Мрачный огонь сверкнул в глазах краснокожего.
— Один Ваконда знает, что будет завтра, — заметил он.
— Что хочет сказать вождь? — спросил его дон Мигель.
— Ничего кроме того, что сказал.
— Брат мой поедет со мной в лагерь?
— Олень возвратится в город Небесная Гора, чтобы оберегать тех, кто ему поручен.
— Как скоро мы увидимся?
— Может быть, и скоро, — уклончиво ответил индеец, — но брат мой не говорил мне раньше, что он рассчитывает отправиться в город. Когда он поедет?
— Возможно, в первых днях будущей луны. Но зачем вы об этом спрашиваете?
— Брат мой — бледнолицый, а не краснокожий; если сам Олень не проведет его в город, то он не попадет в него.
— Справедливо; в назначенное мной время я буду ждать вождя у подножия горы, у которой мы расстались.
— Олень придет туда.
— Хорошо, я полагаюсь на вас. Теперь я должен вас оставить; ночь быстро надвигается, поднялся сильный ветер, я должен ехать.
— Прощай! — ответил вождь, не пытаясь удержать его. Молодой человек, простясь с ним, вскочил в седло и пришпорил коня.
Олень задумчиво поглядел ему вслед. Когда он скрылся за группой деревьев, индеец свистнул два раза по-совиному; по этому сигналу ближайшие кусты осторожно раздвинулись, и из них появился человек.
Выйдя из кустов, человек этот подозрительно огляделся, подошел к индейцу и остановился перед ним.
Это был дон Стефано Коэчо.
— Ну что? — спросил он.
— Отец мой слышал? — вопросом на вопрос ответил индеец.
— Все от слова до слова.
— Что же хочет делать мой отец? Гроза уже начинается.
— То, о чем был уговор. Воины вождя готовы? Где они?
— В назначенном месте.
— Так едем.
— Едем.
Оба эти человека, давно уже знавшие друг друга, отлично поняли один другого.
— Идите, — сказал громко дон Стефано.
Тотчас же появились двенадцать мексиканских всадников.
— Вот подкрепление на случай, если ваших воинов будет недостаточно, — сказал он индейцу.
Тот принял недовольный вид и ответил, презрительно пожимая плечами:
— К чему двадцать воинов против одного?
— Потому что этот человек стоит сотни! — ответил дон Стефано так убедительно, что вождь задумался.
Они поехали.
Дон Мигель продвигался вперед; он не подозревал о заговоре, замышляемом в эту минуту против него, и ускорял свою езду не из опасения, а потому, что ветер ежеминутно усиливался и дождь обильными каплями уже пробивался сквозь листву. Во время езды он раздумывал о разговоре с краснокожим, припоминал его выражения и чувствовал серьезное беспокойство, тайную боязнь, в которой не мог дать себе ясного отчета. За умышленной уклончивостью индейца ему виделась измена; он припоминал, как дикарь неоднократно запинался в разговоре с ним. Он опасался, как бы с девушками не случилось какого-нибудь несчастья. Его беспокойство возрастало еще и потому, что он не знал, каким способом убедиться в верности человека, которого он подозревал в измене.
Вдруг в темноте ослепительно сверкнула молния; его конь отскочил в сторону, и две или три пули просвистели в нескольких дюймах от его лица.
Молодой человек выпрямился в седле. Он находился посреди ущелья, глубочайшая тьма окружала его со всех сторон, ему казалось, что вокруг него двигались неясные человеческие фигуры. В ту же минуту раздалось еще несколько выстрелов, одна пуля сбила с него шляпу, несколько стрел пронеслось мимо его лица.
— Изменники! — громко воскликнул дон Мигель; сдавив коня коленями, он взял в зубы поводья, в обе руки — по пистолету и помчался вперед, почти лежа на шее коня. Раздался ужасный военный клич, смешавшийся с бешенными проклятиями.
Дон Мигель промчался как вихрь через толпу неизвестных врагов, стреляя из пистолетов в уже настигавших его разбойников. Болезненные и яростные крики, пули и стрелы неслись за ним; он отчаянно отстреливался, восклицая:
— Измена! Измена!
Вдруг раздался сильный голос:
— Смелее! Смелее! Мы здесь!
В ту же минуту раздалось три выстрела, и три пули врезались в толпу неизвестных врагов, которые в свою очередь вынуждены были защищаться от неизвестных защитников дона Мигеля.
— Ага! — насмешливо воскликнул дон Мигель. — Бой теперь будет равным! Вперед, друзья, вперед! — И они устремились на толпу врагов.
— Бейте его! Бейте его! — рычал человек, с яростью накинувшийся на него со своей саблей.
— А! Так это вы, достойный дон Стефано Коэчо! — воскликнул дон Мигель. — Я знал, что мы еще встретимся, ваш голос выдал вас.
— Смерть ему! Смерть! — ответил тот.
Оба человека сшиблись друг с другом, и тот, в ком дон Мигель узнал дона Стефано, покатился на землю.
— Победа! — кричал дон Мигель, поражая своей саблей всех, кто попадался ему под руку.
Неизвестные ему друзья не отставали от него. Откуда они явились? Этого он не знал, да и спрашивать об этом не было времени. Напавшие враги, несмотря на все усилия, не могли долее удерживать позицию и разбежались во все стороны.
Ущелье было пройдено. Никакое серьезное препятствие больше не останавливало дона Мигеля; он пришпорил коня, и благородное животное удвоило быстроту бега.
Облегченно вздохнув, молодой человек огляделся кругом: его защитников нигде не было видно, они мгновенно пропали, как по волшебству.
— Что это значит? — прошептал он.
В ту же минуту он почувствовал, как будто кто-то кнутом ударил его по левой руке — ее задела пуля. Рана эта напомнила ему настоящее его положение.
Его враги собрались с силами и снова погнались за ним. Впереди себя он слышал шум желтоватых волн речки Рубио, сделавшейся уже бурным потоком; казалось, гнев Божий соединился с гневом людским, чтобы подавить его и уничтожить. Тогда-то им овладел ужас, он счел себя погибшим, и из неустрашимой груди его вырвался стон, услышанный охотниками.
Однако преследователи быстро настигали его. Не колеблясь, не раздумывая более, он устремился с конем в поток; двадцать пуль вспенили вокруг него воду, он смело обернулся, в последний раз выстрелил из своих пистолетов, с криком, на который охотники ответили: «Смелее!»
Но последнее усилие лишило его остатка сил; сжав в отчаянии поводья своего коня, он без чувств упал в реку, прошептав погасавшим голосом: «Лаура! Лаура!»
Два выстрела перекрестились над его головой: один был выстрелом человека, стоявшего на берегу, а другой — Верного Прицела. Незнакомец зарычал, как хищный зверь, присел, покачнулся, будто пьяный, и пропал.
Кто был этот человек? Умер он или только был ранен?
ГЛАВАXIV. Путешественники