— То лицо, что было когда-то. Улыбку свою прежнюю, глаза зеленые…
— А сейчас какие? — тут же спросила я, выворачиваясь из-под его руки.
— Сходи к реке, посмотри, коли интересно.
А меня не надо было уговаривать. В одно движение у Ключиницы оказалась, заскочила в воду по пояс и внимательно стала разглядывать себя в отражении. Вроде бы и прежняя, да не совсем. А вот глаза действительно были жуткие. Тахо меня еще, видимо, жалел, раз сразу не отправил глядеться. Черные провалы смотрели на меня оттуда. И не было в них больше места травяной зелени, болотной ряске. Только тьма и голод. Я стала удивительным образом похожа на своего убийцу — Дагора. Такая же красивая, но пугающая и холодная. И в коротких волосах не отражалось солнце: черные пряди перемежались с совершенно белёсыми, как будто седыми волосками. Без длинной косы, мною совсем недавно отрезанной, закрутились они крупными жгутами.
Кажется, меня такую не то что родная мать испугается — меня Файро теперь побоится. И я тихонько засмеялась, представив его лицо, но тут же испуганно охнула, едва появились клыки. Немудрено, что деревья меня теперь тоже опасаются, принимать не хотят. И я закрыла глаза. Как там Тахо говорил? Представить лицо свое прежнее?
Спустя мгновение из воды мне улыбалась простая деревенская девчонка Осинка. С курносым носом да длинной лохматой косой. Смотрела своими болотными глазами и радовалась чему-то. Что ж, пусть так.
Это было легче, чем казалось.
На берег выходила тяжело. Холода я не чувствовала, но мокрые штаны на морозе стали колом, мешая ходьбе.
— Ну что, так лучше? — окликнула я Тахо.
Его вытянувшееся лицо стало ответом.
Я грустно улыбнулась:
— Теперь и другие ничего не заподозрят, да?
Медведь кивнул и спросил:
— А Волнина где сейчас?
Я дернула плечами — не чувствовала ее у там, у корабля. А деревья не показывали, они все еще не хотели со мной делиться новостями, и я, помимо воли, начинала злиться.
— Не знаю, может, дети Ветра могут ее как-то скрывать?
— Либо это родовая защита Веро от таких, как ты, — ответил невозмутимо Тахо, а я воздухом подавилась.
Таких, как я? Да…
— Тогда вот что, — начал вдруг командовать хранитель, — я к ним не пойду, незачем показываться. Ни в виде человека, ни в медвежьей форме. Останусь здесь, ждать. Буду нужен, позовешь. Связь между нами проложит дорожку мгновенно.
— А личина моя слетит? — недовольно проворчала я. Интересно, а как я в самом деле хотела еще и Тахо с собой затащить на корабль? Самой бы…
— Покуда ты мертва — сама не слетит, — не стал ждать с ответом он.
— Опять ты про смерть… — я тяжело вздохнула. Села на поваленное дерево у реки и невольно отпустила силу свою по кончикам пальцев, мягко поглаживая сухой ствол.
Маленькие зеленые искорки спорхнули с ладони, заторопились, перебежали на кору, закручиваясь веселым ветерком. Неужто спелись два дара? Договорились?
Темная мокрая древесина подо мной начала потрескивать, вбирать в себя мягкое свечение, а потом поднатужилась — и пустила сильные здоровые корни. Потянулись ввысь веточки новые, набухли на них липкие почки.
— Вот бы меня так кто оживил, — запечалилась я. Но Тахо мне спуску не дал:
— Хорош себя жалеть. Ты сюда не плакать пришла. Потом думать станем, что с тобой такой делать!
Я нахмурилась, лицо ладонями потерла и, пытаясь взбодрить сама себя, вскинула подбородок:
— Ладно, давай прощаться. Дальше одна.
Я подошла и неловко обняла Тахо. Он подернулся дымкой — и вот уже рядом стоял здоровущий матерый медведь. Дразнясь, потрепала зверя по могучей холке, он рыкнул, показав желтые длинные клыки, а потом не торопясь, вразвалку пошел в сторону леса.
Я провожала его взглядом, собираясь с духом, втянула воздух и замерла. Что-то не так. И тут же застыл медведь, занеся переднюю лапу для шага. Птицы остановили свой полет, нелепо зависнув в воздухе. А я, оглянувшись, хмыкнула:
— Приветствую вас, Прародители.
