Она вслушивалась более внимательно. В то время, как ее уши становились огненно-красными, она осознала, что это было именно то, о чем она думала.
Нет, ужасно! Как мог он, человек благородного происхождения и наследник двух больших усадеб, якшаться с опасными рабочими и, очевидно, проповедовать их дело?
— Скоро придет время для публичного выступления, — сказал один из наименее культурных участников.
Маркус Тране казался деятельным, но еще колебался.
— Вам не кажется, что мы должны рискнуть?
— Безусловно, — ответили остальные. Этого ответа он, видимо, желал.
— С нами многие, — сказал Тране. — Я слышал о молодом писателе, который говорит в пьесе о нашем деле. Его зовут Генрих Ибсен. Вы что-нибудь знаете о нем? Нет, я тоже нет, но мы должны быть благодарны за все, что может способствовать делу. А в газете из Мольде была напечатана статья, от которой будто пахнет серой. Статья Бьёрстерне Бьёрнсона. Правда, там были преувеличения, но, но… Чем больше будет с нами, тем лучше! Как дела в твоих краях, Вильяр?
— Я не хотел много спрашивать в моем согне, предпочитаю держаться там незаметно, — ответил Вильяр. — Но я справлялся в Лиере и Сандвике. Там нас много. Но не в Аскере.
Белинда сидела, как на иголках. Не удивительно, что он боялся попасть в тюрьму. Это случилось бы немедленно, если бы она проболталась. Но она ничего не скажет. Хотя ей надо попытаться обратить его на путь истины. Он не мог долго заниматься тем, о чем здесь была речь. Неужели он не понимал, каким страшным мерзавцам он помогал?
Она понимала немногое из того, о чем говорили. Что-то об общем избирательном праве в зависимости от того, владел ли ты чем-то или нет или какое положение занимал в обществе. Они говорили о торговле и о монополии в национальной торговле и о том, чтобы крестьяне получили землю.
— Самое важное, — сказал Маркус Тране, — это радикализировать средний класс и создать демократическую партию с упором на радикальный средний класс, имеющий право голоса.
Белинда энергично тряхнула головой, чтобы попытаться прочистить мозги и лучше понимать. Но больших способностей, чем уже имеющиеся, у нее не обнаружилось. Она слышала, что они планировали большое собрание. Примерно на святки. Неужели они осквернят Рождество своей отвратительной деятельностью?
О, что ей делать? Она должна спасти Вильяра!
Он был таким привлекательным, сидящий за самым большим столом среди других мужчин! Ей казалось, что он выглядел таким смелым, и это было мнение, к которому она пришла совершенно самостоятельно. У него было, правда, жесткое лицо с резкими чертами лица и ледяными глазами, но он был и изящен, по-своему. Она обратила внимание на то, какое уважение оказывали ему другие, как внимательно они его слушали. Лишь один раз он посмотрел на нее и быстро и ободряюще ей улыбнулся. Это сделало ее такой счастливой. Но она была и ужасно озабочена. Как ей заставить его понять пагубность того, что он делал?
Один из мужчин что-то рассказывал… Она непроизвольно прислушалась и вдруг заинтересовалась. Речь шла о бедной семье, где было много детей. Ее выбросили на улицу, потому что муж больше не мог работать. У них была единственная комната для родителей и восьми детей, и они брали туда квартирантов, чтобы заплатить за жилье! В основном шлюх, которые могли принимать там своих клиентов. Но полиция остановила это, и у семьи не осталось ничего. Теперь они были совершенно бездомными, а на пороге стояла зима.
А затем была другая история. О каких-то беднягах, которые всю жизнь работали на богатых и никогда вообще не получали никакой оплаты за труд. Теперь они больше не могли работать. Выбросить их вон!
Рассказывалось много историй. О жизненных условиях, таких страшных, что они ей и не снились. Портнихи, вынужденные сидеть за жалкие гроши всю ночь за работой, только потому, что господам нужны наряды на праздник. Хуторяне, прислуга, нижние чины…
Но это же было точно так, как дома у родителей! У фру Андерсен было пятеро маленьких детей, но она была вынуждена работать в доме родителей Белинды с раннего утра до позднего вечера. Когда она, собственно, видела своих детей? Когда они видели свою мать? Белинда никогда не смотрела на фру Андерсен под другим углом, чем мать. Мать Белинды говорила о том, что в этих кругах плохо с моралью — пьянство, ужасные обычаи, никакой культуры… Да, но что было делать беднякам? Какие они имели возможности, чтобы что-то понимать в культуре или хороших застольных обычаях или в красивой речи? Чем они могли себя порадовать? Бутылкой самогона и карточной игрой, танцами по субботним вечерам и, возможно, душеспасительной беседой с глазу на глаз? Да, это были не собственные мысли Белинды. Это один из участников встречи говорил как раз об отсутствии культуры у бедных и невероятно быстром росте населения, именно в этих слоях общества. И даже о том, что, сумев одолеть некоторые наиболее страшные эпидемии, добились избытка людей в стране. А от этого только увеличилась бедность.
Маркус Тране, вероятно, сознавал, что здесь была очень большая группа избирателей. Но главной целью его деятельности была не работа с ними, а необходимость поднять из болота этот бедный класс. Но прежде он, видимо, работал для блага среднего класса.
О, какой стыд испытывала Белинда! Почему никто не рассказывал ей раньше, что народу жилось трудно? Потому что слова «народ» не касались людей из ее мира, ее дома. Потому что точка зрения родителей была вколочена в нее с детства. Она не знала никакой другой стороны общества.
Внезапно собрание закончилось. Она очнулась, чувствуя в груди тяжесть от сострадания и грусти. Вильяр взял с собой какие-то бумаги и несколько газет. Все пожелали друг другу доброй ночи.
На обратном пути Белинда была сначала очень молчаливой. О том, о чем она собиралась сказать, она промолчала. Слова казались теперь глупыми, мелкими. Вместо этого она произнесла:
— Я, пожалуй, должна знать больше.
— Да, — коротко сказал он.
Как это прекрасно — он точно знал, что она имела в виду! Но он ничего не объяснял. Когда они скакали по направлению к Драммену, она была слишком потрясена случившимся в Элистранде, чтобы заметить, как близко друг от друга они сидели на лошади. Теперь было иначе. Политическая встреча, словно вата, легла между настоящим моментом и неприятными переживаниями. Теперь она почувствовала опять, что она — молодая женщина, а не мертвое, как камень, тело. Он был теплым и сильным, его руки держали ее так надежно. И хотя сидеть было неудобно, на обратном пути даже хуже, она бы не хотела променять эту поездку верхом на что-то другое, даже на самую приятную в желтом экипаже! Она тихонько засмеялась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});