— В Лос-Анджелесе, — она пробежалась змеиным розовым язычком по блестящим сочным губам. — Почему бы вам не навестить меня на съемочной площадке?
* * *
На другое утро Лаки с трудом продрала глаза и растолкала Олимпию. Они торопливо оделись и едва успели на линейку.
Поговорить удалось только во время перерыва на обед. Девушки взяли свои тарелки с картофельным салатом и устроились на травке.
— Ты почему сбежала? — лениво осведомилась Олимпия. — Пропустила самый кайф.
— Какой кайф?
— Ну — тискаться, ласкаться, щупаться… М-м-м!.. — Олимпия блаженно прикрыла глаза и расплылась в улыбке. — Это было что-то!
Лаки была потрясена.
— Как — со всеми?
— Конечно же, нет, дурашка! Я выбрала того, кто мне больше всех понравился, — она вдруг приняла озабоченный вид. — Неужели тебе ни один не понравился?
Лаки закусила нижнюю губу. Вообще-то она положила глаз на одного парня, но он даже не взглянул в ее сторону. Все они пялились на Олимпию.
И вообще, что она, Лаки, знает о мальчиках, сексе и всем таком прочем? Ровным счетом ничего. Ну, знает, конечно, техническую сторону: что куда и тому подобное. Но если говорить об опыте, то его кот наплакал. Ноль без палочки. Она даже ни разу не целовалась.
— Ну? — напомнила о себе Олимпия.
— Ах да… Э… Прямо не знаю…
— Ты когда-нибудь этим занималась?
— Я свободна…
— Трахалась с парнем?
— А ты?
— Почти, — загадочно ответила подруга. — «Почти» — самый кайф и есть, — она затолкала в рот ложку салата. — Если хочешь, я тебя научу.
Лаки кивнула. Она понятия не имела, что значит «почти», но была заинтригована.
Олимпия выдавала информацию урывками, наспех и зачастую в самое неподходящее время и в самых неподходящих местах. Ей вдруг приходила в голову мысль, и она должна была немедленно ее высказать. Например, прошептать на занятиях по домоводству:
— Начинать нужно с поцелуев. Тяни поцелуй как можно дольше, чтобы самой насладиться. Парням только дай волю: они норовят воткнуть и вынуть — и все удовольствие!
На лекции:
— Лезут за пазуху — пусть! Это самый кайф! Кстати, где твои титьки?
День на размышления, а затем:
— Лучший способ увеличить грудь — это дать потрудиться над ней какому-нибудь парню. Откуда, ты думаешь, у меня такие мячики?
Через неделю — горячее:
— Если парень скажет, что хочет просто полежать рядышком, ничего не делая, — не верь! Брешет!
— Захочет целовать тебя там — пусть целует!
И наконец:
— Сосать — может быть приятно. Только не позволяй ему кончать тебе в рот. Это хуже лука: потом несколько дней не избавишься от привкуса.
Основательно подковав Лаки в теории секса, Олимпия взялась за ее внешний вид.
— Да ты, оказывается, сногсшибательная девчонка! — воскликнула она после того, как Лаки зачесала волосы назад.
Та посмотрела на себя в зеркало и почувствовала легкое возбуждение. Она и впрямь классно выглядела: лет на восемнадцать-девятнадцать. Что бы сказал Марко, увидев ее такой?
— Пожалуй, пора нам сгонять в деревню, — сказала Олимпия и подмигнула. — Посмотрим, как ты усвоила мои уроки.
* * *
Вскоре Джино Сантанджело сделался частым гостем на съемочной площадке нового фильма Марабель Блю. Он приезжал в блестящем черном «кадиллаке» (поговаривали, будто изнутри он обшит сталью, а затемненные стекла пуленепробиваемы); в сопровождении двух телохранителей выходил из машины и, заняв свое постоянное место в студии, наблюдал за работой мисс Блю.
Захватывающее зрелище! Она могла дубль за дублем садиться в лужу, но зато уж когда у нее получалось, это было настоящее чудо!
Марабель Блю. Урожденная Мери Белмонт. Ей было шестнадцать лет, когда она впервые появилась в Голливуде после победы на конкурсе юных талантов. Год жила впроголодь. Потом поумнела — пустила в ход отпущенное природой. Вышла замуж за ветерана Голливуда, известного каскадера. Его наука и поддержка спасли ее от превращения в очередную голливудскую проститутку.
И вдруг, словно метеорит, вспыхнула ее слава. Муж был отодвинут в тень: Марабель поняла, что он вредит ее имиджу. Она — свободная женщина. Ей было всего двадцать лет.
Джино лег с ней после второго свидания. Она оправдала его надежды.
Его самочувствие улучшилось. Он трахает бабенку, по которой сходят с ума мужики всего мира!
Марабель Блю!
Он не любил ее, но сделал своей постоянной подругой.
* * *
Лаки было немного не по себе в шмотках Олимпии. Юбка была коротковата, белые туфли жали, свитер болтался, как на вешалке.
Они прикатили в деревню и повторили прошлый маршрут. Но теперь Лаки тоже была в центре внимания. О власть одежды и косметики!
Урси — так звали понравившегося ей парня. Ему было восемнадцать лет, и он немного говорил по-английски. После кофе и короткой светской беседы он очень вежливо пригласил ее прогуляться.
Олимпия подмигнула и утвердительно наклонила голову. Великое мгновение! Посмотрим, способна ли ее ученица выполнить «почти»?
Урси довел ее до опушки леса, а затем расстелил на траве свой пиджак. Они молча сели, и он тотчас дал волю рукам.
Лаки ударилась было в панику, но уже в следующее мгновение вспомнила наставления подруги. Она отстранилась и спокойно произнесла:
— Чего спешишь, как на пожар? Успокойся.
Обещание в ее голосе оказало на парня умиротворяющее действие. Он стал целовать ее в губы — мокрые поцелуи взасос, которые показались ей довольно противными. Лаки зажмурилась и в душе понадеялась, что потом привыкнет. Мало-помалу ей стало даже приятно, а когда он начал тискать груди, и совсем хорошо. Олимпия была права: это — самый кайф!
Урси стащил с нее свитер и был явно разочарован слаборазвитыми выпуклостями. Тогда его руки устремились ниже и запутались в застежках юбки.
— Погоди! — резко приказала она. — Сначала я хочу посмотреть на тебя.
Он с величайшим удовольствием расстегнул брюки и извлек свое сокровище.
Лаки бережно взяла его в руку и благоговейно выдохнула:
— Ух ты!
Этот возглас воспламенил Урси до такой степени, что, прежде чем Лаки поняла, что происходит, он сделал в ее руке несколько движений взад и вперед и выбросил победную струю.
Лаки отшатнулась.
— Фу! Испачкал мне юбку!
— Лапочка, — сказал он по-английски. — А ты и правда славная девочка!
Лаки усмехнулась. Она почувствовала свою силу и намеревалась повторить эксперимент.
Стивен, 1965
— Твоя беда в том, что ты по-настоящему так и не почувствовал на своей шкуре, что значит быть черным. У тебя сознание белого человека, — сказала Дайна Мгамба, радикально настроенная жена Зуны Мгамбы. Да, Зуна остепенился. После нескольких лет метаний в разных направлениях на одной демонстрации в защиту прав черных и цветных он встретил Дайну, влюбился и за одну ночь стал другим человеком.