луганской ветке возобновилось. Это было крайне важно: от Луганска через Миллерово к Лихой отходили под натиском германцев части 3-й и 5-й украинских красных армий под командованием К. Е. Ворошилова. Вместе с бойцами в эшелонах ехали семьи рабочих Донбасса. К украинским войскам присоединились советские отряды, сформированные Е. А. Щаденко в Донецком округе. У Лихой после упорных боев немцев удалось задержать, что позволило повернуть эшелоны с магистрали на царицынскую ветку.
В последних числах апреля Серго передал по прямому проводу в Москву: «Германцы, несмотря на все принятые меры, границы перешли». На правах руководителя Чрезвычайного штаба он приказал батальонам, сформированным из рабочих Ростова и Таганрога, из шахтеров Александровск-Грушевска и революционных казаков, «вести войну оборонительную и дипломатическую. Вдоль границы выставить заслоны, вырыть окопы, а впереди с белыми флагами — пикеты».
В штаб явился прибывший из Новочеркасска, с фронта, Подтелков. Посеревший от пыли, пропахший порохом, он был мрачен. Серго стал дружески расспрашивать Федора, как идут дела, почему председатель ревкома так настроен. Подтелков хвалил бойцов.
— Понимаешь, товарищ Орджоникидзе, — ведь орлы! Настоящие орлы. Но мало нас. А казаки низовых станиц все больше богатенькие, волками смотрят.
— Что же ты думаешь делать, председатель? — Серго развернул на столе карту области, указал на северные округа. — Тут казаки победнее, правда? И фронтовиков туда много ушло…
Серго замолчал. Подтелкову стал ясен замысел чрезвычайного комиссара.
— Есть, товарищ Орджоникидзе! Понял. Поднимем фронтовиков тамошних. Соберу отряд, проберусь на Хопер и Медведицу, там создадим армию и ударим по контре.
25 апреля 1918 г. на заседании ЦИК Донской республики под председательством Орджоникидзе было принято постановление: выделить из состава ЦИК мобилизационную коллегию из пяти человек с чрезвычайными полномочиями, произвести мобилизацию в северных округах и укрепить Советскую власть на местах. В состав коллегии вошли: Ф. Подтелков, П. Алаев, В. Федорцов, И. Лагутин, К. Мрыхин. В удостоверении за подписью Орджоникидзе, выданном Ф. Г. Подтелкову, подтверждалось, что ему, как члену коллегии, предоставляются неограниченные права по проведению мобилизации для отпора вторгшимся в пределы Донской республики бандам, а также для организации Советской власти.
ЭКСПЕДИЦИЯ
Днем 1 мая 1918 г., когда на Софийской площади мимо дощатой трибуны проходили демонстранты, отряды вооруженных рабочих, на одном из запасных путей станции Ростов-главная стоял под парами железнодорожный состав, в котором отправлялась в Хоперский и Усть-Медведицкий округа мобилизационная комиссия во главе с Подтелковым. С членами комиссии ехали казаки каменской команды, красногвардейцы-фронтовики, уроженцы северных округов, человек 20 агитаторов, ростовские большевики А. Френкель, А. Орлов, К. Кирста, А. Фролов — всего 127 человек. С собою взяли бумагу, типографское оборудование. Из государственного банка получили 10 миллионов на нужды мобилизации. Деньги («николаевскими» и «керенками») уложили в большой, окованный железом ящик. К паровозу прицепили две платформы со шпалами и другим дорожным имуществом на случай порчи полотна бандитами.
Машинисту, надежному железнодорожнику-большевику, было сказано вести состав через Тихорецкую на Царицын, а оттуда на север к Себряково — путем кружным, но, казалось, спокойным. В последний момент, однако, разведка доложила, что белые, узнав об экспедиции, приготовили засаду в районе Тихорецкой. Подтелков решил изменить маршрут:
— Поедем напрямик, — сказал он, — через Новочеркасск — Лихую — на Белую Калитву и Царицын. И так замешкались мы здесь, промитинговали. Если бы выехали на десяток дней раньше, у нас уже сейчас были бы полки добровольцев.
