Читать интересную книгу Как пальцы в воде. Часть 2 - Виолетта Горлова

Нам предстояло еще много работы; очень важно было раскопать побольше информации о Ларсе Слэйтере. У меня не было никаких сомнений, что у парня имеется внушительный «шкаф» для хранения своих «скелетов», и вряд ли он жаждет их демонстрировать. Талантливый «ботаник», похоже, был не так прост, как Полин Форестье. Хотя кое-что в этой тихой, серенькой мышке заставляло меня призадуматься. Интересно, какое мнение составил о ней Фрэнк? Пока его глаза, ставшие почти синими благодаря искусственному освещению, с сочувствующей нежностью и симпатией взирали на предмет моих противоречивых и сложных размышлений. И самое главное, интерес Тодескини к девушке был искренним! Я не мог и не хотел этому верить! Неужели все, окружающие меня личности, включая Клео(!), перманентно лицедействуют? Или мы все так противоречиво устроены?… Проявляем сочувствие к харизматичному преступнику, но можем походя смертельно обидеть близкого человека? Мой мозг вновь попытался устремиться к своему любимому занятию – бесплодному философско-созерцательному «мыслеблудию», но внутренний голос (мой или «шизофренический»?) гаркнул моим нейронам: нет(!), и серое «думающее вещество», по-видимому, испугавшись, вернулось к нашим баранам, то бишь – к Фрэнку и Полин.

Я попросил девушку подробнее рассказать о дневнике профессора Биггса. Хотя ничего нового к той, ранее сказанной и размытой, информации, она не добавила. Но меня грела мысль, что благодаря мисс Форестье у нас теперь есть адрес психиатрической клиники (хотя Полин утверждала, что это не клиника, а пансионат для одиноких людей), где проживала ее мать.

Поев свинину в сидре, оказавшуюся действительно очень вкусной, мы выпили кофе и попросили у девушки разрешения посетить мадам Сорель, ее мать. Мисс Форестье обрадовалась и разрешила, не забыв проинструктировать нас о предпочтениях своей матери в еде.

Как водится, я попросил Полин позвонить, если она еще что-нибудь вспомнить, даже незначительную, на ее взгляд, деталь. Она томно промурлыкала: «Да, да, конечно!». При этом ее повлажневшие глаза неотрывно смотрели в лицо Фрэнка. И что я должен был делать? Принимать этот, почти интимный, стон мисс Форестье (серенькой мышки? или влюбленной кошки?) за согласие мне позвонить… или это было согласие на что-то другое, и, очевидно, связанное не со мной?

Тодескини воспринял откровенное томление девичьей души (впрочем, и тела, по-видимому, тоже) как само собой разумеющееся:

– Мы будем ждать! – сладострастно выдохнул этот рыжий клоун и лучезарно улыбнулся (прямо-таки, новое Солнце взошло в старом, темном пабе!).

Когда мы вышли из паба, сумерки уже полностью отвоевали небесное пространство у солнечного света, готовясь передать свою власть наступающей ночи. К позднему вечеру заметно похолодало, поднялся ветер, агрессивный и влажный. Над потемневшим парком медленно и тяжело собирались толстые, будто раскормленные, тучи.

Вдохнув свежий воздух, чуть острый от застывшей в нем влаги, я невольно ускорил шаг, заметив, что уже на полшага отстаю от Фрэнка, и если мне не ускорить свой темп – рискую добежать до моего жилища последним. Но ожидаемый дождь, судя по всему, пока еще не созрел и спустя пару минут, оказавшись в парке под шатром густой листвы, мы стабилизировали ритм своих шагов и перевели дыхание. Вновь глубоко вдохнув и медленно выдохнув, елейным голосом я спросил у этого любимчика «грызунов и кошачьих»:

– Ну и что ты думаешь об этой… девушке?

– Только не надо грязных намеков, Марк. И скажу тебе, как друг… Слащавый тон твоего голоса меня несколько напрягает. Ну ладно, сейчас мы одни. Но если рядом будут посторонние – они могут неправильно оценить мою ориентацию… да и твою тоже, – пропел он фальцетом. – Что же касается мисс Форестье, подозреваю, что наше мнение об этой непростой девушке примерно одинаково. Полин угостила нас хорошим «коктейлем», но «украсила» его фальшивыми ягодами. – Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая, очевидно, какого-то комментария.

– Что тебя натолкнуло на этот вывод?

– Она часто отводила взгляд, и что-то в интонации, пожалуй… Ты знаешь, я не психолог и не профайлер, – чуть рассерженно ответил он. – Мне трудно объяснить… в некоторых моментах нашей беседы я ощутил ее искусственность или фальшь, и даже не в ее голосе… Короче, просто почувствовал.

– Скорее я с тобой соглашусь, но не во всем… – Чуть прищурившись, я искоса взглянул на приятеля: – Я как раз подозреваю, что Полин преподнесла нам абсолютно фальшивый «коктейль», а вот «ягоды» на нам были, скорее всего, настоящие.

