Читать интересную книгу Вне закона - Дональд Уэйстлейк

— Я понимаю, что этого ты не сделаешь. — Она продолжала раздеваться. Чтобы занять себя, принялась отыскивать чистую ночную рубашку взамен выстиранной. — Ты не оставил себе места. Не думаю, что и у них оно осталось. Вот в чем беда всех нас — мы заложники прошлого, которое сами же создали. Ложись спать. Даже если проторчишь всю ночь на ногах, делу этим не поможешь.

— Ты труслива, Бриджит. Вот не думал, что когда-нибудь мне будет стыдно за свою жену.

— Ты, я полагаю, вообще об этом не думал, — заметила она в ответ. — Обо мне, я хотела сказать. — Прошла мимо него, надевая ночную рубашку, на свою сторону кровати.

Некоторое время Коннор молчал. Потом она услышала, как он раздевается, вешает одежду в гардероб, затем почувствовала, как слегка колыхнулась постель, когда муж улегся.

— Я прощу тебе это, потому что ты напугана, — высказался он наконец.

Бриджит не ответила. Она не помогала ему и оттого чувствовала себя виноватой, но на самом деле если что и мешало общению с супругом, так это его непримиримость. Речь шла о принципе, и Бриджит понимала, что Коннор ничего не сможет поделать, во всяком случае, сейчас.

Много лет муж распоряжался ею как хотел, точно так же, как теперь Дермет распоряжался им. Была в этом и ее вина — что подчинялась. Она мечтала о мире, хотелось, чтобы глава семьи был счастлив — не всегда ради него, а ради себя. Ведь тогда он делался добрее и больше походил на того человека, каким ей хотелось его видеть, — человека, который радуется мелочам не меньше, чем великому, и который любит ее. Ей следовало быть честной… много, много лет назад.

А сейчас ей не под силу даже Лайама уберечь от разочарования, которое стало страшить его сильнее, чем угроза насилия со стороны Дермета или Шона. Она ничего не может поделать.

Бриджит скользнула к краю постели, еще чуть-чуть отдаляясь от мужа, и притворилась спящей.

На следующий день стало хуже. Сдержанности стало меньше, срывы сделались грубее. Заняться было нечем, и все они сгрудились внутри коттеджа. Шон, Пэдди и Дермет, сменяясь, караулили и спали по очереди. Они наглухо заколотили гвоздями окна, воздух в доме сделался спертым, и выбраться из помещения можно было только через одну из двух дверей.

— Чего, черт возьми, они дожидаются? — допытывался Коннор, когда они с Бриджит оставались наедине в спальне, а Шон караулил у дверей.

— Не знаю, — отвечала она. — Я не знаю, что может произойти. Ты не собираешься менять свое решение, они тоже. — На самом же деле она думала в этот момент о Билли с Иэном, которых убили у них на глазах и закопали где-то на склоне холма, но признаваться в этом не хотела. Иначе ей пришлось бы задуматься над последствиями убийства и над возможностями, которые после него исчезли.

— Тогда чего же они дожидаются? — повторил он. — Потребовали у кого-нибудь денег? Или собираются держать меня здесь до тех пор, пока кто-то другой не возьмет власть?

Об этом Бриджит не подумала. Стало легче, поскольку такой поворот имел смысл.

— Да, — произнесла она вслух. — Возможно, и так. — И тут же засомневалась. Припомнилось, что Дермет, казалось, только и делает, что ждет. Мелочи, но она заметила: то повернется на случайный звук, то прислушивается вполуха и всегда — в напряжении, какого нет у Пэдди. Шон на глаза попадался реже — по сути, она вообще его не замечала.

— Тебя это как будто радует, — буркнул Коннор.

Она посмотрела на него. Морщины на лице мужа обозначались резче, глаза покраснели, словно он совсем не спал. Возле рта раздраженно билась жилка.

— Я не радуюсь, — мягко выговорила Бриджит. — Просто мне приятно, что ты подумал о чем-то, имеющем смысл. С этим легче уживаться.

— Уживаться?

— Легче жить, — поправилась она. — Я в гостиную возвращаюсь, пока они сами сюда не пришли. — И вышла, оставив мужа одного. Бриджит не знала, что еще можно сказать.

Шел третий день. Бриджит задержалась на заднем дворе, нарвав пучок мяты для картошки и устремив взгляд сквозь пучки травы к морю. Неожиданно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.

— Уже иду, — не без едкости бросила она.

Дермет выводил ее из себя. Она видела, как он нарочно изводил Коннора, командуя им по мелочам, без всякой нужды. Резко обернулась и увидела стоящего в шаге от нее Пэдди.

— Спешить незачем, — откликнулся он, глядя поверх нее на воду, на слабенькие волны, с шорохом набегающие на прибрежный песок.

