Вильяр соскочил с коня и опустился перед ней на колени.
— Что это с тобой? — спросил он, и хотя он был взволнован, после того, как чуть не затоптал ее, она почувствовала дружелюбие в его голосе.
— Не могу возвращаться туда. Но Ловиса… — говорила она, дрожа. Он взял ее за руку.
— Что случилось? И как это ты выглядишь? Было темно, но он заметил, что ее платье разорвано впереди.
— Белинда! Отвечай, что случилось.
Но она не могла заставить себя об этом говорить. К тому же, она еще не отдышалась. Он зажег огонь и осветил ее.
— Боже мой, — прошептал он. А затем он закричал в бешенстве: — Боже мой!
Белинда закрывала лицо руками и плакала.
— Он был так ужасен! Я не хочу вспоминать его глупые выдумки.
— У тебя кровь вокруг рта. Что…
— О, я укусила его за ухо. Тогда я вырвалась. Он был так глуп.
— Белинда! Белинда! — Вильяр встряхнул ее. — Сделал ли он тебе что-то? Удалось ли ему?
— Он был совершенно ненормальным, — всхлипывала она. — Я знаю, я понимаю так мало. Но я убежала.
Он смотрел на нее с выражением безнадежности.
— Думаю, что ты избежала, — пробормотал он. — Но это была, конечно, не его заслуга. Он поднялся.
— Проклятая свинья! Неужели он не видит разницы между обычными девицами и… Господи, я мог бы убить его своими собственными руками, я мог бы…
Он обессиленно замолчал.
— Что мне делать? — всхлипнула она. — Я несу ответственность за маленькую Ловису, но все, чего я хочу — прийти сегодня вечером в Гростенсхольм. Я не имею сил возвращаться, не могу, не смею!
— Ты и не должна этого делать. Но мои бабушка и дедушка уехали, они у нотариуса. Там же и мои родители, так что дом в усадьбе Линде-аллее тоже пуст. И как раз сегодня вечером. Что будем делать?
— Фру Тильда тоже там, — плакала Белинда. — Потому и началась эта напасть. И тогда он сказал, будто Сигне хотела, чтобы я…
Гнев Вильяра разгорелся с новой силой. Он снял с себя плащ и накрыл им Белинду.
— Вот! Завернись в него! И жди меня здесь.
— А если придет он? — сказала она, всхлипывая.
— Он не придет, об этом я позабочусь. Но спрячься среди деревьев, если ты чувствуешь себя там в большей безопасности. Тебе придется остаться, ничего не поделаешь. Я сейчас вернусь. Договорюсь и насчет Ловисы. И поедешь со мной.
Затем он вскочил на коня, и стук копыт стал удаляться — в направлении Элистранда.
Белинда прошла несколько шагов в сторону от дороги, нашла место, чтобы сесть и завернулась в короткий теплый плащ. Для нее он был более, чем просторный. Она слегка принюхалась. Пахло чем-то хорошим, чистым и мужественным, не то, что противные вещи господина Абрахамсена… Нет, она не станет о нем думать, иначе ее стошнит.
Она должна уехать отсюда с Вильяром? Это звучало увлекательно. Но куда? Куда он должен был направиться? Она надеялась, не к нотариусу. Потому что там была фру Тильда. А ее она не может видеть именно сейчас, вечером.
А потом? Боже правый, что ей делать? Пока она сидела и пыталась привести в порядок порванное платье, она стала думать о случившемся. И чем больше она думала, тем более жалкой чувствовала себя. Минуты шли.
Белинде было над чем поразмыслить. Чего-то устыдиться, потихоньку посмеяться над собой. Она была достаточно глупа, да! Но ведь никто никогда не хотел ей что-то объяснить. С «глупой Белиндой» не было смысла о чем-то серьезно говорить. Ее можно было дразнить. Выдумывать нелепые истории, об аисте и «берегись, Белинда, трубочиста, потому что он ставит метки, так что мама увидит это!». И «где ты была, Белинда? У тебя на спине солома! Ты не на гумне была с парнем?» Смех и хихиканье.
Она издала жалобный, печальный вой. Это было совсем не забавно — быть тем, над кем все потешались. Как бы там она ни говорила самой себе, что приятно иметь клоуна в семье.
Повариха и ее помощница проснулись в своей каморке в Элистранде. Помощница откинула со лба ночной чепец и зажгла свечу. Они испуганно уставились друг на дружку.
— Спаси и сохрани, — прошептала повариха. — Может, они среди ночи забивают поросят?
— Это визжит господин Абрахамсен, — сказала помощница.
— Может, у него ужасный запор?
— Нет, послушай!.. Кто-то его здорово колотит. Слышишь, он страшно испуган!
— Вот ужас, — сказала помощница и спустила с кровати свои жилистые ноги. — Что же тут происходит?
Они возились, надевая на сорочки верхнюю одежду, затем притащились на кухню.
Теперь в доме было тихо. Минуту они постояли, держа перед собою свечу, не зная, что предпринять.
— Где горничная? — прошептала повариха.
— Кари? Гуляет с парнем из хутора, так я полагаю. После ужина она улизнула с таким виноватым видом, что, видно, ей нужно было туда.
Они вздрогнули, так как из дома послышался звук приближавшихся тяжелых шагов. Дверь на кухню распахнулась.
— Есть ли здесь кто-нибудь? — произнес незнакомый мужественный голос, еще дрожавший от гнева. — А, отлично! Не присмотрите ли немного этой ночью за ребенком? Фрекен Белинда не придет домой, а господин Абрахамсен… чувствует недомогание.
Затем он захлопнул дверь и ушел. Женщины долго смотрели друг на дружку.
— Сумасшедший из Гростенсхольма, — прошептала кухарка, вытаращив глаза. — Как бишь его зовут?
— Вильяр Линд из рода Людей Льда. Ну, теперь ждать грозы.
Когда Белинда услышала конский топот, она поднялась и встала у обочины. Она пыталась стереть с лица все следы слез, но это было не так легко. Она расчесала пальцами волосы. Глупый узел на затылке, сделанный Гербертом, она распустила уже на лестнице в Элистранде, испытывая отвращение к этой прическе.
Вильяр остановился перед нею.
— Ну, как дела?
— Лучше, — сказала она. — Теперь я спокойна.
— Хорошо. Я позаботился о том, чтобы никто тебя больше не мучил. Давай, садись впереди меня. Нам нужно сразу трогаться, я опаздываю.
Она влезла на спину лошади и нашла устойчивое положение. Когда он обнял ее, по ее телу прошла дрожь, но это было совсем не так, как с господином Абрахамсеном. Это ощущение было гораздо приятнее.
Какое-то время они ехали молча. Мимо церкви, миновали Гростенсхольмский приход. Белинда не достаточно ориентировалась, чтобы понять, куда они направлялись. Она заметила, что он был очень взбудоражен и что ему было трудно успокоиться. Белинда сказала:
— Ты мой друг, не так ли?
— Да, разумеется.
— Могу ли я говорить с тобой откровенно?
— Это называется дружбой.
— Да. — Она немного помолчала. Правильно формулировать мысли никогда не было сильной стороной Белинды. — Я была очень глупой, — призналась она.
— Каким образом?
— Нет, это так трудно объяснять. Ты понимаешь, я ничего не знала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});