Родился Гавриил Романович 14 июля 1743 года в семье обедневших дворян. Поэтому и не был записан в гвардейский полк уже сержантом, как пушкинский Пётр Гринёв. Державин служил в Преображенском полку рядовым, служил с 1762 года и принимал вместе с полком участие в дворцовом перевороте 28 июня 1762 года. Переворот возвёл на трон Екатерину.
В 1773-1775 годах уже офицером этого полка участвовал в подавлении восстания Пугачёва. Наблюдательный Державин без труда разглядел причину крестьянских волнений. О чём и написал в официальном донесении казанскому губернатору и начальнику Секретной следственной комиссии генералу Бранту: «Сколько я смог приметить […] лихоимство производит в жителях наиболее ропота, потому что всякий, кто имеет с ними малейшее дело, грабит их. Это делает легковерную и неразумную чернь недовольною и, если смею говорить откровенно, это всего более поддерживает язву, которая теперь свирепствует в нашем отечестве».
В будущем он напишет стихотворение «Памятник», где поставит себе в заслугу умение «истину царям с улыбкой говорить». Истину Державин старался говорить всегда.
В 1780 году в переложении 81 Псалма «Властителям и судьям» он скажет:
Цари! Я мнил, вы боги властны,Никто над вами не судья,Но вы, как я подобно, страстныИ так же смертны, как и я.
Открыв это, он через два года пишет знаменитую свою оду «Фелица», где в нарушение одического канона представляет не парадный, а человеческий портрет государыни. Он говорит ей истину с улыбкой, и она улыбается ему в ответ: щедро вознаграждает автора, продвигает его по службе.
В мае 1784 года Державин назначен гражданским губернатором только что образованной Олонецкой губернии. С 1786 по 1788-й служит Тамбовским губернатором. В 1791 по 1793 является статс-секретарём императрицы. В 1793-м Державин – сенатор и тайный советник. В 1795-м – президент Коммерц-коллегии. В 1802-1803 году его назначают министром юстиции.
И на всех постах Державин проявляет свой характер. Борется с мздоимством, не переносит лести, информирует Екатерину об истинном положении дел в местах, где он служит.
В конце концов он утомляет своей правдивостью императрицу, и её распоряжением он «уволен от всех дел» – 7 октября 1803 года отправлен в отставку.
Всё это время он занимается литературной деятельностью – расшатывает в своих стихах классицистические нормы, по существу расчищает дорогу предромантизму.
«Тьфу, романтические бредни: / Фламандской школы пёстрый сор», – обозвал автор «Евгения Онегина» собственное начало повествования: «Порой дождливою намедни / Я, завернув на скотный двор…»
Но «пёстрый сор» фламандской школы появился в русской поэзии ещё до «Онегина». Его занёс туда Державин. Его стихи плотские, сочащиеся грубой земной жизнью, не чуждающиеся просторечий, радуют слух, радуют глаз. И в то же время радуют душу. Ибо Державин умел одухотворить картины вроде бы даже приземлённой жизни. Его шутки грубоваты и одновременно пронзительно лиричны:
Если б милые девицыТак могли летать, как птицы,И садились на сучках,Я желал бы быть сучочком,Чтобы тысячам девочкамНа моих сидеть ветвях.Пусть сидели бы и пели,Вили гнезда и свистели,Выводили и птенцов;Никогда б я не сгибался,Вечно ими любовался,Был счастливей всех сучков.
Умер 20 июля 1816 года.
* * *
Стихотворение, в подлинности которого сомневаться не приходиться:
Парижская сутолока, вечер,Сердец металлический стук,Я знал лишь случайные встречи,Залог неизбежных разлук.А счастье мне даже не снилось,Да я и не верил ему,И всё-таки как-то прожилось,Но как, до сих пор не пойму.
Слово «сутолока» ещё в моём детстве произносили не в четыре, а в три слога: «сутолка». А уж уехавшие много лет назад из России эмигранты унесли это слово, произносимое именно в три слога.
Так его и произносит поэт Кирилл Померанцев, родившийся 14 июля 1906 года и покинувший вместе с семьёй Россию в 1919-м.
