13 февраля. Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Время отвечать и рабу Божию Петру о четыредесятидневном посте. Если он просит благословения на сей подвиг как на такой, на который он уже решился (подобно как если бы богомолец, отходя из Лавры, просил благословения на путь, в который он непременно пойдет), то мой долг рещи от сердца: да благословит Господь подвиг его и да поможет совершить оный со вниманием и смирением, к очищению и просвещению. Но если, прося благословения, он и вопрошает, предпринять ли подвиг, то это дело иное. Думаю, что для разрешения сего вопроса нужно более знать и ближе видеть устроение вопрошающего, нежели возможно мне в настоящем случае, кроме того, что не сужу себя достойным разрешить то, что далеко от моего опыта. Примеры же отцев, сколько знаю, различны» (Письма преподобному Антонию. С. 207. № 250).
14 февраля. Резолюция на консисторском определении об отказе церковному причту в ходатайстве о признании земли– церковной: «Консистории надлежало в точности исполнить сию резолюцию, имеющую свое основание, именно то, чтобы Консистория решила только первый вопрос, можно ли по сему производить дело и как. Сим предупреждалась запутанность дела и напрасная забота для Консистории, есть ли она станет производить дело, которого производить не следует. Консистория на предложенный резолюциею вопрос не отвечала мне и, выступив за пределы предписанного, спросила причт и постановила определение как бы о деле рассмотренном и решенном, хотя рассмотрение не было полное. Посему действие Консистории не признаётся правильным и рекомендуется ей исполнить резолюцию в точности» (Резолюции. Т. 4. С. 113–114. № 9276).
• Резолюция на представлении от правления Московской духовной академии перевода Толкования св. Иоанна Златоуста на Послание св. апостола Павла к галатам, составленного наставниками Московской духовной семинарии для предложения Святейшему Синоду: «Перевод, по моему мнению, полезно было бы поручить пересмотру одному из цензурных комитетов, например: “Видишь ли ненасытимую душу?”– По-русски это– укоризна; а в словах святого Златоуста должна быть похвала св. апостолу Павлу. Или: “Сказавший: по времени сем прииду и будет Сарре сын, вошел в утробу Сарры и образовал младенца.”– Здесь тщательно взвесить должно выражения подлинника, чтобы черты рождения Исаака не были смешаны с чертами воплощения» (Резолюции. Т. 4. С. 172–173. № 9395).
18 февраля. Письмо отцу: «С участием узнал я о болезненном припадке, случившемся в Вами при окончании Богослужения. По письму Вашему вижу, что случай сей прошел благополучно: мне кажется, однако, что неизлишне принять оный как возбуждение внимания к охранению здоровья» (Письма. 1882. С. 355. № 412).
20 февраля. Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Что не поставляете амвона для преосвященного Анастасия, это не грех. В Успенском соборе и стоит амвон, но на него не входят служащие архиереи, если не члены Св. Синода или Синодальной конторы <…> Правила заботятся о внимании народа к местному архиерею, а находящемуся в чужой епархии велят устраняться от сего. Конечно, долг служащего зреть ко Господу, а не окрест себя; но нам прилично почтить его любовию, только не человекоугождая против правил» (Письма преподобному Антонию. С. 208–209. № 251).
21 февраля. Резолюция на рапорте благочинного о нерадивом отношении диакона к должности: «Неговорение диаконом проповедей показывает или нерадение, которого нельзя оставить без исправления, как замеченного и прежде, или, что еще хуже, расстройство жизни. Редкое приобщение Святых Таин противно церковным правилам и обнаруживает неблагоговение и небрежение о чистоте совести, священнослужителю особенно не приличное <…> Послать его в Песношский монастырь на две недели для испытания в поведении и для увещания, чтобы он в священнослужении сохранял приличное священнослужителю усердие к Святым Таинствам, чтобы все обязанности службы исполнял неопустительно, чтобы охранял себя от невоздержания и светской рассеянности; как же он во всем испытании себя окажет и, особенно, будет ли усердно приступать к святым тайнам с очищением совести, о том настоятель донесет мне обстоятельно» (Резолюции. Т. 4. С. 114–115. № 9277).