По-хорошему и поклониться бы не мешало, всё же божества мои, предками почитаемые. Но робости у меня больше не было. И не человек я теперь. Вроде как одна из них.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Файро недовольно хмурился. Где же его смех гудящий? Где искры огненные в волосах? Потухший взгляд и поникшие плечи были мне ответом. Терра выглядела лучше, но и в ее глазах поселилась тоска. Веро, конечно же, не пришла.
— Прости нас, девочка, — начала Земля.
Я головой мотнула, скривившись.
— Твое право, — неторопливо продолжил Огонь, — Не веришь нам боле, мы понимаем. Но я все равно хочу сказать — моя ошибка привела тебя к такому посмертию. Не помогли мы тебе, не направили. Вместо совета дали боль и обиду. Потеряли силу лесную.
— Не потеряли. — остановила его я, опустив плечи.
— Но ты же мертва, я чувствую твою новую природу! — воскликнула Земля.
А я просто молча подошла и дотронулась до коры березы. Быстро-быстро на холодных, приходящих в себя от спячки веточках, проклюнулись нежно-зеленые листочки, расправились, потянулись к солнышку.
Файро изумленно хлопнул себя по колену и захохотал-загрохотал:
— А вот это мне по нраву! А вот это чудо чудесное! Как же вышло так, Осина?
А я, немного подумав, сказала:
— Во мне сейчас еще и сила Эйра прячется, — и, глядя на изумленных Прародителей, добавила, усмехнувшись, — пока не понимаю, как мне с ней?.. Что мне с ней делать? Но время разобраться, кажется, теперь много.
— Они не борются в тебе? — спросила Терра. — Все, что я изучала, все книги старинные отрицают возможность совмещения стихий!
— Мне кажется, они договорились, — вот уж чего я рассказывать точно не буду, так это о своей связи с Эйром, тем более я и сама не понимала, что она означает.
— Тогда я знаю, как нам ошибки свои искупить, — Терра посмотрела на Файро, а он, на мгновение замерев, кивнул:
— Согласен, сестра.
И Терра продолжила:
— Мы наполним тебя своими стихиями.
— Но… — начала было я, думая, что мне с таким даром делать. Только разобралась с двумя воюющими силами, а тут и еще два бурлящих потока на подходе. Но внутри уже что-то говорило — это хорошо. Это правильно.
— Давайте попробуем, — ответила я и села на землю.
Земля и Огонь опустились на колени рядом, по обе стороны от меня. Терра положила руку на одно плечо, Файро на другое. И потекла в меня чужеродная энергия, выворачивая жилы и сжимая кости. Была бы человеком — точно не выдержала. А сейчас просто наблюдала со стороны, как принимает мое мертвое тело силу огня, как горит, плавится внутри чужая кровь, как остужает ее прохладная сила земли, успокаивает, убаюкивает.
Я почувствовала тот момент, когда силы отделились от прародителей. И остались внутри. Признали меня хозяйкой. Молоденький огонь весело дразнил ветер внутри, а земля ластилась к лесу. Да… А я чувствовала себя живой. Казалось, захочу — и все будет, как раньше.
Но нет. Когда я открыла глаза, Терра в ужасе отшатнулась, а Файро вскинул руки, зажигая на ладонях огонь. Я была голодна. Наверное, ни одна личина не могла скрыть жгучую темную бездну, требующую крови.
Тяжело сглотнув, я поднялась и хрипло спросила:
— Как Греггу удавалось справляться с таким голодом?
— Не знаю, — отступила Терра. — Может и не удавалось, если вспомнить все истории, которые за ним тянутся.
Мне хотелось рычать, неужто я теперь то самое зло, которыми детей малых пугают? Не хочу! И почему снова так резко голод? С чего? И тут же поняла — кровь нужна для восстановления мертвого тела, выжженного внутри огнем, вывернутого силой земли. Так, а может?.. И закрыв глаза, я пустила лесную стихию по жилам, по костям, по коже бледной. И почувствовала, как отступает непреодолимая тяга, как успокаивается Тьма, как недовольно прячется Бездна, притаившись. Она будет там. Ждать. Но покуда я могу, буду справляться своими силами.
И внезапно меня настиг самый настоящий голод пустого желудка, что я даже рассмеялась от радости. А Огонь с Землей рядом заметно растеряли свой боевой задор. И, похоже, вздохнули с облегчением.