рудника в Медном. Или ты хочешь, чтобы я это Ваньке Соболю поручил?!
Жесткий наезд вразумил Калиду, но остаток обиды еще плещется в его глазах, и я добавляю совершенно искренне.
— По уму мне бы самому в Твери надо было остаться, и отсюда за все ниточки дергать. Сидеть в кресле, в тепле, и стратегии разные строить, как и положено большой шишке, а не бросаться самому все дыры затыкать. Так надо было бы сделать, но в Полоцке ситуация такова, что боюсь без меня парни не справятся, а только дров наломают. Вот и приходится мне самому по морозу тащиться черти-куда, а здесь оставлять того, кому я могу доверять. — Смотрю ему прямо в глаза. — Понимаешь, того, кому я могу доверять как самому себе!
Вижу, проняло. Калида успокоился и начал мыслить трезво.
— Я тебя понял, консул! — В его голосе даже послышалась так не характерная для него эмоциональность. — Можешь за Тверь не волноваться, я не подведу!
* * *
Укатанный зимний тракт, петляя ползет вверх к вершине холма. По обеим сторонам сплошной стеной высятся вековые сосны и ели, укрытые белыми шапками снега. Низкие серые облака плывут буквально над головой, заслоняя солнце и превращая день в бесконечные сумерки.
У меня ощущение, будто я еду по дну глубокого каньона, а бьющий в лицо мелкий колючий снег — это порыв песчаного вихря.
«Да уж, — мрачно кутаюсь в воротник тулупа, — вот только пронизывает не жаром, а холодом».
Две сотни всадников, растянувшись длинной заснеженной лентой, двигаются по узкой дороге. Я еду в голове колонны, впереди меня только два кардона разведки, дальний и ближний.
Стряхнув с плеч снег, выпрямляюсь и окидываю взглядом всадников. Люди устали, уже вторую неделю в пути, и, кажется, конца и края не будет этим сугробам, ветру и бесконечной дороге.
Впереди в мрачной пелене прорезались силуэты всадников.
«Раз передовой отряд не поднял тревоги, значит свои!» — Успеваю подумать, прежде чем различаю остроконечные башлыки своих разведчиков.
Тройка всадников все ближе, и в снежной пелене я уже вижу, что с ними катится еще и лыжник в белом маскхалате. У меня сразу же вспыхивает тревожная мысль.
«Неужели наши не успели, и литовцы первыми вошли в город!»
Поднимаю руку, останавливая колонну. Теперь мне уже хорошо видны лица всадников из ближней разведки. Их десятник, придержав своего коня в шаге от меня, кивнул на лыжника.
— Вот, господин консул, нашу заставу встретили! Этот с тобой хочет говорить!
Кивнув, всматриваюсь в черты лыжника и узнаю в нем Митроху, одного из взводных Соболя.
Скинув с головы капюшон, тот поднимает на меня взгляд.
— Здравия желаю, господин консул!
Предчувствуя дурные новости, пытаюсь не выказывать признаков тревоги.
— И тебе здоровья, Митроха! — Спрыгиваю с седла и, отдав повод своей кобылы подскочившему ординарцу, вновь поворачиваюсь к посланцу. — Говори, чем порадуешь?!
Потеребив на голову шапку, тот развел руками.
— Да нечем радовать, господин консул! Меня вот навстречу вам послали, дабы предупредить, что литвины впереди.
— Так! — Я останавливаю его сбивчивый рассказ. — Стоп! Давай-ка теперь с самого начала и по порядку.
— По порядку?! — Тут стрелок довольно осклабился и прошелся вызывающе-насмешливым взглядом по лицам возвышающихся над ним всадникам. — В Полоцк мы вошли первыми. Всю дорогу шли с конницей вровень, но после Великих Лук мы срезали через лес и оторвались. Так что в город мы вошли первыми. Литвы там еще не было, но в кремль нас пускать не захотели. Открыли ворота только к вечеру, когда примчался господин Куранбаса с княжичем. Тот долго ругался, но ему ворота все ж открыли. Там в городе я вам скажу, такая неразбериха стояла, что не поймешь кто за кого. Одни на нас волком смотрели, а другие вроде бы привечали. В общем, зашли мы в кремль, а на следующий день княжич Константин со своими присными начал недоброжелателей своих вязать да в поруб бросать, и тут замятня возникла. Людей его на посаде порезали, и пришлось нам вмешаться. Только-только вроде бы порядок навели, как тут литвины нагрянули. Много их было, сотни три не меньше, и тогда господин Кранбаса приказал в бой не вступать, а отдать литве посады и отходить к детинцу. В общем, заперлись наши в кремле и решили вас, господин консул, дожидаться, а меня с моим десятком на встречу вам отрядили, дабы предупредить об опасности.
Выслушав посланца, я задумался.
«Что делать дальше?! Товтивил так просто город не уступит, он в законном праве, в завещании его имя значится. Кстати, а где оно завещание?»
Бросаю на Митроху испытывающий взгляд.
— Куранбаса больше ничего не просил передать? Про бумаги там какие, или еще что?!
Боец отрицательно машет головой, и я понимаю, что даже если завещание все еще в Полоцке, то им сейчас не до того.
Мысли вновь возвращаются к тому, что же предпринять.
«Сил с литовцами у нас сейчас поровну, но это может измениться в любой момент. Товтивил, наверняка, послал за подмогой! Или нет?! Он же ведь думает, что Константин заперся в кремле с полутора сотней дружинников, а то, что я на подходе, он вряд ли догадывается. Это плюс, и хорошо бы ударить, пока у нас еще есть это преимущество внезапности».
Едва решив, тут же начинаю сомневаться.
«Равное количество у нас весьма условно. У Товтивила дружинники в полной броне и рубаки опытные. В открытом бою мои против них не потянут. Каждый литвин двоих, а то и троих стоит! Вот ежели на дистанции их держать, тогда да! Тут мы их перещелкаем на раз два!»
Вижу, что все смотрят на меня и ждут решения, которого у меня пока нет. В глубине души я все же надеялся войти в город раньше Товтивила и уже оттуда вести переговоры в условиях, когда время играет на нашей стороне. Сейчас ситуация, конечно, лучше, чем если бы кремль первыми заняли литовцы, но все же требует проработки. Лезть в драку без разбора дело дурное.
Махнув рукой, командую привал, а сам отхожу в сторону, чтобы мне не мешали.
В голову лезут всякие мысли, и одна бредовее другой.
«Что делать?! Посылать за подмогой, но ведь и к Товтивилу тоже подмога может подойти. Сейчас получается, что кремль наш, а весь нижний город в руках литовцев. А что горожане?! Да черт их знает! Наверное, сидят по норам и ждут, кто кого одолеет. Было бы хорошо их на свою сторону переманить, но в этих условиях такое, пожалуй, нереально. Тут скорее надо опасаться, как бы они на сторону Товтивила не встали».
Последнее утверждение вдруг наводит