Читать интересную книгу Товарищ Богдан - Борис Раевский

— О, я охотно! — Журавская вся расцвела от похвалы.

Прямо от нее князь приказал везти себя к Бушу, богачу пивовару.

Разговор с Бушем был короток.

Деловой толстячок пивовар сразу ухватил выгоду хитроумного плана и согласился пожертвовать две тысячи «Союзу».

— На зубок! — засмеялся он. — Новорожденному!

Кроме того, Буш охотно предоставил свой огромный каменный дом для первого торжественного собрания «Союза».

— Мои слуги примут всех приглашенных. Встретят самым радушным образом, — пообещал он губернатору. — Будто это не рабочие хамы, а по меньшей мере графы пожаловали. Ну, и пиво — всем вдоволь. Разумеется, бесплатно.

— Все это превосходно, — сказал князь. — Но, прошу вас, передайте всем нашим заводчикам и купцам. Пусть поддержат «Союз». И не скупятся!

…Вскоре по Екатеринославу поползли слухи: новый «Рабочий союз»… Нечто грандиозное! Свои школы, библиотеки, оркестры… Уже собрано от благотворителей чуть не 150 000! А во главе «Союза» — сам губернатор!

Журавская исподволь составляла списки «надежных» мастеровых. Каждому такому «надежному» вручался отпечатанный в типографии пригласительный билет. На квадратике толстой меловой бумаги, наверху, под красивой виньеткой, крупные буквы:

«Наш добрый друг!»

И внизу чуть помельче:

«Приглашаем тебя стать членом своего родного „Рабочего союза“. Первое собрание имеет быть в доме Буша, что по Малой Садовой..»

…Бабушкин, узнав о затее князя, насторожился.

Да, хитро задумано!

Вроде бы о благе рабочих печется его сиятельство. И какую уйму деньжищ тратит! Благодетель — и только!

Попробуй растолкуй каждому мастеровому, что это обман. Тонкий обман! Скажут: сам ведь ты всегда призывал учиться и читать книги. А теперь — на попятный?

Слесарь Матюха, друг Бабушкина, пришел к нему хмурый. Протянул белый квадратик.

— Вот, любуйся!

— Я уже видел, — Бабушкин мельком глянул на пригласительный билет. — Неужто тебе дали? В благонамеренные, значит, попал?

Матюха усмехнулся:

— Куда мне! Не заслужил! Это я у одного парня взял. Так, на время…

Они задумались. Что же предпринять?

— Из наших кто-нибудь приглашен? — спросил Бабушкин.

Матюха отрицательно мотнул головой.

— Никто? Совсем?

Матюха снова мотнул головой. Он сердито курил, нещадно дымя.

— А у Буша, говорят, целый пир затеяли, — сказал он. — Одного пива — десять бочек! Да раков, говорят, две тыщи заказано. Расщедрился старик.

— И многие пойдут?

— А конечно! Все, кто приглашен, все и пойдут. А чего им не идти?

Бабушкин задумался. И впрямь — чего им не идти? Приглашают с умом — только «надежных». Темных, недавно прибывших из деревни. Или хозяйских подлипал.

Чего им не пойти? Посидеть в богатом, светлом и красивом барском доме. На мягких креслах. В уютных гостиных. Честь какая! Сам губернатор там будет! И к тому ж — пивцо даровое…

Как же бороться с этим «Рабочим союзом»?

— А может, сходку устроить? — в раздумье предложил Матюха. — И на сходке все растолковать?..

— Так тебе и поверят! — покачал головой Бабушкин. — И что ты скажешь? Обман? А доказательства?

Матюха задумался.

— Да, не годится, — согласился он. — И не пойдут эти… «надежные»… к нам на сходку.

Со злости он еще гуще задымил.

Бабушкин и Матюха в тот вечер долго ломали головы, но так и расстались, ничего не придумав. Это было во вторник, а собрание у Буша назначено на пятницу. Значит, оставалось всего три дня.

Всю среду Бабушкин раздумывал: что же делать?

Может, раздобыть как-нибудь пригласительный билет и самому пойти к Бушу? И выступить там. Да, прямо там, на собрании. Вот будет номер!

Но, пораздумав, Бабушкин отверг этот план.

Во-первых, ему, наверно, и слова там не дадут.

А во-вторых, губернатор и полицмейстер знают, что он сидел в тюрьме, выслан из Питера и живет под гласным надзором.

Если он так вот, открыто, выступит, полицмейстер или кто другой сразу заявят, что он — «государственный преступник», «известный смутьян».

А эти «надежные» преступнику, конечно, не поверят. И кончится все лишь тем, что его, Бабушкина, опять в тюрьму загребут.

Нет, надо придумать что-то похитрее.

Бабушкин разделся, лег и, казалось, заснул. Но и во сне ему мерещился князь Святополк-Мирский (Бабушкин ни разу не видел его, но знал, что похож князь на Петра). Вот расхаживает князь — огромный, тучный — по своей гостиной. И ухмыляется. И усы у него подергиваются. Точь-в-точь как у Петра.

