Не переводя дыхания
Эта внутренняя война давалась Абд-аль-Кадиру не менее трудно, чем борьба против французов. И победы и поражения в этой войне имели одинаково горький привкус, потому что в любом случае приходилось сражаться со своими земляками и единоверцами. Но это только одна сторона дела. Самое трудное заключалось в том, что обе войны были между собой в прямой связи; Одна война обуславливала другую.
Абд-аль-Кадир нуждался в мире, чтобы заняться внутригосударственным устройством и прежде всего добиться объединения племён под своей властью. Но это он мог сделать только военным путем. Мирной передышки не было. Союзные эмиру племена — кроме них, всегда были и враждебные — соглашались действовать сообща и признавать его вождем только в период войны против иноземцев. Как только военные действия прекращались, племенные шейхи считали свой союзный долг исполненным и настаивали на своей полной независимости от верховной власти Абд-аль-Кадира.
После заключения мирного договора большинство племен, объединившихся во время войны вокруг эмира, отказались выплачивать ему подати. А без налогов Абд-аль-Кадиру не удалось бы основать и захудалого княжества. Податная система — главная экономическая основа всякого феодального государства. Племена этого не могли и не хотели понять. Объединение и центральная власть, необходимые им во время войны с иноземцами, в мирное время становились в их глазах ненужными и обременительными оковами.
Даже племя бени-амер, в преданности которого Абд-аль-Кадир никогда не сомневался, после окончания войны прекратило выплачивать традиционный налог. Разгневанный эмир собрал шейхов этого племени в мечети Маскары и после положенной молитвы обратился к ним с проповедью:
«Не вы ли, о бени-амер, первыми призвали меня на тот пост, который я сейчас занимаю? Не вы ли первыми умоляли меня установить постоянную власть, которая поощряла бы добро и наказывала бы зло? Разве не вы торжественно поклялись вашей жизнью, вашей собственностью и всем, что для вас является дорогим и священным, помогать мне и поддерживать меня? Так неужели вы будете первыми, кто оставит общее дело? Может ли существовать какая-нибудь власть без податей, без сердечного союза и взаимной поддержки всех подданных?
Не думаете ли вы, что хотя бы грош из податей, которые я требую, будет обращен на мои нужды или на нужды моей семьи? Вы все хорошо знаете, что мне достаточно того, что дает моя родовая собственность. Я требую лишь того, что закон Пророка вменяет вам, как мусульманам, в прямую обязанность и что в моих руках — я в этом клянусь — послужит торжеству веры!»
На шейхов бени-амер красноречие Абд-аль-Кадира подействовало: они были давними союзниками родного племени эмира хашим и, главное, были заинтересованы в сохранении сильной центральной власти, потому что жили рядом с захваченными французами городами, и постоянная опасность возобновления войны побуждала их искать спасения в союзе с соседними племенами.
Хуже было с племенами, населявшими отдаленные местности Алжира. Лишь близкая, видимая угроза иноземного вторжения могла заставить их выступить под знаменем эмира. Если такой угрозы они не ощущали, то все пламенные призывы к их священному долгу правоверных оставляли их равнодушными. Клановый дух, выражавшийся в племенной асабийе, был сильней, чем сознание общности целей борьбы в защиту веры. Общность же этих целей только тогда становилась действенной силой, когда она накладывалась на чисто мирские, материальные интересы, то есть когда иноземцы прямо покушались на жизнь и собственность того или иного племени.
С особенным упорством держались своей независимости горные племена кабилов. Абд-аль-Кадир не раз направлял к ним послов с предложением присоединиться к его борьбе против колонизаторов, обещал всяческую помощь, посылал подарки их вождям — аминам. Все было тщетно. Тогда он сам отправился в горы и на собрании аминов произнес зажигательную речь о «священной войне».
«Знайте, что если бы я не воспротивился честолюбивым намерениям французов и не доказал им на деле их бессилия в борьбе со мною, давно уже, подобно волнам разъяренного моря, враги наводнили бы вашу страну и подвергли ее таким бедствиям, которые до сей поры были неизвестны вам. Они оставили свое отечество с единственной целью поработить нашу общую родину и обратить нас в невольников. Я — терние, которым Всевышний устилает их путь, и с вашей помощью сброшу их в море. Благодарите же Пророка, что я враг врагам вашим, проснитесь и уверуйте, что мое единственное желание — водворить спокойствие и благоденствие в стране правоверных. Для этой цели я требую от вас покорности, содействия мечом и имуществом общему делу, как то завещал Владыка мира каждому верному мусульманину».
Речь Абд-аль-Кадира была воспринята с одобрением: всюду, где он появлялся, его встречали восторженные толпы кабилов; в честь него устраивались празднества; ему подносили дорогие подарки. Но на все призывы эмира подчиниться его власти кабилы отвечали одно и то же: «Мы повинуемся только нашим аминам». Амины же, уверенные в неприступности своих горных селений, предпочитали оставаться независимыми. Лишь несколько окраинных племен, для которых угроза французского нападения стала уже осязаемой, согласились признать власть эмира.
В мирных условиях никакое иное средство, кроме военной силы, не могло преодолеть сепаратистские устремления племен. Абд-аль-Кадир это понимал; и когда призывы и увещевания не действовали, без промедлений и очень жестоко карал отступников от «священной войны». Он не мог так поступить с кабилами потому, что это было выше возможностей его войска, и потому, что они никогда не договаривались с ним о союзе, а стало быть, и не предавали его. Во всех иных случаях Абд-аль-Кадир был скор на расправу с отступниками от его дела.
Чаще других от эмира откалывались и предавали его племена махзен. Эти племена, охватывавшие примерно десятую часть сельского населения страны, еще в эпоху, предшествовавшую турецкому господству в Алжире, занимали привилегированное положение. Они исполняли для местных династий военную и полицейскую службу и собирали налоги с остальных племен, в отличие от них называвшихся райя. Махзен составляли феодальную касту воинов и разбойников. Единственным мирным занятием, которое они считали достойным себя, было разведение верблюдов. На племена райя они смотрели с презрением. Самое предложение объединиться с райя в союз воспринималось ими как оскорбление.
Все завоеватели неизменно сохраняли старый порядок сбора налогов и брали племена махзен себе на службу, Так было в эпоху янычарского господства. Так вскоре после прихода в Алжир начали делать и французские колонизаторы. Уже в 1833 году генерал Демишель договорился с шейхами племен дуайр и змала, обитавшими близ Орана» о том, что французы возьмут на себя их защиту от войск Абд-аль-Кадира в обмен на те услуги, которые эти племена, относящиеся к махзен, выполняли в прошлом для янычарских властей. Но Абд-аль-Кадир не допустил осуществления этого договора. Он явился со своим войском к племенам и под угрозой оружия заставил их переселиться к Тлемсену, где они находились под наблюдением его людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});