Джолант знал её биографию наизусть, каждую строчку в досье, каждый доклад ключников о ней. Она выросла в золотом сердце королевства, в Дормсмуте, но сейчас ему пришлось напрячь слух, чтобы разобрать её речь. Кажется, он сильно ударился головой. Его ударили? — Нам досталось. Тебе больше, чем мне.
— Как… плохо?
— Сломаны ребра, мы стянули их, но потребуется время. Вывих плеча. Ты ударился головой и потерял много крови. И… ногу.
Мы?
Ногу?
Что за бред. Он же чувствует, как она болит. Вот, одна и вот…
С губ сорвалось звериное, неразумное:
— У-у-у!
Мы. Потерял ногу. Брок мертв? Что с небом? Где они? Юг?
Джо сжимает ладонь Чонсы так крепко, что в неё впечатываются кровавые полукружья ногтей. Потом рука опадает.
Чертовы бабы. Двигаются во тьме, как дикие кошки. Чонса длинноногая и ловкая, она иногда оборачивалась на Джо, проверяя, что он не потерял их из виду. Беспокойная — то в сторону отойдет, любуясь светящимися грибами, то прогуляется по краю обрыва, поглядывая в лицо Танной. Вторая, шорка, шла впереди, согнувшись, как ежиха. В какой-то момент Джо показалось, что она на ходу зачерпывает каменистую крошку под их ногами и пробует её на вкус, и сразу после этого девица поменяла направление их движения.
Дрянная ситуация. Невыносимо было видеть сочувствующий мягкий взгляд егозы-малефики, когда она помогала ему идти первое время. Лежать, и чтобы его тащили, как мертвого? Ну уж нет. Хоть одна нога, но была ведь она у него! Кое-как все втроем смастерили из найденной палки подобие костыля, обмотав верх отрезом плаща, и Джо мог ковылять самостоятельно.
Болело адски. Они часто делали привалы. В некоторые из них Джо тихо и слабовольно молился, чтобы Шестипалая и её новая подруга забыли про него.
Все потеряло смысл. Всему конец. Столько смертей, и Брок… Брок мертв. Джо не представлял, как у Чонсы получается вот так запросто идти вперед, переговариваясь с ведьмой, и делать вид, что…
Джо сник. Чесались пустые мочки ушей. Чонса продала серьги этой язычнице, хотя на взгляд ключника, той должно было хватить и его ноги. Неужели мало? Теперь ему приходилось быть начеку. Спасало только то, что Чонса не торопилась сходить с ума… А может, её спокойствие и было проявлением безумия? Так много вопросов. Такая длинная и темная дорога. Малефика шла, не спотыкаясь, зоркая и чуткая, шорка знала это место наизусть, и только Джо плелся в хвосте, ругался, спотыкался и радовался лишь когда в расщелины над их головами попадались ошметки горящих небес. Потом спохватился: да что он за человек, если радуется такой мелочи, как видимость тропы под ногами? И что освещают ему путь кровоточащие небеса?
Всё это казалось нереальным. Здесь, в пещерах, были свои порядки и свои проблемы. Он все еще изумленно поглядывал на обрубок своей ноги и осторожно трогал уцелевшее бедро, проверяя границы боли. Чонса не переставала за ним наблюдать: так, будто это он, а не малефика, здесь опасный зверь. Пфф. Такая чувствительная! Ну и что, что он пытался, едва придя в себя, убить её? Ну и что, что кричал про то, что теперь у него есть все основания сдать малефику в тюрьму как преступницу? При этом и Джолант, и шорка, и Шестипалая, все понимали, что теперь у мира есть дела посерьезнее потери ключа и поводий от одной-единственной малефики.
— Нам нужно вернуться в Дормсмут, — когда от боли побелело в глазах, Джолант опустил руку со своего исхудавшего бедра и наконец опал на лежанку. Шорка держалась стороны, с интересом на него поглядывая и подслушивая разговор, — Нам нужно пойти в малефикорум. Нужно найти в столице прелата… Доложить, что мы видели…
— Мы видели то же, что и все. Краски в небе, чудовищ, мясорубку.
— Пусть так. Но нам надо доложить о Броке. Брок…
Джо запнулся и разозлился на себя из-за дрогнувшего голоса. Отвернулся к огню, с непривычки щурясь, и краем глаза заметил выражение лица Чонсы: потемневшее, уставшее, печальное. А ведь она была знакома с наставником немногим меньше, чем он сам. Наверняка ей тоже непросто.
— Мне жаль, — тихо сказал он, — Ты давно знала Брока, верно? Его потеря…
— Да положить я хотела на Брока, — тихо процедила она, — За это «давно» я ни разу не услышала от старика доброго слова. Он обращался со мной, как со скотиной! Знаешь, сколько раз он назвал меня по имени? Один! Один раз! — она повернула к нему бледное злое лицо, брови сведены у переносицы до морщинки, — Когда велел мне спасти твой зад! Почему я должна горевать о нем?
Её слова звучали жестко, они ранили ключника. Не исключено, что они знали двух разных Броков. Джо свел брови, но не стал вступать с ней в спор. Только добавил сквозь зубы:
— Ты совсем его не знаешь.
И он был прав. Брок не давал и единого шанса узнать его ближе.
Шорка, в темноте похожая на быструю крысиную тень у стен, подала им плошки с жидкой кашей и ягодами. Миски были горячими, задубевшие пальцы налились пульсирующей, распирающей их болью. Южанка же подобрала кисет с трубкой и ушла к каменному краю Танной, где села, свесив в пропасть ноги. За все время она не сказала Джо и слова, а с Чонсой болтала, не затыкаясь.
— Хочешь оправдать его в моих глазах? Можешь попробовать.
— Его сын родился с разноцветными глазами, — Джо недолго колебался, покусал губу и вырвал из рук Чонсы (та хотела накормить его сама) кашу, облившись, — Брок думал, что это просто особенность, но потом понял, что дитя владеет малефецием… Он пытался скрыть его. Воспитать сам, — тут брови Чонсы взлетели вверх, потому что это правда не было похоже на Брока, которого она знала. Джо заметил это и хмыкнул, посмотрев ей прямо в глаза, — Но затем ему исполнилось четырнадцать и у него случился припадок. Брока не было дома, а когда он вернулся, вся семья была мертва, его жена, все животные, даже любимая собака его сына. У них была кровь в ушах, из глаз, из носа и рта. А мальчика нигде не было. Всю оставшуюся жизнь он гонялся за ошибкой,