С 1927 года Кирилл Померанцев живёт во Франции, в Париже. Во время войны перебирается в Лион, участвует в Сопротивлении. И возвращается назад в Париж, где живёт долго и умирает 5 марта 1991 года.
Увы, такова горькая участь эмигранта, что его почти не знают на родине. А жаль. Кирилл Померанцев был поэтом Божьей милости:
На исходе двадцатого векаВ лабиринте космических трасс -Чем пополнили мы картотекуБарабанных, штампованных фраз?Декларации, лозунги, речи…Смена вех и дорог без конца…Чем приблизили лик человечийК лучезарному лику Отца?Лёгкой дымкой небесная славаПоднималась над стойкой бистро,И в Париже Булат ОкуджаваЧто-то пел о московском метро.Вот она, эта малая малость,Чем, воистину, жив человек,Что ещё нам от Света осталосьВ наш ракетно-реакторный век.Постараемся ж не задохнуться,Добрести, доползти, додышать,Этой малости не помешать,Предпоследнему дню улыбнуться.
* * *
С Юрием Дмитриевичем Черниченко, прекрасным писателем, публицистом и гражданином, мы прощались спустя два дня после его смерти, случившейся 14 июля 2010 года. Все выступавшие на панихиде так или иначе вспоминали его бойцовский характер, горячий темперамент и готовность отстаивать правду, чего бы это ему ни стоило.
Сам Юра, родившийся 7 августа 1929 года, в книге «Время ужина» назвал себя «писарем-летописцем при аграрном цехе». И в этом шуточном определении много правды, о чём говорят сами названия его книг: «Ржаной хлеб», «Земля в колосьях», «Яровой клин», «Русский чернозём», «Про картошку».
Главное, что было в его «летописи» аграрного цеха – это раннее понимание того, что выстроен цех неправильно и оттого так немощна его продукция.
Он утверждал это задолго до начала перестройки. Не удивительно, что иные его статьи и очерки были предметом обсуждений и осуждений на высшем партийном уровне.
Почти каждое его выступление в нашей «Литературной газете» обрастало шлейфом, которое оно тянуло за собой: возмущённые отклики начальства и восторженные – от читателей, подтверждающих правоту Черниченко, изумлённых смелостью автора и редакции.
Он любил подчёркивать, что является автором 36 статьи российской конституции, которая закрепляет право гражданина иметь землю в частной собственности. Но то, как воспользовались граждане России этим правом, его ужасало. Возмущало, что «государевы слуги» – бывшие секретари райкомов и председатели колхозов за бесценок скупали у колхозников их сертификаты на владение землёй, становясь крупными латифундистами. Возмущала жадность бывших сельских номенклатурщиков, формально ставших владельцами огромных угодий, а фактически – спекулянтами, зарабатывающими на перепродаже плодородной земли под возведение частных усадеб.
Он оглушал цифрами, говорил в одном интервью, что «в России около 30 миллионов гектаров земли не пашется, зарастает лесом и бурьяном, какого я в жизни не видал». Он бередил равнодушных, ссылался на извечный закон человеческого существования, о котором знали древние, о котором писал ещё Гомер: «Раб нерадив. Не принудь господин повелением строгим к делу его, за работу он сам не возьмется охотой. Тягостный рабства удел избрав человеку, лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет». «Раб нерадив!» – восклицал Юра. И призывал освободить от рабства бывшего советского крестьянина – колхозного раба, как называл его Черниченко. Понимал, что сделать это очень непросто: рабство въелось в психологию, – отчуждаясь советской властью от земли, колхозник не был заинтересован в плодах своей работы на ней. Понимал Черниченко и то, что в освобождении крестьянина от рабской психологии бывшая номенклатура, становясь ею нынешней, не заинтересована. И в этом смысле называл государство «кликухой местной бюрократии». Но Черниченко был природным борцом за справедливость. А таких людей в своей борьбе согревает надежда на то, что справедливость обязательно победит.
Как не хватает нам сейчас таких людей!
15 ИЮЛЯ
Рафаэло Джованьоли, умерший 15 июля 1915 года (родился 13 марта 1838-го), лично мне известен как автор прочитанного в детстве романа «Спартак».
Я его не перечитывал, но в то время он мне понравился. Привлекал своим свободолюбивым героем Спартаком, возглавившим восстание рабов против римских патрициев.