А то вдруг всплывал перед глазами пивовар Буш (его Бабушкин однажды видел, он проехал мимо в пролетке). Низенький, кругленький, с толстой палкой в руке.

А потом внезапно появлялся Матюха и с серьезным видом городил что-то несуразное: предлагал взорвать дом пивовара или подкупить сторожа-ингуша — пусть зарежет князя, или подсыпать в бочонок с пивом снотворное. Вот все на собрании и заснут…

Бабушкин дергал головой, метался в кровати.

И вдруг… Когда упорно думаешь о чем-то, всегда случается внезапное, счастливое «вдруг».

Бабушкин «вдруг» придумал.

И все так просто! Как он раньше не сообразил?!

Едва дождавшись рассвета, Бабушкин помчался к Матюхе.

— Познакомь меня с двумя-тремя рабочими. Из тех, кто приглашен к Бушу. Можешь? Только нынче же!

— А зачем? — Матюха спросонья часто хлопал ресницами и потирал подбородок кулаком.

Но едва Бабушкин рассказал ему свой замысел, Матюха сразу проснулся.

— Ловко! Ну, держись, князь!

— Только посмекалистей выбери. И похрабрее.

…В тот же вечер в трактире «Париж», неподалеку от заводских ворот, Бабушкин ждал Матюху с рабочими.

Трактир только назывался громко, а на самом деле — просто подвал с потрескавшимися стенами и разводами сырости на низком сводчатом потолке.

Матюха что-то не шел. Бабушкин уже съел и щи и рубец. И газету всю прочитал, даже объявления.

Подошел к зеленому бильярдному столу, стал наблюдать за игроками.

Когда-то, в юности, любил Иван погонять шары. Любил ощутить в руке приятную тяжесть кия. Любил четкий удар, когда костяной шар с треском влетает в лузу. Но все это было давно. А в последние годы ни разу не держал Бабушкин кия. До того ли? И так времени в обрез.

Наконец явился Матюха.

— Задержали! Опять «экстра», чтоб она провалилась!

Вместе с Матюхой в трактир вошли еще трое рабочих. Двое — совсем молодых, третий — постарше.

— Федор, — сказал тот, что постарше, и пожал Бабушкину руку.

— Федор, — повторил молодой и тоже протянул руку.

— Федор! — произнес и третий, курносый и весь в веснушках. И засмеялся.

— Шуточки? — Бабушкин повернулся к Матюхе. — Или нарочно подстроил?

— Какие там шуточки?! — Матюха пожал плечами. — Так уж получилось. Три Федора. Как на заказ. И все трое приглашены к Бушу.

— Ну, вот что, — Бабушкин окинул быстрым взглядом шумный, заполненный людьми трактир. — Тут не поговоришь.

Они вышли на улицу. Неподалеку зеленел сквер с чахлыми кустами. Моросил мелкий, как пыль, дождичек, и на скамейках — ни души.

— Прелестное местечко! Словно специально для нас! — Бабушкин сел.

Рядом устроились Матюха и все три Федора.

— У меня к вам дело, — сказал Бабушкин. — Очень важное, очень серьезное дело.

Огромный дом Буша сиял огнями. Обычно этот дом сверкал так лишь во время балов. Но тогда к нему подкатывали легкие коляски с гостями, а сейчас к широкому подъезду один за другим тянулись рабочие.

Шли принаряженные, в новых, тщательно отглаженных рубашках и до блеска начищенных сапогах. Волосы у многих были аккуратно причесаны и смазаны: у кого — маслом, а у кого — и бриллиантином или помадой.

У входа каждого встречал величественный, похожий на дьякона швейцар и с поклоном «просил пожаловать».

В гостиных сновали лакеи. На столах стояли огромные посудины с пивом, маленькие плетеные корзиночки с раками, блюда с закусками.

Рабочие поначалу чувствовали себя неловко, говорили шепотом и не знали, куда приткнуться.

Но вскоре все освоились. Голоса зазвучали громче, стучали пивные кружки, где-то уже слышался смех.

Появился и сам губернатор. Грузный и улыбающийся. А когда некоторые рабочие вскочили из-за стола, здороваясь с ним, князь громко, простецки-добродушно прогудел:

— Сидите, сидите! Я рад видеть вас здесь, друзья мои!

И всем стало легко и просто.

Вскоре всех пригласили в залу.

Там уже стояли рядами кресла. А на маленькой домашней сцене, где во время балов располагался обычно духовой оркестр, стоял теперь столик.

— Господа! — сказала Журавская. Она была в строгом темном платье и почти без украшений. Лишь браслет на руке. На сморщенном личике ее сейчас пылали огромные глаза, и от этого Журавская казалась даже красивой. — Господа! Сегодня один из счастливейших дней в моей жизни. Сегодня мы создаем «Рабочий союз»! Во имя культуры и прогресса!