Ольшес рассмеялся и ответил вопросом:
- Адриан Станиславович, а разве вы не знали, что в состав каждого консульства или посольства на чужих планетах в обязательном порядке включается специалист... э-э... моего профиля?
- Не знал, - совершенно искренне ответил консул.
- Ну и прекрасно, - сказал Ольшес. - Ну и замечательно. И продолжайте не знать. Уверяю вас, это действительно нужно. Кстати, Ласкьяри не сказала вам, за кого ее выдают замуж?
- Нет.
- Представьте, за сына шестого министра. Свадьба уже назначена - через полтора месяца.
- Но... позвольте, Даниил Петрович, вы ничего не путаете? Дочь первого не может стать женой сына шестого, здесь на этот счет очень строгие правила.
- Так ведь не завтра, а через полтора месяца.
- Ничего не понимаю.
- Ой ли?
Елисеев подумал несколько мгновений.
- Так, - сказал он наконец. - Значит, действительно - заговор? Переворот?
- Да. Не исключено, что мы можем при этом оказаться в затруднительном положении. Во всяком случае, у меня в последние дни сложилось впечатление, что именно мы являемся центром этой возни. Мы - причина. Если не самого заговора, то по крайней мере приближения дня его осуществления. Так что мы обязательно окажемся втянутыми в этот водоворот. Вы должны быть ко всему готовы.
- Ох... - Елисеев сел возле стола, сжал кулаки, глядя на Ольшеса. Даниил Петрович, я очень надеюсь, что вы все же ошиблись, несмотря на вашу квалификацию.
- Я тоже очень, очень надеюсь, что я ошибся, - серьезно ответил Ольшес. - Мне очень хочется ошибиться. Хоть раз в жизни. Да, вот еще что. Меньше чем через две недели у них начинается некий праздник, о котором нам почему-то до сих пор ничего официально не сообщали. Более того - тщательно скрывают сам факт существования этого действа в их культуре. Праздник, насколько я выяснил, длится два или три дня, бывает один раз то ли в три года, то ли даже в пять лет, это я еще не узнал. Мне не нравится, что вас не поставили в известность об этом. Боюсь, что вместо праздничка у них в этот раз задумано нечто иное. Не оказаться бы нам жертвенными агнцами на священном алтаре.
- Интересно. А какого характера праздник? Религиозный или светский?
- Ни то, ни другое.
- Разве так может быть? И каким образом вы о нем узнали - если, конечно, это не секрет?
- Я вам отвечу, если позволите, только на вторую часть вопроса, хорошо? И не пугайтесь. Дело в том, что я, в силу своих обязанностей, каждую ночь бываю в городе - все те полгода, что мы находимся здесь. Так что... Но, Адриан Станиславович, кроме вас никто не должен знать об этом.
- Понимаю, понимаю. Безусловно, я не собираюсь говорить... Вот что, Даниил Петрович, - решился спросить консул. - Меня постоянно мучит фраза, сказанная Ласкьяри, - о праве на власть. Вы не знаете, что стоит за ней?
- В общем, знаю. Или догадываюсь. Но пока не скажу. Не могу, извините. Но если хотите совет...
- Пожалуй.
- Сегодня вечером поезжайте на Морскую набережную. Доберетесь на автомобиле, а там - погуляйте пешочком.
- А вы?
- А я, с вашего позволения, займусь другими делами.
После ужина в консульство снова явилась Ласкьяри, и, узнав, что Адриан Станиславович намерен поехать на набережную, уставилась на Елисеева громадными серыми глазищами - очень удивилась.
- А в чем дело, Ласкьяри? - спросил Елисеев. - вы не хотите поехать с нами?
- Поеду, - протянула девушка. - Отчего же, конечно поеду. А почему вы решили ехать именно туда?
- Да просто так, - пожал плечами Елисеев. - Мы ни разу вашего моря не видели, почему же не съездить?
- Разумеется, - еще более протяжно произнесла девушка. - Это причина... Уж такая причина...
Когда все уселись в автомобиль, Ласкьяри вдруг спросила:
- А вы умеете сделать так, чтобы машина ездила быстрее?
За рулем в этот раз сидел Корсильяс. Он обернулся к Ласкьяри и важным голосом сообщил:
- Очень даже умеем. Если до конца выжать скорость - машина поедет намного быстрее. Только на ваших улицах, к сожалению, мы на любой скорости постоянно рискуем въехать в чью-нибудь квартиру.
- Я не о том, - тихо сказала девушка.
Елисеев наблюдал за ней и видел, что Ласкьяри мучит какая-то мысль, что девушка хочет о чем-то сказать, но не может решиться. Елисеева беспокоило предположение о правительственном заговоре, и он надеялся собственно, он был почти уверен, - что Ласкьяри, будучи дочерью первого министра, кое-что знает о предстоящих событиях, и ждал удобного случая, чтобы поговорить с ней на эту тему... и в то же время сомневался, вправе ли он использовать чувства девушки, чтобы избавить от риска своих сотрудников... В конце концов, Ласкьяри действительно влюблена в него не на шутку, и как ее угораздило? Он же ей в дедушки годится...
Когда они уже подъезжали к набережной, Ласкьяри задала вопрос, заставивший вздрогнуть не только Елисеева:
- Скажите, пожалуйста, господин консул, а у вас есть при себе оружие?
- Оружие? - помолчав, переспросил Елисеев. - Какое оружие?
- Которым убивают, - пояснила девушка.
- Но помилуйте, Ласкьяри, - вмешался Росинский, - мы ведь здесь с миссией культурной, а не военной. Почему такой странный вопрос?
- Вы находите мой вопрос странным? Но вы далеко от дома, на чужой планете... мало ли что может случиться.
- Например, что именно? - поинтересовался Хедден.
- Не знаю, - сказала Ласкьяри.
...И вот наконец они вышли к морю - розовому и сиреневому в закатных лучах, спокойному, бесконечному... и белые мраморные парапеты набережной тоже казались сиреневыми, и в небе неторопливо плыли сиреневые и зеленоватые облака... и все было, как на Земле. Вот только море светилось, не дождавшись темноты, - мягко сияли волны, из глубин сочился странный зеленый свет, пробиваясь сквозь розоватую поверхность воды... а на спусках к воде сидели неподвижно люди - темные сгорбившиеся фигуры, закутанные в плащи, с надвинутыми на глаза капюшонами, - сидели и смотрели на светящуюся воду.
Земляне долго шли по набережной, и темные фигуры повторялись, как орнамент на парапете, как естественная принадлежность приморского пейзажа фигуры в темных плащах, которые казались вросшими в белый мрамор... И в конце концов Елисеев тихо спросил свою спутницу:
- Что делают здесь эти люди?
- Ждут осуществления надежд... нелепых надежд, - ответила Ласкьяри.
И голос девушки прозвучал так печально и странно, что консул не решился больше спрашивать ни о чем.
3.
Елисеева почему-то чрезвычайно интересовала реакция Ольшеса на рассказ о прогулке к морю. Почему - он и сам себе затруднился бы объяснить. Ему казалось, что Даниил Петрович должен заинтересоваться сообщением о сидящих на набережной людях и словами Ласкьяри о них. Но консул ошибся. Это сообщение Ольшес выслушал спокойно. ("Ну да, - сообразил Адриан Станиславович, - он же ходит по ночам в город, он их уже видел"), - зато не стал скрывать интереса к вопросу Ласкьяри о скорости автомобиля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});