реки. Ещё через полстолетия каналы стали слишком маленькими и узкими, чтобы принимать изрядно выросшие в размерах торговые корабли. Городской совет начал строительство Чайной Гавани, а Лайонгейт всё больше погружался в сон.
Все более-менее состоятельные жильцы, прежде мирившиеся с сыростью и ветрами, выехали отсюда, а вместо них освободившиеся дома заняла городская беднота. Застройщики и домовладельцы переоборудовали прежние квартирки, добавив хлипких перегородок, и теперь сдавали по комнате на две-три семьи сразу. Всего за два геллера здесь можно было получить тюфяк в ночлежке, а за пятьдесят геллеров – снять угол на неделю.
Всюду в городе констебли патрулировали по одному, но в Лайонгейт Канцелярия посылала своих людей только парами, и в добавление к штатным револьверам вооружала их палашами и кавалерийскими карабинами. Каждую ночь здесь случались хотя бы одна-две перестрелки, но поддержанию закона и порядка это не слишком-то помогало. Каналы, слишком тесные для торговых кораблей, превосходно подходили для маленьких юрких лодочек контрабандистов. Лайонгейт был родным домом для большинства городских шаек, здесь планировали налёты и здесь же прятали награбленное, а в случае больших облав, которые время от времени проводила Канцелярия, самым надёжным убежищем становились коллекторы городских стоков.
* * *
Туман снова наступал на город, и в его клочьях, взбиравшихся всё выше и выше по бесчисленным ступеням Лестниц, шагали две фигуры. Пять минут назад они встретились у трамвайной остановки на самой верхней улице, и теперь спускались в туманное море, обещавшее часа через два стать просто непроглядным.
– Макои Бинэ, – докладывал результаты своей работы муримур. Для вылазки он переоделся в жёлтые клетчатые брюки, бордовый жилет с вышитыми золотом розами и табачного цвета сюртук. Голову муримура украшал котелок – чёрный, но с широкой жёлтой лентой – а вокруг горла был повязан синий шейный платок. Где-нибудь в Сен-Бери или даже на Дубовом Холме такой вид сочли бы чересчур пёстрым и вызывающим, но в Лайонгейт именно так обычно наряжались сутенёры и профессиональные шулеры.
– Ты его знаешь? – Шандор предпочёл на этот вечер матросские клёши, бушлат и свитер плотной вязки, а любимый цилиндр сменил на шапочку-бини. Шею сыщик обмотал длинным шарфом, которым при желании можно было закрыть и нижнюю часть лица. Теперь он походил на матроса с торгового судна – многие из них снимали угол в Лайонгейт, если доводилось долго искать новый контракт на плавание, или ждать выгрузку-погрузку своего судна. Впрочем, чаще всего торговые моряки оказывались в этих трущобах, когда полученное за несколько месяцев работы жалованье в считанные дни растворялось в кабаках, борделях и опиумных курильнях.
– Не лично. Макои мне порекомендовали надёжные ребята, – уточнил Вути. – Он когда-то работал техником в ангарах Первой Воздухоплавательной компании. Потом ушёл, открыл своё дело – ремонтную мастерскую в Чайной Гавани.
– А почему ушёл?
– Потому что муримура, будь он хоть каким талантом, ни за что не хотели сделать главным техником. А господин Бинэ не захотел быть в подчинении у мальчишки, только вчера окончившего университет.
Компаньоны говорили вполголоса, но на всякий случай умолкли, увидев, что навстречу по лестнице кто-то поднимается. Женщина с объёмистой корзиной, укрытой чистой белой тряпицей, настороженно покосилась на них, и даже отступила на шаг, вжавшись в нишу одной из входных дверей, пока матрос и сутенёр проходили мимо.
– Неплохо, – прокомментировал Шандор, когда они спустились ещё на несколько пролётов. – Нас уже принимают за выходцев из Лайонгейт.
– Это пока только Лестницы, – хмуро напомнил Абекуа. – Внизу нас будут оценивать не по костюмам, а по лицам. Как долго ты намерен дежурить у паба?
– Посмотрим по обстоятельствам. Но сдаётся мне, что если до полуночи ничего интересного не заметим, ждать дольше не имеет смысла. У «кирпичников» могут быть свои планы на эту ночь, а если они и заявятся в паб после закрытия, то наверняка не через главный вход.
По принятому в городе закону о тишине все питейные заведения должны были закрываться ровно в полночь. Нарушителям грозили крупные штрафы, а нередко и потеря лицензии, так что даже в Лайонгейт пабы выполняли это предписание – по крайней мере, формально, напоказ. Проходившие по улицам патрули Канцелярии видели только запертые ставни, из-под которых не пробивалось ни единого луча света. Однако о том, что могло происходить за этими ставнями, в дальних комнатах или подвалах, знали лишь посвящённые.
Компаньоны миновали очередную площадку, где лестница в который раз круто меняла своё направление. Туман здесь стал гуще, а в дверной нише, прислонившись к каменной притолоке, стояла какая-то фигура. Мерно вспыхивал огонёк папиросы, и, подойдя поближе, Лайош и Вути увидели муримура в сапогах, галифе и френче. С погон были спороты лычки, зато на рукаве виднелись сразу пять нашивок за ранения, а на груди поблёскивали три тщательно начищенные медали. Рука, державшая папиросу, была механической. Отставной ветеран проводил прохожих подозрительным взглядом и продолжал смотреть им вслед, пока парочка не скрылась за очередным поворотом лестницы.
Спуск закончился внезапно, тесным проходом между высоких стен двух соседних домов. Они оказались на одной из улиц в северной части Лайонгейт, у подножия скалистого утёса Лестниц.
– По словам Харриса, «Краб и солнце» должен быть где-то рядом. Попробуем осмотреться.
– Тут из конца в конец километра три, – заметил Абекуа. – Может, разделимся?
– А где мы потом будем друг друга искать? – возразил Лайош.
Муримур посмотрел по сторонам, запоминая проулок, из которого они вышли.
– Ладно. Направо или налево?
Шандор секунду-две подумал, потом сказал:
– Направо. Если мы не сильно петляли на спуске, то эта часть улицы короче. Потом вернёмся и пройдём до конца влево. Если ничего не обнаружим – перейдём на вторую поперечную улицу, и будем искать дальше.
– Есть идея получше, – сказал Вути, всматриваясь во что-то в тумане. Потом зашагал не вправо и не влево, а вперёд, и прежде, чем Шандор успел что-либо сказать или сделать, до сыщика донёсся мурлыкающий голос компаньона:
– Добренького вечерочка, красавицы!
Две женщины, к которым обратился муримур, настороженно замерли. Потом одна из них, повыше и постарше, сказала:
– Вечер славный, твоя правда.
– Может, посоветуете, где тут поблизости горло промочить?
– Ты не здешний? – с прищуром посмотрела на Абекуа вторая.
– Я проездом, – ухмыльнулся он, демонстрируя клыки.
– И далеко ли едешь?
– Далеко. За море.
– О как!
– Ага. Так что же, где тут можно выпить?
– Коту? – многозначительно поинтересовалась старшая.