Я вздохнул.
- Все дело в том, что вы напрасно взяли меня в Комплекс. Сидел бы я сейчас на Аляске, подогревал огурчики и мечтал о том, чтобы они росли целую вечность. Ваша работенка...
Он не улыбнулся. Словно до него не дошел смысл сказанного.
- Ты ведешь нечестную игру, - начал он, не спуская с меня глаз. - Ставишь высоко, но расплачиваться велишь другим.
- Это я уже слышал.
Он утвердительно кивнул.
- Существует закон, - сказал он, - который гласит, что человек не может находиться одновременно в двух или более местах. Слышал?
- Старая история, - пожал я плечами. - Еще тех времен, когда никому и не снились вавш... генофоры. Закон придумали такие, как я, опасаясь, что один-единственный Грениан сможет заменить их на любой силосорезке, не говоря уж об институтах...
- Блефуешь, Дан, - твердо бросил он. - Не люблю.
- Даже если блефую, то не без повода. Вы не хуже меня знаете, что запрет на "раздвоение" установили, когда люди еще не умели как следует управляться с временной связью, применением информационной техники в процессах мышления и фантоматикой. С тех пор мы шагнули вперед. И шаг этот был не больше не меньше, как из небытия в вечность. Так о чем же мы говорим, профессор? Сегодня ведь никто не появляется в обществе себе подобных, прикидываясь собственным оригиналом. И не проводит совещаний в разных местах с шестью партнерами одновременно. Так было, вернее, могло быть до того, как вы купили себе бессмертие. А теперь это предыстория. Только сумасшедший мог бы действовать на несколько фронтов, имея в своем распоряжении время... я все никак не освоюсь с терминологией.
Он пропустил мое замечание мимо ушей, вздохнул и потер пальцами лоб. Потом выпрямился. Брови сошлись у него к переносице.
- И все-таки, - как бы с трудом выдавил он, - закон остался. Суди сам, потерял ли он актуальность... Даже если первоначально у него была другая цель. А ты, - продолжал он, - нарушил этот закон. И давай не будем играть в слова.
- Повесьте меня, - проворчал я. - Я бы не стал церемониться.
И тут меня осенило.
- Да ведь вы же не можете! Ведь в резерве всегда есть та коробочка. Правда, ее можно замуровать в склепе, как раньше поступали с вдовами владык. Но этого вы не сделаете. Человек - шелуха! А вот генофоры! Ого-го! Святая штука. Табу.
Его глаза ожили.
- Кстати, - сказал он совершенно другим тоном. - Тебя исследовали?
Понадобилось некоторое время, чтобы до меня дошло.
- Да.
- Ну и как? Не думай, что я лезу не в свои дела, - быстро добавил он. - Ты был очень близко от эпицентра. Аннигиляция в пустоте... Нам редко приходится иметь с нею дело.
Он смотрел на меня с любопытством, словно эта проблема поглотила его без остатка. Я пожал плечами.
- Не знаю. Они канителились со мной полдня. Совсем так, как в Центре перед стартом.
- И что?
- Ничего. Я бессмертен, - криво усмехнулся я. - И даже не спятил. Впрочем, в последнем они, кажется, не были уверены...
- Не удивительно, - мягко заметил Грениан.
- Во всяком случае, они обрадовали меня, сказав, что через несколько дней мы встретимся опять. Не знаю, куда мне деваться на это время. Игра окончена?
Он ответил не сразу.
- Да, - наконец произнес Грениан. - Что собираешься делать теперь?
Я открыл рот, чтобы ответить и вдруг почувствовал, что мне не хватает слов.
- Не знаю, - прошептал я неожиданно для самого себя. Странное ощущение. Я вынужден был говорить, потому что перестал думать. Я знал одно: мне нужен звук собственного голоса. - Не знаю. Когда останусь один...
- Кончай с этим, - прервал он. - Я хотел только, чтобы ты перестал паясничать. Это не пойдет на пользу ни тебе, ни нам. И незачем ставить свое решение в зависимость от поступков других.
Он задумался, глянул в иллюминатор и улыбнулся, словно увидел что-то. Но не в иллюминаторе. Далеко за ним. В пространстве.
- А что касается работы, - снова заговорил он, - то ты останешься в Комплексе. Не исключено, что у тебя прибавится занятий... вне Земли, - он осекся, отвел глаза и продолжал: - Может, это лучше, а может, нет. Остается вопрос: захочешь ли ты и дальше протестовать против... вечности таким же образом, каким проделал это перед отлетом с Земли? И прежде всего, что ты собираешься делать с собой?
Я долго молчал. Когда наконец смог ответить, мой голос звучал, как обычно. И была в нем уверенность, источник которой находился вне меня.
- Не знаю. Да и какое это имеет значение. Если не я, так вы что-нибудь для меня придумаете. В принципе мне все равно.
Он покачал головой и убежденно сказал:
- Ты прекрасно знаешь, что никто за тебя ничего не придумает... В любом случае у меня к тебе просьба. Когда что-нибудь решишь, приди ко мне. Неважно, что ты скажешь. Правду или нет. Можешь вообще ничего не говорить. Я хочу только взглянуть на тебя... когда ты решишь. Скажем, - он опять улыбнулся, - приглашаю тебя на реванш...
Я кивнул. Не хотел его обманывать. Не хотел многого из того, что случилось.
Я постоял еще немного и молча направился к выходу. Приоткрыв дверь, неожиданно услышал собственный голос.
- А что делать?
Я ждал долго. Его лицо потемнело. Он прикрыл глаза и беспомощно пожал плечами.
- Не знаю... Не знаю...
Игра окончена. Я понял это еще минуту назад, у двери, когда услышал звук собственного голоса здесь. Единственное, что я мог сделать, это перестать на него смотреть. И уйти.
Полдень. В желтом сумраке едва просматриваются обломки скал. Из гладкой слежавшейся пыли торчат острые ребра камней. Отсюда, с Бруно, Солнце уже не кажется звездой. Его свет едва сочится. Плотный и густой, он со всех сторон охватывает скалы и постройки. Этот мир с момента своего зарождения не знал настоящей тени.
Я оторвался от окна и окинул взглядом кабину. Собственно, не кабину даже, а что-то вроде застекленной террасы. Отсюда открывался вид на могучие сооружения ретранслятора, размещенного в неглубоком кратере, на пылевую пустыню и каменные иглы, вызывающие в памяти позднюю готику. Астероид, зернышко, затерявшееся в мире больших планет, обращался вокруг оси не быстрее, чем одна из них. Как раз с такой скоростью, чтобы человек мог чувствовать себя здесь как дома. Хотя бы в этом. И чтобы мог ежедневно приходить сюда, на террасу, поглядеть сквозь стеклянную стену на Землю.
Я взглянул на часы. Одиннадцать. Через полчаса надо быть в диагностическом кабинете. Обо мне не забыли. А может, решили дать мне эти три недели на то, чтобы я познал истину о себе самом. Или чтобы они сумели извлечь эту истину из меня.
Я пришел сюда без определенной цели. Не в поисках уединения. На станции его было предостаточно. Монтажники улетели десять дней назад, а те, что остались, ни на шаг не отходили от экранов. Системы памяти компьютеров принимали с Земли кучу препарированной применительно к обстоятельствам информации о людях. У меня не было ни малейшего желания слушать. Впрочем, никто мне и не предлагал. Я свое сделал. Никто не замечал моего присутствия, за исключением, быть может, Грениана, которой, кстати, после того памятного "не знаю" не удостоил меня ни словом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});