютно и светло.

Понемногу начали приходить и артисты. Мимо притаившихся девочек прошло несколько шикарно одетых господ и барынь в дорогих шубах и шляпах. Пробежали и менее богато одетые люди в стареньких пальто, пожимающиеся от холода.

С замиранием сердца смотрела Ганя, не отрываясь, на входную дверь. Ей все казалось, что вот-вот она увидит Бецкую.

Но входили все незнакомые, чужие люди, а Ольга Леонидовна и не думала приезжать.

Вдруг послышался шум подкатившегося к подъезду автомобиля, и два капельдинера со всех ног кинулись за порог вестибюля, в то время как сторож, тот самый, что впустил девочек, широко распахнул входную дверь и низко поклонился входящей даме.

— Она! — екнуло сердце Гани, и она впилась глазами в знакомую милую фигуру.

Да, это была она, Ольга Леонидовна, одетая в свою роскошную из котикового меха шубу с собольим воротником, которую так часто можно было видеть в передней модной мастерской мадам Пике. Но вместо красивой шляпы со страусовыми плерезами на маленькой головке артистки был надет не менее красивый белый капор, обшитый темным мехом.

— Это она… она… Ольга Леонидовна наша! — волнуясь, зашептала и Анютка, хватая за руку Ганю.

"Пройдет мимо, нас не заметит! — выстукивало в это время встревоженно сердечко Гани. — Ах, если бы она заметила нас…"

И как будто сама судьба подслушала это горячее желание замирающей в волнении девочки. Проходя мимо скамейки, Бецкая машинально скользнула по ней глазами и увидела детей. Увидела и узнала тотчас.

— А, пришли, девочки! — произнесла она своим мелодичным голосом, — очень рада, очень рада вас видеть. Веселитесь хорошенько! — и, говоря это, она потрепала по щечке вспыхнувшую от восторга Ганю, улыбнулась своей очаровательной улыбкой Анютке и смешными, легкими шагами прошла в свою уборную в сопровождении двух капельдинеров, несших сундук с ее гардеробом, и молоденькой вертлявой горничной Катюши, хорошо знакомой девочкам, со шляпною картонкой в руках.

* * *

Не чуя ног под собою от радостной встречи с ее кумиром, десятью минутами позже Ганя поднималась следом за Анюткой по широкой лестнице театра на балкон, где у них были места.

Театр уже был освещен. Публика собиралась понемногу. Девочки прошмыгнули следом за капельдинером в форменном фраке на переднюю скамейку и заняли указанные им места. Перед ними висел тяжелый занавес, под ними внизу зияла большая площадь партера, уставленная креслами и стульями, разделенными проходами между собой. Направо, налево, внизу и вверху разбегались ложи с обитыми алым бархатом верхами барьерами, с мягкими стульями, с лепными украшениями по стенам. С потолка театра опускалась роскошная люстра с хрустальными подвесками.

Около самой сцены, по бокам ее, находились нарядные ложи для членов императорской фамилии и для дирекции театра. Потолок был украшен красивыми изображениями муз древнего классического мира, совершенно непонятными ни Анютке, ни Гане, но тем не менее возбуждающими их искренний восторг.

Девочки были, казалось, совсем подавлены роскошной, никогда не виданной ими обстановкой театра, который представлялся им каким-то волшебным дворцом.

"Да, театр — волшебный дворец, а Ольга Леонидовна его хозяйка, добрая волшебница, фея!" — мысленно решила Ганя, которой выход Бецкой представлялся не иначе, как в виде той доброй волшебницы с распущенными до колен волосами, со звездой на голове и с золотым посохом в руке, о которой рассказывала им всем накануне Анютка.

Да, иною Бецкую Ганя и представить себе не могла!

Между тем театр совсем наполнился нарядною и веселой публикой. В ложах замелькали нарядные декольтированные светлые платья дам, изящные фраки и блестящие мундиры военных. В партере запестрели те же изысканные наряды и костюмы. Смутный гул тысячи голосов, точно пчелиное жужжание вокруг ульев, наполнял театр.