23 февраля. Резолюция на представлении конференции Московской духовной академии с просьбой разрешить передачу в Правление академии книги «Рассуждение о ересях и расколах, бывших в русской церкви со времени Владимира Великого до Иоанна Грозного» с проектом исправления в погрешительных местах: «Посмотрите, например, на страницу 119: “И божественную службу совершающе, ядше и пивше, и Тело Христово ни во что же вменяюще, яко просто хлеб” и проч. Далее: “Здесь видим, что еретики не отвергали и Евхаристии, а только не называли ее таинством”. Верно ли видит здесь сочинитель? – Совсем нет. Что жидовствующие не могли еще совсем бросить христианское Богослужение, дабы не обличить себя и не остановить самим распространение секты, лицемерно и с презрением приступали к святейшей Евхаристии как будто к простому хлебу, следует ли из сего, что они не отвергали Евхаристии? Далее на той же странице сочинитель не верит, чтобы поздние жиды распространяли свою религию, – и думает, что для них довольно было защищаться. Совсем неосновательно! В наше время знаем, что жиды распространяли свою религию между русскими. Сочинитель мог бы знать, что в епархии, где он родился, в недавние годы два прихода по благости Божией очищены от многочисленного общества жидовствующих, которого распространителем был жид, живший на винном заводе, в Рязанской губернии» (Резолюции. Т. 4. С. 173–174. № 9396).
24 февраля. Письмо архимандриту Иеремии (Соловьеву)[57]: «Теперь пишу, потому что не так нездоров, как прежде, и потому что заставляет нечто сказать пребывающий в вашей Академии и обители г. Геппер. Он перевел пространный катехизис на немецкий язык и написал о нем письмо к одному берлинскому профессору, письмо, которое назначил для напечатания и которое не только может возбудить против себя похвалою своему и уничижением чужаго, но прямо подаст против себя оружие. Когда говорит: «на востоке предвечная Истина приняла грешное тело наше». Вы верно учили г. Геппера, что предвечная Истина приняла не одно тело наше, но целое естество человеческое, и отнюдь не грешное, но без греха» (ДЧ. 1886. Ч. 1. № 1. С. 124).
• Письмо матери: «Мое здоровье исправилось так, что довольно легко выхожу к должности, только слишком удобно принимаю простуду. Невестке и детям благословение Божие призываю, и себе Вашего матерняго прошу благословения» (Письма. 1882. С. 351. № 403).
25 февраля. Письмо Е. В. Новосильцевой: «Хорошо, что о. Макарий[58] доволен Москвою; и то не худо, что сбирается во своя. Что касается до предприятия благородной и благочестивой девицы N. сотрудничествовать миссии, не знаю, хорошо ли поймет сие настоящий век и оставит ли доброе, но не обычное дело без искушения. О сем писал я к о. Макарию. Любопытно знать, как он принял мои мысли и как будет поступлено» (Письма. 1911. С. 205).
26 февраля. Резолюция на рапорте Звенигородского духовного правления о недоверии диакона наместнику при разбирательстве по доносу на дьячка: «Диакону объявить, что есть ли имеет причины к сомнению в беспристрастном суждении наместника, то может просить, чтобы он при суждении его дела в духовном Правлении не присутствовал» (Резолюции. Т. 4. С. 115. № 9278).
27 февраля. Мнение о воспрещении раскольникам продавать венчики для умерших лиц православного исповедания: «Неужели достоинство раскольника так беспримерно высоко, что дает право на нарушение законов и на контрабанду? Спешить обыском, думаю, бесполезно, ибо раскольники конечно уже знают, что делается, и возьмут свои меры; но чтобы вернее решиться на что-нибудь, не угодно ли прежде всего взять от Преосвященнаго Рижскаго сведения, печатанный ли найден венчик или рукою написанный или нарисованный? Так же как теперь, можно было спросить: как раскольники исполнят свой раскол, если запретить печатание раскольнических книг в раскольнических типографиях? Однако сей вопрос не помешал запретить; и это сделано еще в то время, когда не так ясно видели потребности ограничивать раскол» (Мнения. 1905. С. 66).
• Из воспоминаний епископа Никодима (Казанцева): «27 февраля 1840 г. во вторник 1-й недели поста я был в церкви Московского подворья, чтоб послушать чтение великого канона. Народу много до сущей давки. Митрополит Филарет читал канон перед царскими дверями смиренно, как монах пустынный. Читал ясно, но без экспрессии, монотонно, как читал бы простой неученый Иеромонах. Меня это удивило. Сколько я слыхал ученых Настоятелей, обыкновенно читают этот канон с выражением. Урок нашей суетности! Филарет ли не умел бы прочитать канон Св. Андрея ораторски? Не скрою, однако, что легкая декламация, по крайней мере ударения на словах более значащих, будут не лишни, в таком пылающем чувствиями каноне» (Казанцев. С. 61).