чуть ее не опрокинул. Я автоматически погладил пса по голову, удостоившись дорожки слюней на запястье, и только шипение из пакета, лежащего рядом со мной, привело меня в чувство и я не назвал псинку по имени.
— Моня! Проказник! Простите, пожалуйста! — мама испуганно потянула пса к себе — Он никогда так не делает! Он вообще чужих не любит, не подходит! А тут — как к родному, как к нашему сыну…покойному сыну.
Голос мамы дрогнул, но она справилась с собой:
— Давайте, я вас вытру! Вот, платочек чистый! Ой, какая у вас красивая кошечка! Это же кошечка, правда? У нее губки такие…только женщина может так складывать губки — мю-мю-мю! Красавица! Ну не ругайся, не ругайся, милая….сейчас уходим. Кошки не любят собак. Сын тоже любил кошек больше, чем собак…вы чем-то на него похожи.
— Простите — отец мягко отодвинул маму от меня — Она во всех парнях теперь видит нашего сына. Он недавно трагически погиб. Простите! Платок оставьте себе, пригодится!
Отец что-то тихо сказал маме, и они пошли дальше — постаревшие, потухшие, даже немного сгорбившиеся.
Отвратительно. Не должны дети уходить раньше родителей. Не должны! Вот как они теперь будут жить? Доживать…
Как я удержался и не выдал себя — не знаю. Сам не ожидал. И такого горя, такого желания «сознаться», и того, что сумею сдержаться и не выдать себя.
Полчаса, не меньше потом сидел на скамейке, приходил в себя. А может, просто дожидался возвращения родителей — в надежде увидеть их еще раз. Возможно — в последний раз.
А к концу этого получаса мне вдруг пришло в голову: «А что для меня изменилось? Я так же как и при жизни могу заботиться о родителях. Заработаю денег, буду подкидывать им так сказать «на хлеб». А заработаю много — вообще сделаю так, что они ни в чем не будут нуждаться. Кстати, чем не цель жизни? Новой жизни. Не все же задницу наедать, да во сне девок трахать! Надо и о родителях позаботиться.
Не знаю, каким образом, но кикимора, пока я сидел на скамье, успела перебраться мне за пазуху, и сейчас что-то тихо бормотала на своем демонском языке. От того, что мою кожу легонько царапали ее коготочки, и от ощущения горячего тельца, прижавшегося ко мне, стало вдруг гораздо легче на душе. Какое-никакое, а все-таки хоть одно родное существо в этом странном, изменившимся мире.
Поехал на маршрутке — не хотелось дожидаться такси. Ехать недалеко, на набережную Волги, так что влез в желто-пыльный автобус, по-моему называемый «Богданом». И если не ошибаюсь, это чудо автопрома делали на Украине — пока завод не обанкротился. Отвратный автобус. Жарко, воняет, а народу набилось — хренова туча!
Смешно, но меня попытались обокрасть. Бумажник мой торчал из правого кармана брюк. Ну как торчал…не совсем торчал, конечно же, я не совсем уж такой автобусный лох, но рассмотреть его в кармане было можно. И вот, никогда бы не подумал — вполне себе интеллигентного вида мужичок протянул руку и попытался достать мое хранилище сокровищ. И скорее всего у него бы это получилось, ибо я стоял и думал над бренностью сущего, тупо пялясь в окно и держась за поручни обеими руками (мечта карманник!) — если бы не моя «зверушка».. Она так тяпнула гада за руку, что теперь он скорее всего не сможет этой рукой «щипать» как минимум месяц, а то и больше. Располосовала от локтя до самого запястья — аж клочья полетели. Маленькая, а зубы у нее — чистая пила-ножовка по дереву.
Крику было — ужас сколько! Этот придурок не нашел ничего лучшего, как обвинить меня в том, что я натравливаю своего злобного зверя на несчастных пассажиров, грозился судом и милицией (именно милицией, а не полицией — старой закваски чувачок!), а трое плечистых парней рядом с ним покрикивали в такт, бормоча что-то вроде: «Ущерб надо возместить! Обидел дедушку!». Я между прочим сразу врубился — это бригада щипачей. Трое меня грамотно блокировали, прикрыв от случайных взглядов, четвертый, этот самый патриарх, пытался облегчить мою участь — трудно ведь таскать тяжелый, набитый грязными бумажками кошелек.
Меня все это забавляло, я смотрел на происходящее, как на спектакль, а когда автобус прибыл на конечную остановку, спокойно вышел и дождался блатную компанию. Кстати, пока ехали — они как-то умудрились перевязать своего патрона. Демонстративно просили бинт у водилы, пожилого кавказца с щегольскими усиками на широком лице, но он отговорился, сказав, что последний бинт из аптечки израсходовал вчера. Отмазался, само собой.
Эти типчики сразу же начали канючить и попугивать меня на ту же самую тему (Возместить!), я постоял, надеясь, что шайка предпримет какие-либо активные действия в мой адрес, но не дождался и просто ушел, сопровождаемый брошенными в спину обещаниями меня найти, разобраться, и сделать мне всяко нехорошо. Везде камеры понатыканы, так что я не решился обижать убогих. Не хочется начинать свою жизнь в Игре с расправы над обычными людьми. Гемору потом будет выше крыши. Были бы Игроки, тогда другое дело.
А отправился я в ближайшее кафе, где торговали чебуреками, шавермами и всякой такой мутатенью, условно-съедобной, но вполне подходящей старому холостяку вроде меня. Для кикиморки купил сырого фарша — персонал вначале не понял, вытаращились на меня, как на вампира, но когда увидели «котейку» — разулыбались. Кошек любят все…кроме тех, кто их не любит. Но это уже совсем пропащие.
Купил еще газировки, из холодильника. Положил в термозащитный пакет. Все, можно отправляться. До места идти почти час — на самую середину реки, через мост, а потом еще и по берегу чапать минут двадцать. Уже когда почти ушел с набережной — увидел ларек с полотенцами и всякой такой штукой. Купил — а то на чем лежать-то?
Скучное дело — тащиться по автомобильному мосту. Мимо машины — вжик! Вжик! Вжик! А ты идешь, идешь, идешь… Одна радость — смотришь по сторонам и вперед. И еще вниз, на реку — сквозь прутья ограждения. И вот это самое интересное — внизу, хотя и впереди попадалось кое-что очень даже…забавное! Например — впереди шли две демоницы, высоченные такие бабы, с формами, как у культуристок. Из одежды — только что-то вроде стрингов. Аж дыхание перехватывает, какие женщины! Хмм…увы, не женщины. Демоницы с кожей черной, как антрацит. Интересно — зачем таким загорать? Хотя и негры ходят на пляжи, лежат под солнцем, загорают.
Я