Но вот неожиданно грянул оркестр, и говор и шум прекратились сразу. Ганя как во сне видела музыкантов, там внизу, около самой сцены, и высокого тонкого человека, размахивающего руками в такт музыке…

Слышала и не слышала полную блеска и красоты мелодию, выводимую скрипками, флейтами, виолончелью и арфой, и вся ее маленькая душа, смятая, раздавленная массою новых впечатлений, ждала, волнуясь и замирая, одного: выхода Бецкой.

Наконец замерли последние звуки оркестра. Соскочил со своего возвышения дирижер. И занавес поднялся.

С первой же минуты начала представления Ганя, не ожидавшая ничего подобного, замерла от изумления и даже как будто разочарованья.

Вместо предполагаемой ею в мечтах сказочно-волшебной обстановки она увидела совершенно обыкновенную комнату, не богаче и не беднее квартиры их мадам. В этой комнате разговаривали между собой самые обыкновенные люди. Здесь не было ни доброй волшебницы, ни чертей, ни пляшущих живых мотыльков, о которых рассказывала Анютка. Какой-то господин доказывал какой-то даме о необходимости взять себе в дом богатую сироту, которую он должен опекать до ее совершеннолетия. Появилась и богатая сирота, барышня лет семнадцати с розовым личиком и добрыми невинными глазками, говорящая совсем детским, нежным-нежным и тоненьким голоском.

Первое действие кончилось, а Ольга Бецкая все еще не появлялась на сцене. Ганя испуганными, растерянными глазами поглядывала на Анюту, боясь разговаривать даже в антрактах в этом роскошном театре, где так чудесно играет музыка и где такие нарядные господа и дамы.

Отыграл оркестр, и снова поднялся занавес. Действие пьесы развертывалось понемногу и захватывало публику. Это было заметно по тому, как внимательно следила она из лож, партера и верхних мест за игрой артистов.

Захватило оно и Анютку с Ганей. Затаив дыхание, боясь пропустить хоть единое слово, произнесенное на сцене, обе девочки обратились в зрение и слух. Теперь печальная повесть бедной сироты, попавшей в руки бессердечных и жадных людей, не казалась уже больше Гане обыкновенной.

Горе молоденькой одинокой девушки, деньги которой бессовестно тратились семьей ее опекуна, и дурное, грубое обращение с нею до слез трогали Ганю. Когда же молоденькая девушка, горячо любившая своего друга детства, хочет выйти за него замуж и опекун с его женою, ввиду собственных интересов, боясь выпустить свою жертву из рук, отказывают ей в этом, Ганя готова была броситься туда, на сцену, и обличить перед всеми этого дурного, гадкого человека, так ужасно вредящего бедной одинокой сироте…

И вот в самый разгар интриги, в то время, когда действие доходит до самого захватывающего интереса, на сцене появляется молодая тетка героини пьесы, сестра ее родного отца.

Ганя тихо, беззвучно вскрикивает и конвульсивно сжимает пальцы своей соседки Анютки.

— Чего ты? — не совсем приветливым тоном спрашивает та.

— Гляди! Гляди! Ольга Леонидовна! — задыхаясь, лепечет Ганя, не отрывая глаз от сцены.

На сцене действительно стоит Бецкая… Из тысячи других узнает ее Ганя! Ничего, что она не в волшебном наряде феи, а в обыкновенном платье, сшитом в модной мастерской мадам Пике… И волосы ее не распущены вдоль спины, как у доброй феи из Анюткиного рассказа, и безо всяких украшений уложены в виде коронки на голове.

Ганя чувствует и знает отлично, что она, Бецкая, все-таки добрая волшебница-фея, которая пришла в этот мир невидимо и тихо творить добро. И когда губы Бецкой раскрылись и горячая обличительная речь понеслась красивыми, мощными перекатами по всему театру, а огромные черные глаза загорелись огнем негодования и гнева, Ганино сердечко затрепетало, как подстреленная птица, в груди…