в школе учителем истории. Выйдя на пенсию, бросился писать научные труды, заявив, что наконец-то для этого появилось время.
И он не сумасшедший, нет. Это Михаил Егорович сумасшедший. Шпионы ему мерещатся, а чтоб не мерещились, с ним стоит просто согласиться и поболтать. А у Павла Федоровича было не сумасшествие, а что-то другое.
Пострашнее.
Это приключилось пару лет назад. От Павла Федоровича ушла жена, даже не ушла, а сбежала… заявив, что он мертв. Да, ходит, разговаривает, ест, но не как живой человек. Поначалу решили, что она не в себе, но понаблюдали за Павлом Федоровичем и поняли, что ей это не мерещится.
Почему — неизвестно, но он и впрямь стал если не мертвецом, то роботом. Роботом, которого завели, чтобы он ходил, смотрел телевизор, читал газеты, ложился спать… и все. Никаких эмоций. Посидел вечером не шевелясь перед телеком и отправился в кровать. Утром проснулся, молча оделся, позавтракал, пошел в магазин. Почти не разговаривал. Конечно, если что-то важное надо обсудить, то поговорит, но даже слова у него стали какие-то ненастоящие, пластмассовые.
Особенно жутко он смотрел телевизор. Застыв, как каменный истукан. Уставится немигающим взглядом на экран и смотрит.
Пришли к Павлу Федоровичу врач и участковый, но как пришли, так и ушли. Непонятности в поведении есть, но закона человек не нарушает, в мире ориентируется, социалистический строй не критикует.
Жена, однако, имела свое мнение, и к Павлу Федоровичу не вернулась. Правильно сделала, потому что скоро его обнаружили в лесу развешивающим на веревки мертвых птиц.
Ловил их силками Павел Федорович, убивал и привязывал к протянутым меж деревьев веревкам. Как белье сушат во дворе, один в один.
После такого обсуждать стало нечего. Милиция, скорая помощь, санитары, смирительная рубашка и дорога в психиатрическую клинику. Когда его выводили из подъезда, Павел Федорович плакал и кричал "он умирает", "он ослабел", "его уже нет". О ком была такая печаль, не сообщил. Эмоции, однако, у него появились, аж удивительно.
Пролечили Павла Федоровича специальными препаратами и выписали из больницы. Улучшение вроде наступило. Щеки порозовели, смеяться начал, перед телевизором сидел теперь не как статуя.
Спустя два года люди забыли те события. Списали на белую горячку, хотя Павел Федорович не пил. Подыскали нестрашное объяснение. Но слишком необычно все выглядело. Как в фантастической книге.
…Прошли мы мимо Павла Федоровича, поздоровались. И он с нами поздоровался.
А потом окликнул.
Мы посмотрели друг на друга и медленно повернулись.
— Он снова придет! — заявил Павел Федорович со счастливой улыбкой, поднялся с лавочки и ушел в свой подъезд.
5
Дед Павла Федоровича не любил. Они были знакомы, дед заходил к нему домой, читал то, что он написал, и они подолгу разговаривали-спорили. Дед называл его идеи "теорией мира-муравейника", встревожился, когда Павел Федорович спятил, а после его выздоровления зловеще сказал, что "то ли еще будет".
Глава 10 Загадка кремлевских портретов
1
…Школа у нас не очень большая. Несколько сотен учеников — далеко не рекорд. Центральномосковские огромней в десятки раз.
Но классов и в нашей приличное число. На первом этаже первоклашки, у них отдельный коридор, ковры, как в детском саду, и закрывается коридор на замок, а то не уследишь и школьники-детсадовцы с криком хаотично разбегутся. Артем, когда был маленьким, и сквозь замок пару раз убегал.
Ниже — гардеробный подвал. Точнее, не подвал, а полуподвал. Маленькие окошки на самом верху, выше уровня земли. Часть подвала-полуподвала огородили высоченно-металлическим забором-стеной и выпилили в нем прямоугольные отверстия, в которые ученики сдают свои куртки на повешение.
Раньше одежду вешали роботы. Человекообразные, неуклюжие и медлительные. Рот до ушей, которых нет, и глуповатая улыбка на зубастом лице. Не Чебурашка с нашего двора, но тоже впечатляюще, особенно темным вечером. Модель такая, специально улыбчивая — "робот гардеробный 1913 МН".
Однако справлялись они плохо. Ходили медленно и путались, поэтому их отменили и забрали из школы, оставив только одного. Как объяснил слесарь, у них искусственный интеллект записан в голове на ленту, которая в течении дня магнитофонно перематывается с одной бабины на вторую. А механизм перемотки советские ученые никак не доведут до ума, ленту зажевывает, поэтому робот теряется и забывает, кто он такой и куда ему надо идти.
Теперь вместо роботов дежурные. То есть мы. Раз в пару месяцев приходится дежурить с понедельника по пятницу в своем кабинете (за каждым классом закреплен отдельный кабинет, в котором обитает учитель, зовущийся "классным руководителем"). Оставаться после уроков на час-два, чтобы подмести пол, вытереть доску и т. д. ("т. д." — это сокращенно "так далее").
Но одного робота почему-то не уволили. Оставили с нами. Заняться ему, правда, сейчас нечем, поэтому он целыми днями в глубине гардероба за рядами курток смотрит телевизор.
Артем, узнав об этом, принялся размышлять. Долго ходил, в себя погруженный, точь-в-точь Пушкин в осеннем лесу, почти отчаялся, но потом озарение все-таки пожаловало и написал Артемка на лбу робота невидимой краской нехорошее слово. Такое, которое культурный и воспитанный Пушкин даже мысленно произнести бы постеснялся.
По телевизору в это время шел сериал. Во время сериалов роботы совсем как люди, ничего не замечают.
Голова большая, лоб широкий, слово поместилось запросто, но увидеть буквы можно, только включив ультрафиолетовый фонарик. У Артема он есть.
Вот такая школьная тайна. Останется она на века. Ну кто догадается светить роботу в лицо ультрафиолетом?
А робот, кстати, неизменно принимает участие во всех торжественных мероприятиях наравне с учителями. Так положено. На сегодняшней школьной линейке стоял прям возле директора.
И у меня мысль появилась. Воплотить ее не удастся, но хотя бы помечтать. Прийти в школу ночью и раскрасить ее всю ультрафиолетовой краской. Но не словами всякими, значение которых не до конца ясно, как и значение философских терминов. Я хочу превратить унылые бело-голубые стены-потолки в инопланетный пейзаж. Звезды в черном небе, красное солнце над горизонтом, безжизненная степь и руины древних городов. И никто об этом не узнает. Ты как вор, приходишь ночью и любуешься. Наслаждаешься одиночеством.
Артему я