Федор распорядился дать телеграмму Кривошлыкову, находившемуся с красногвардейским отрядом в районе Новочеркасск — Лихая. Явившись сюда неделю назад как представитель Чрезвычайного штаба, Михаил вынужден был на время заменить выбывшего из строя командира, да так и остался с бойцами.
В открытые окна вагонов отходящего поезда врывался гул канонады, доносившийся со стороны Таганрога, жужжание немецкого аэроплана, кружившего над Ростовом. Обогнув город и пройдя некоторое время по берегу Дона, поезд круто повернул на север к Новочеркасску. Там к экспедиции присоединился Кривошлыков.
В Новочеркасске состав загнали в тупик. Стояли часов шесть. На все просьбы и угрозы дежурный по станции, благообразного вида старичок в непременной фуражке с красным верхом, смиренно отвечал: «Пути заняты, не могу же я вас на крушение пускать…» Путевой обходчик шепнул Кривошлыкову: «Врет он все, старый хрыч, свободен путь!» Состав наконец двинулся дальше. Но за Новочеркасском пошли опять частые задержки. То на путях оказывался откуда-то взявшийся вагон и его приходилось сталкивать с полотна, то кто-то невидимый разобрал рельсы. Подъезжая к Зверево, машинист заметил лежащие поперек путей несколько шпал. К одной из них прикреплена записка: «Нам известно, кто вы и куда едете. Но отряд казаков-партизан не дозволит никому разносить смуту и вводить в станицах самоуправство. Сдайте немедленно оружие и расходитесь по домам, иначе…»
По обе стороны железнодорожной линии затрещали выстрелы. Засада. По команде Подтелкова красные казаки, высыпав из вагонов, залегли в цепь. Банду удалось отогнать, но дальше, до самой Лихой, пришлось продвигаться, отстреливаясь то и дело от появлявшихся конных белоказачьих разъездов.
Было очевидно, что за продвижением экспедиции пристально следят с самого начала, буквально наступая ей на пятки. Ясно стало также, что мутная волна мятежей идет впереди подтелковцев, захлестывая казачьи станицы.
Лишь на пятый день поезд с участниками экспедиции прибыл в Белую Калитву. Здесь решили остановиться и начать поднимать трудовых казаков. Бойцы остались в вагонах, а Подтелков и Кривошлыков расположились в небольшом флигеле на Форштадтской песчаной стороне.
Надежда на фронтовиков не покидала Федора. Подписав составленный Кривошлыковым приказ о мобилизации, он отправился в станичный исполком посоветоваться, как собрать народ. Молодой председатель исполкома, член Донского ЦИКа Медведев встретил Подтелкова радостно. Узнав, в чем дело, помявшись, сказал, что вряд ли мобилизация удастся. Фронтовики стали другими. «У многих, — объяснял он, — революционный пыл постепенно поостыл, а затем и вовсе был подавлен офицерами да здешними богатеями. Иных непокорных свои же отцы забили насмерть. Немногим удалось бежать с отступающими советскими войсками…»
Предревкома все же настоял на своем. На станичной площади собрали митинг. Людей пришло порядочно, но фронтовиков среди них совсем немного. Станичники слушали Подтелкова внимательно. Но к концу его речи ряды собравшихся заметно поредели. Остались все больше пожилые. Молодые, не желая оказаться мобилизованными, поодиночке разошлись кто по домам, кто садами и огородами вниз, к реке. В назначенное время на сборный пункт явилось всего несколько человек.
Неудача всерьез огорчила, но не обескуражила вовсе Подтелкова.
«Теперь, — считал он, — нужно побыстрее двигаться на север, в станицы, еще не затронутые мятежами и контрреволюционной агитацией». Экспедиция вновь тронулась в путь. Но поезд полз убийственно медленно, то и дело останавливался: опять разобрано полотно, разворочены и погнуты рельсы, невдалеке маячат разъезды белоказаков… У кипевшего нетерпением председателя ревкома зрела решимость: бросить