блюда. В конце концов, его взяли на должность соусье в знаменитый «Ле Фуке». Количество книжечек, в которые Герман записывал рецепты, возросло в несколько раз. Однако, по возвращению, на родине не спешили признать его успехи. Но в один прекрасный день, когда Герман, служивший от отчаяния официантом, обслуживал богатого посетителя, тот взял и пригласил его помочь провести прием. Помещик Каперс-Чуховской имел в Москве дом, но наведывался в город редко. Ему хотелось позвать гостей, устроить пышный прием, поразив столичных знакомцев.
На следующий день Герман пришел в особняк Каперс-Чуховского.
— Пошли, брат, покажу тебе свои владения. Заодно кухню посмотрим и комнату, где накрывать стол будем, — похлопав Германа по плечу, предложил хозяин. — Повара я уже нашел, помощников он приведет. Тебя же попрошу сервировать всякую посудину по высшему классу, а как гости придут, подавать все на стол в нужной очередности. Я, брат, привык ложкой орудовать, а вот эти всякие выкрутасы с разными приборами терпеть не могу. Готовит и подает мне Марфа. Сама такая же темень, как и я. Зато борщи и рассольники варит… — тут Каперс-Чуховской вздохнул и еще раз от души хлопнул Германа по плечу. — Однако сейчас не до борщей. Надо мне народ созвать балованный всякими французскими излишествами. Короче, не подведи!
Совершенно неожиданно подвел помещика новый повар. На день приема ему назначили готовить важному чину из военного ведомства, а таким людям отказывать нельзя — это тебе не деревенщине помочь пыль в глаза столичной аристократии пустить.
— И что мне теперь делать прикажете?! — заламывал руки Каперс-Чуховской, с ужасом погладывая на Германа, который педантично раскладывал многочисленные вилки, ножи и ложки самых разных размеров и форм, заказанных им согласно собственному усмотрению. Столовые приборы были настоящего серебра с инкрустированными на ручках инициалами «КЧ».
— Могу я приготовить ужин, — тихо встрял Герман в паузу между страдальческими выкриками. — Только помощники мне понадобятся. Больно народу вы много наприглашали.
— Ты? Готовить?
Герман кратко пересказал историю своего обучения, а также назвал количество рецептов, коими овладел. Короче говоря, прием он провел с парижским шиком. А Каперс-Чуховской загорелся желанием открыть в своем имении настоящий французский ресторан, куда шеф-поваром, конечно, пригласил Германа. Кто только не съезжался в дальний саратовский уезд! В итоге, к великому сожалению помещика, Германа сманили в лучший московский ресторан, во главе которого он и ехал в Париж на Всемирную выставку.
Пора было проверить, все ли готово к ужину. Герман Игнатьевич лично инспектировал работу своих помощников, потому как государь-император с семейством — это вам не ресторация Каперс-Чуховского, со всем к нему уважением. Шеф-повар подошел к столу:
— Сукно подстелил? — спросил он, проводя ладонью по белоснежной поверхности скатерти.
— Обижаете, Герман Игнатьевич, все как велели делаем.
— Смотри, у тебя большая ваза с цветами закрывает малую с фруктами! Соблюдение правильности в симметрии превыше всего в сервировке стола! Так, а где розовые рюмки под рейнвейн?
— Простите! Запамятовал! — официант побежал к буфету с посудой, а Герман Игнатьевич самолично переставил вазы.
Государев стол обслуживало три официанта: один носил кушанья из кухни и ставил их на приборный стол, второй брал блюдо с приборного стола и обносил сидящих за столом, третий обносил соусами и другими сопутствующими блюдам принадлежностями. Кроме того, в вагоне-ресторане присутствовал специальный человек для перемены тарелок и приборов, а также столовый дворецкий, заранее оговаривавший с Германом Игнатьевичем вина, которые ему следовало подавать согласно составленному заранее меню.
В тот день Герман планировал для государева стола следующее:
«Закуски: корюшка маринованная, тартинки из дичи. Салат: французский с настурцией, андивий с прованским соусом». Далее: «Сосиски и пудинг свиные по-немецки (дабы угодить государевой супруге), холодный паштет из пулярды на раковинах, котлеты бараньи по-провански, навага натуральная, филей из курицы под бешемелью на пюре из артишоков, брокколи с пармезаном по-итальянски». На десерт планировалось подать: «Тарталеты с мармеладом абрикосовым и меринга со сливками по-французски»[1]…
Глава 1
Ох, слыхал Герман Игнатьевич, что понастроили французы к выставке разного, однако, такого размаха не ожидал. Государев поезд с ресторанной делегацией подъехал к перрону нового вокзала Орсе со стеклянною крышей и огромными часами на центральном фасаде. Он возвышался в самом центре города, совсем неподалеку от Лувра. Встречали государя на огромном автомобиле Бенца, по слухам развивавшем скорость аж до восемнадцати верст в час! Рестораторов, правда, посадили в машины попроще — в паровые кареты, вмещавшие до десяти человек, и при том довольно просторные. Клаксоны оглушили Германа Игнатьевича. Он крутил головой по сторонам, не узнавая французской столицы. Официанты замерли, боясь пошевелиться.
— Вот мы, ребятушки, попали! — хлопнул по колену Герман. — Гонка нам, судя по всему, предстоит нелегкая. Тут мало кулинарией поразить инородцев. Хотя и это не просто — поговаривают, из самих заморских Штатов сюда ресторан пожаловал. Но что не соврали мне, так про новые машины и устройства.
— То ж не про кухню, Герман Игнатьевич? — спросил самый молодой из его помощников по кухне. — Что на кухне-то за машины? Плита да поварешка.
Все немного расслабились от таких слов и засмеялись: и правда, какие устройства на кухне, кроме поварского умения. Пар, оно, конечно, завсегда использовали. Но несколько с иными целями.
— Посмотрим, — внимательно глядя на улицы города, пробормотал шеф-повар. — К нам здесь должен присоединиться специальный человек из петербургского инженерного корпуса. Современный ученый. Что-то нам подготовил для гонки.
Вскоре карета, изрыгая пар и гудя клаксоном, подъехала к ресторанному павильону. Неподалеку возвышалось странное высоченное строение, походившее на железнодорожный мост, только не перекинутый через реку, а воспаривший к небу.
— Вход на выставку, — гордо произнес встречавший русских француз. — Это творение нашего инженера Гюстава Эйфеля!
— Какая уродливая штука, — проворчал один из поваров.
— Это вы зря, — шепнул главный устроитель русского павильона господин Бобрыкин. — Возле башни мосье Эйфеля расположился наш павильон с установкой, которая гонит водку. Все по последнему слову техники. Все на глазах у изумленной публики: приборы по ректификации спирта, ароматические добавки, розлив по бутылочкам. Заметьте, господа, по маленьким сувенирным бутылочкам, чтоб народ пробовал и оценивал. Тут же и закусочки — огурчики малосольные, черный хлебушек с салом, селедочка… Икорки им черной привезли. Они, правда, нехристи, плюются. Возьмут в рот, покривятся и выплевывают. Думают, что незаметно, а мы все видим, — он махнул рукой. — А и ладно!
— А это что ж?! — воскликнул кто-то из официантов и быстро перекрестился.
— Голова от статуи, — рассмеялся устроитель. — Мы сначала тоже испугались. Оказалось, всю не успели сделать — больно здорова. Подарок Соединенным Штатам. Пока вот только голова и рука с факелом готовы. Особенно поздно