– Возможно, – задумчиво ответил Тодескини.

Некоторое время мы с Фрэнком шли молча, погруженные в собственные размышления, во всяком случае, я был занят именно этим. Когда мы уже подходили к моему коттеджу, мой приятель спросил, задумчиво почесывая щетину:

– И как теперь мы сможем оценить полученную от Полин информацию?

– Пока не знаю. Надо все обдумать, а желательно еще и проверить.

– И когда мы летим на Корсику? – поинтересовался Фрэнк, радостно и широко улыбаясь.

– Думаю, послезавтра.

– Отлично. Но я забыл сказать тебе еще об одном… Мне показалось, что готовность Полин нам помочь была все же искренней. Хотя ты ее лучше знаешь.

Фрэнк, я знаю ее ненамного больше твоего. У нас с Полин до сегодняшнего вечера был всего лишь один обстоятельный разговор. А насчет твоего вывода… Дай мне пару минут подумать, – попросил я, открывая ключом дверь и входя в прихожую.

Включив настенный светильник, я снял легкую куртку и повесил ее на вешалку. Пока Фрэнк любовался своим отражением в зеркале, висящем в холле на стене, я прошел в гостиную. Клео спала в кресле-качалке, но почувствовав мой приход, приоткрыла один глаз. Следом за мной подошел и Тодескини. Убедившись, что мы пришли вдвоем, кошка частично прикрыла свою красивую мордашку не менее красивым хвостом и вновь погрузилась в сон. Однако я предполагал, что эта плутовка притворяется. И когда к пепельной холке Клео Фрэнк протянул руку с намерением ее погладить, кошка вынырнула из своего пушистого «пледа» и, открыв изумительные глаза, довольно прогнулась.

Оставив нашего гостя на ее попечение, я прошел в кухню. Время было уже позднее, но ложиться спать в десять вечера мне было непривычно, а уж Фрэнку – тем более. Мы не закончили еще наше обсуждение, поэтому план работы, который нужно было сделать перед сном, не требовал дополнительных пунктов.

Вынув из холодильника початую бутылку виски, содовую и пакет молока, я налил любимый напиток Клео (не алкоголь и не содовую, безусловно) в ее мисочку, а нам с Фрэнком смешал по коктейлю, без кальция, но с этанолом.

Когда я вошел в гостиную, наш гость увлеченно работал за своим лэптопом. Поставив бокалы с напитками на кофейным столик, я прошел к окну. Сгущающийся мрак ночи и нависшие тучи обещали беззвездную ночь, казалось, что даже тусклый, будто призрачный, свет садовых фонарей бесследно поглощается этой тьмой. Несколько минут я стоял у окна, вглядываясь в непроглядную темноту, словно она могла ответить на мои вопросы. И этот процесс ничего не принес мне, кроме тоскливого, тягостного ощущения тупика. Вдруг где-то далеко яркой стрелой молния прочеркнула мрачное, беспросветное небо, послышались раскаты грома. Чтобы оградить себя от дальнейшей рефлексии, я отошел вглубь комнаты и включил в гостиной верхнее освещение. На душе стало уютнее, да и в комнате – тоже. Оживившаяся кошка, уступив мне место в кресле-качалке, прошмыгнула на кухню. А я уселся в обычное кресло, находящееся рядом с сидевшим на диване Фрэнком, по-джентльменски оставив нагретое Клео место для нее самой. Тодескини, похоже, абсолютно меня не замечал, скорее всего, он сейчас был вне времени и пространства; спрашивать его о чем-либо в такие минуты было бы просто недопустимо («абонент не доступен»), нужно было дожидаться, пока он сам не соизволит заговорить. Если у него сегодня что-нибудь выгорит, то послезавтра, после визита к миссис Старлингтон с отчетом о нашем расследовании и церемонии похорон Лоры, можно будет лететь на Корсику.

Глотнув напиток, я стал вносить записи в свой блокнот, который оставил здесь еще днем. А затем без всякой системы стал просматривать заметки, сделанные мною ранее. Этот процесс освежил мои воспоминания, но ничего нового я из них не выудил. В размышлениях прошло более получаса. Возвратившаяся Клео запрыгнула в кресло-качалку и, положив мордочку на лапки, стала смотреть на Фрэнка. Действительно, за мимикой Тодескини было занятно наблюдать. Он то напряженно хмурился, сдвигая на переносице брови, то замирал и откидывался на спинку кресла, погружаясь в раздумья, а затем вновь с блестящими от азарта глазами приступал к своей «игре». Свет, просачивающийся сквозь желтый абажур торшера, немного задевал лицо Фрэнка, и его волосы у основания лба немного взмокли то ли от комнатного тепла, то ли от напряжения. Клео также увлеченно наблюдала за молниеносными движением пальцев нашего гостя. Странно, я ведь тоже часто печатаю на клавиатуре компьютера, конечно, намного медленнее Тодескини, но никогда она не удостаивала меня таким пристальным вниманием.