Бриджит проследила за его взглядом. Красивый вид, ничего не скажешь, но ее тянуло к первозданности Атлантического побережья с его широкими просторами, вознесенными в бесконечность небесами, со свежим и крепким ветром, который срывает белые барашки с могучих волн, а они с ревом обрушиваются на песок и катят дальше, таща за собой клочья пены.

— Я скучаю по Западу, — непроизвольно вырвалось у нее.

— И конечно же, больше вы не сможете туда поехать. — Голос его был тих, почти ласков. — Мы платим высокую цену, верно?

Она вздохнула, негодуя на то, что он как бы объединил их заботы, но потом поняла, что, наверное, и он повязан выбором, какой сделал давным-давно, тем, что другие ожидают от него, как Коннор всегда ожидал от Бриджит.

— Да, — согласилась она. — Грошик к грошику — и так много лет.

Некоторое время он молчал. Просто на воду глядел, как и она.

— Вы сами с Запада? — спросила она.

— Да. — В голосе его слышалось сожаление.

Ей захотелось спросить, каким же образом он оказался здесь. Что произошло в его жизни, после чего крестовый поход за убеждения превратился в насилие. Но Бриджит не желала сердить его столь явным вмешательством в дела личные. Возможно, как и она, Пэдди начал с того, что хотел порадовать кого-то, кого любил, ужиться с их представлениями о мужестве и верности, а закончил отчаянными стараниями сохранить осколки любви, поскольку ничего другого уже не осталось, надеясь на что-то, чего не существовало. У нее не было желания разбираться в этом. Это обесценило бы слишком многое из того, что уплачено ею за годы стараний, метаний от надежды к поражению, а потом к сотворению новой надежды.

Пэдди заговорил было, но умолк.

— Вы хотели что-то сказать? — спросила она.

— Я хотел спросить вас о том, что вовсе не моего ума дело, — ответил он. — А может, лучше и не стоит спрашивать. Я знаю, что вы ответите, поскольку захотите сохранить верность, а я, возможно, поверил бы вам или, возможно, не поверил бы. Так что, наверное, уж лучше нам постоять вот так и посмотреть на воду. Приливы будут сменяться отливами, а чайки будут кричать точно так же, что бы мы ни делали.

— Он не переменится, — сказала Бриджит.

— Знаю. Он человек твердый. Его время ушло, Бриджит. Нам нужна перемена. Всем необходимо чем-то поступиться.

— Знаю. Но мы не можем повести за собой сторонников жесткой линии. Они сразу назовут его изменником, а ему такого не перенести.

— Капитан идет на дно вместе с судном?

— Думаю, да.

Чайка взлетела над их головами и взмыла на ветру высоко в небо. Они оба смотрели ей вслед.

Бриджит подумала было спросить Пэдди, чего они дожидаются, только не была уверена, что он чего-то ждет, не то что Дермет. Стоит ли предупредить его? Наверное, он и сам об этом знает. Да и не нарушит ли она преданности Коннору, если придется сказать Пэдди что-нибудь, что пойдет тому на пользу? Наверное, ей вообще не следовало с ним разговаривать, исключая случаи, когда это неизбежно.

— Я должна идти в дом, — произнесла она.

Он улыбнулся, но дорогу не уступил, так что ей пришлось проходить, едва не задевая его. Она почуяла легкий запах лосьона после бритья, чистой ткани рубашки, которую сама стирала. Бриджит выбросила эти мысли из головы и вошла в дом.

Вечер выдался нудным и жалким. Коннор ходил взад-вперед, пока Дермет, потеряв терпение, не велел ему перестать. Коннор одарил его презрительным взглядом и продолжил мерить комнату шагами. Дермет подошел к Лайаму и поднял пистолет, держа его за ствол.

— Перестань! — сердито воскликнул Пэдди. — Мистер О'Молли будет делать, что ему говорят. Он не Бриджит и нервами своими владеть, как она, не умеет. Ему нелегко дается почувствовать себя не хозяином положения.

Коннор покраснел, однако не сводил глаз с Дермета, с пистолета, занесенного для удара над головой Лайама.

Лайам сидел не шевелясь, белый не от страха за себя, а от стыда за отца и от беспомощного гнева, вызванного тем, что мать удостоилась странной и двусмысленной похвалы. Сыновняя его преданность разлетелась в клочки. Мир вокруг, бывший и без того сложным, вмиг сделался непереносимым.

— Я иду спать! — выкрикнул Коннор таким голосом, что резануло слух.

— Хорошо, — отозвался Пэдди.

Дермет опустил руку.

Лайам вскочил на ноги:

— Я тоже! Папа! Подожди меня!